Цхинвали: Издательство "Ирыстон", 1977. — 210 c.
Одним из величайших памятников духовной культуры кавказских народов
является героический нартский эпос — цикл сказаний о
героях-богатырях нартах. По своей древности, монументальности и
большому культурно-историческому значению нартский эпос может
быть
поставлен в один ряд с такими шедеврами мировой культуры, как «Илиада» и «Одиссея», «Нибелунги», «Песнь о Роланде», «Калевала», «Давид Сасуиский», скандинавские и исландские саги и др. Важной особенностью нартских сказаний является их интернациональный характер, их известность большинству кавказских народов. В наибольшей полноте и богатстве нартский эпос сохранился у осетин. Хорошо известны нартские сказания адыгским народам (кабардинцам, адыгейцам, черкесам) и родственным им абхазам, а также балкарцам и карачаевцам, ингушам и чеченцам, некоторым этнографическим группам грузинского народа (сванам, рачинцам). Нартские мотивы и имя нартов встречаются и в эпических сказаниях народностей Дагестана (аварцев, кумыков, лакцев). При всем своеобразии и специфичности каждой национальной версии нартские сказания кавказских народов имеют много общего. Это проявляется прежде всего в названии «Нарты», придающем эпосу характер единого и цельного эпического цикла, а также в сходстве многих сюжетов, мотивов и имен главных героев. Как и любое другое классическое произведение народного героического эпоса, сказания о нартах изображают историческое прошлое народа, сохранившееся в его памяти в формах монументальной, героической идеализации и характерные особенности общественной жизни, бытового уклада и мировоззрения различных общественных формаций, отразившихся в эпосе. Созданный в период миграции народов, образования племенных союзов и последующей борьбы народа за свою независимость, героический эпос видит меру человеческого в образе идеального богатыря. «Богатырь, воплощающий народный идеал героизма в условиях воинского века, выступает как защитник своего народа, его свободы и независимости в героической борьбе против его исторических врагов и поработителей». Именно такую роль играют в нартских сказаниях Урызмаг, Батраз, Сослан, Созырыко-Сосруко, в роли советчицы которых выступает, как правило, мудрая Сатана. Будучи идеальным воплощением мужественной красоты, силы и отваги, любви к своему народу, готовности к самопожертвованию, ведущие персонажи нартских сказаний сохраняют вместе с тем физический облик человека, постепенно сводимый до монументальных масштабов героической личности. При этом действия нартов нередко происходят на фоне зачастую фантастической обстановки. Тем не менее, сквозь эту оболочку явственно проступают отзвуки каких-то реальных событий и фактов исторического прошлого, интерпретация которых представляет однако немалые трудности. Такое сочетание сказочно-мифологического и конкретно-исторического материала является характерной особенностью нартского эпоса. Вопрос о соотношении между этими элементами решается в пользу первого.
Как отмечал В. И. Абаев, нартский эпос «относится к тому более древнему типу сказочно-мифологических эпосов, где всякая историческая конкретность подавляется и преображается бурным потоком свободного вымысла, фантазии и символики». Это и неудивительно, принимая во внимание напластования различных исторических эпох, отразившихся в эпосе, и неизбежные поправки и дополнения, вносившиеся в сказания соответственно изменению исторической действительности и общественного мировоззрения. Принято считать, что конкретно-исторические события и сюжеты не превалируют в нартском эпосе, а сам он не может быть назван историческим эпосом в полном смысле этого слова. Это однако не означает, что взятый в целом нартский эпос вообще лишен исторической или историко-этнографической основы. Тщательное изучение нартского эпоса с неизбежностью приводит к заключению о том, что в основе многих, может быть даже большинства сказаний о нартах, лежат какие-то исторические события из жизни народа, которые с течением времени получили фантастическое обрамление и приняли монументальный, гиперболизованный характер. Другими словами, за внешней фантастической оболочкой нартских сказаний скрывается «рациональное зерно», извлечение которого составляет одну из главных задач историко-этнографического изучения нартского эпоса. Подобно русскому былинному эпосу, который является важным историческим подспорьем не для восстановления конкретного хода событий истории Руси, а для изучения «народных оценок тех или иных периодов, отдельных событий и лиц», в нартском эпосе также отразилась не история внешних событий и датированных фактов, а история «древнего быта и мировоззрения, народных доблестей и идеалов» (хотя между двумя эпическими циклами существует большое расхождение типологического характера). Именно в этом аспекте нартский эпос является важным источником для изучения этнической истории осетинского народа, а также других народов Кавказа. Следовательно, историко-этнографическое исследование нартского эпоса, наряду с изучением его художественных особенностей и мифологических элементов, является одним из магистральных путей исследования эпоса о нартах. Это следует особенно подчеркнуть, учитывая проявляющуюся в работах некоторых фольклористов нигилистическое отношение к самой возможности исторической интерпретации эпических сказаний. Между тем, на материале нартского эпоса хорошо видно, что необыкновенная живучесть этих сказаний и неувядаемость их художественного обаяния объясняется, прежде всего, тем, что народ чувствовал неразрывную связь этих сказаний со своей историей, видел в их образах и картинах свое прошлое, свою «доподлинную жизнь, свой душевный склад, свои достоинства и недостатки». Тесная связь с историей и этнографией народа является одной из характерных особенностей нартского эпоса. Существование на Кавказе эпоса, единого в основных чертах, но выступающего в различном национальном обрамлении, с неизбежностью вызывает ряд вопросов культурно-исторического характера, Это, в первую очередь, вопрос о происхождении основного ядра нартского эпоса и причинах, способствовавших распространению нартских сказаний у народов, принадлежащих к разным этноязыковым группам: скифо-сарматской (осетины), абхазо-адыгейской (абхазцы и адыгейские народы), тюркской (балкарцы и карачаевцы), вайнахской (ингуши и чеченцы), картвельской (сваны, рачницы). Поэтому на данном этапе глубокое сравнительное изучение национальных версий нартианы как в синхронном, так и диахроническом плане является одной из актуальных задач нартоведения. В свою очередь, успех этой работы во многом зависит от степени изученности каждой из национальных версий. В последнее время, судя по имеющейся литературе, вновь заметно возрос интерес к проблеме происхождения первоначального ядра нартского эпоса и общих элементов ее национальных версий, обусловленных особой теснотой и интимностью существовавших между народами Кавказа культурных и иных связей. Существование по этому вопросу взаимоисключающих концепций и точек зрения настоятельно требует в качестве первоочередной задачи определить удельный вес каждой из национальных версий, т. е. присущий им круг сказаний о нартах.
Эта задача решается исследованием истории сбора и публикаций нартских сказаний.
Рассмотрению указанных вопросов и посвящается данная работа.
поставлен в один ряд с такими шедеврами мировой культуры, как «Илиада» и «Одиссея», «Нибелунги», «Песнь о Роланде», «Калевала», «Давид Сасуиский», скандинавские и исландские саги и др. Важной особенностью нартских сказаний является их интернациональный характер, их известность большинству кавказских народов. В наибольшей полноте и богатстве нартский эпос сохранился у осетин. Хорошо известны нартские сказания адыгским народам (кабардинцам, адыгейцам, черкесам) и родственным им абхазам, а также балкарцам и карачаевцам, ингушам и чеченцам, некоторым этнографическим группам грузинского народа (сванам, рачинцам). Нартские мотивы и имя нартов встречаются и в эпических сказаниях народностей Дагестана (аварцев, кумыков, лакцев). При всем своеобразии и специфичности каждой национальной версии нартские сказания кавказских народов имеют много общего. Это проявляется прежде всего в названии «Нарты», придающем эпосу характер единого и цельного эпического цикла, а также в сходстве многих сюжетов, мотивов и имен главных героев. Как и любое другое классическое произведение народного героического эпоса, сказания о нартах изображают историческое прошлое народа, сохранившееся в его памяти в формах монументальной, героической идеализации и характерные особенности общественной жизни, бытового уклада и мировоззрения различных общественных формаций, отразившихся в эпосе. Созданный в период миграции народов, образования племенных союзов и последующей борьбы народа за свою независимость, героический эпос видит меру человеческого в образе идеального богатыря. «Богатырь, воплощающий народный идеал героизма в условиях воинского века, выступает как защитник своего народа, его свободы и независимости в героической борьбе против его исторических врагов и поработителей». Именно такую роль играют в нартских сказаниях Урызмаг, Батраз, Сослан, Созырыко-Сосруко, в роли советчицы которых выступает, как правило, мудрая Сатана. Будучи идеальным воплощением мужественной красоты, силы и отваги, любви к своему народу, готовности к самопожертвованию, ведущие персонажи нартских сказаний сохраняют вместе с тем физический облик человека, постепенно сводимый до монументальных масштабов героической личности. При этом действия нартов нередко происходят на фоне зачастую фантастической обстановки. Тем не менее, сквозь эту оболочку явственно проступают отзвуки каких-то реальных событий и фактов исторического прошлого, интерпретация которых представляет однако немалые трудности. Такое сочетание сказочно-мифологического и конкретно-исторического материала является характерной особенностью нартского эпоса. Вопрос о соотношении между этими элементами решается в пользу первого.
Как отмечал В. И. Абаев, нартский эпос «относится к тому более древнему типу сказочно-мифологических эпосов, где всякая историческая конкретность подавляется и преображается бурным потоком свободного вымысла, фантазии и символики». Это и неудивительно, принимая во внимание напластования различных исторических эпох, отразившихся в эпосе, и неизбежные поправки и дополнения, вносившиеся в сказания соответственно изменению исторической действительности и общественного мировоззрения. Принято считать, что конкретно-исторические события и сюжеты не превалируют в нартском эпосе, а сам он не может быть назван историческим эпосом в полном смысле этого слова. Это однако не означает, что взятый в целом нартский эпос вообще лишен исторической или историко-этнографической основы. Тщательное изучение нартского эпоса с неизбежностью приводит к заключению о том, что в основе многих, может быть даже большинства сказаний о нартах, лежат какие-то исторические события из жизни народа, которые с течением времени получили фантастическое обрамление и приняли монументальный, гиперболизованный характер. Другими словами, за внешней фантастической оболочкой нартских сказаний скрывается «рациональное зерно», извлечение которого составляет одну из главных задач историко-этнографического изучения нартского эпоса. Подобно русскому былинному эпосу, который является важным историческим подспорьем не для восстановления конкретного хода событий истории Руси, а для изучения «народных оценок тех или иных периодов, отдельных событий и лиц», в нартском эпосе также отразилась не история внешних событий и датированных фактов, а история «древнего быта и мировоззрения, народных доблестей и идеалов» (хотя между двумя эпическими циклами существует большое расхождение типологического характера). Именно в этом аспекте нартский эпос является важным источником для изучения этнической истории осетинского народа, а также других народов Кавказа. Следовательно, историко-этнографическое исследование нартского эпоса, наряду с изучением его художественных особенностей и мифологических элементов, является одним из магистральных путей исследования эпоса о нартах. Это следует особенно подчеркнуть, учитывая проявляющуюся в работах некоторых фольклористов нигилистическое отношение к самой возможности исторической интерпретации эпических сказаний. Между тем, на материале нартского эпоса хорошо видно, что необыкновенная живучесть этих сказаний и неувядаемость их художественного обаяния объясняется, прежде всего, тем, что народ чувствовал неразрывную связь этих сказаний со своей историей, видел в их образах и картинах свое прошлое, свою «доподлинную жизнь, свой душевный склад, свои достоинства и недостатки». Тесная связь с историей и этнографией народа является одной из характерных особенностей нартского эпоса. Существование на Кавказе эпоса, единого в основных чертах, но выступающего в различном национальном обрамлении, с неизбежностью вызывает ряд вопросов культурно-исторического характера, Это, в первую очередь, вопрос о происхождении основного ядра нартского эпоса и причинах, способствовавших распространению нартских сказаний у народов, принадлежащих к разным этноязыковым группам: скифо-сарматской (осетины), абхазо-адыгейской (абхазцы и адыгейские народы), тюркской (балкарцы и карачаевцы), вайнахской (ингуши и чеченцы), картвельской (сваны, рачницы). Поэтому на данном этапе глубокое сравнительное изучение национальных версий нартианы как в синхронном, так и диахроническом плане является одной из актуальных задач нартоведения. В свою очередь, успех этой работы во многом зависит от степени изученности каждой из национальных версий. В последнее время, судя по имеющейся литературе, вновь заметно возрос интерес к проблеме происхождения первоначального ядра нартского эпоса и общих элементов ее национальных версий, обусловленных особой теснотой и интимностью существовавших между народами Кавказа культурных и иных связей. Существование по этому вопросу взаимоисключающих концепций и точек зрения настоятельно требует в качестве первоочередной задачи определить удельный вес каждой из национальных версий, т. е. присущий им круг сказаний о нартах.
Эта задача решается исследованием истории сбора и публикаций нартских сказаний.
Рассмотрению указанных вопросов и посвящается данная работа.