Бобкова М.С., Мереминский С.Г. Терминология исторической науки. Историописание

Подождите немного. Документ загружается.

нальные и местные подразделения), ранее опубликованных про-

граммных материалов различных оппозиций 1920-х годов, пуб-

ликаций периодической печати. В течение 1950-х годов, в связи

с общим курсом «десталинизации», несколько более доступны-

ми стали архивные материалы; нужно, однако, отметить, что и

без них, на основе только официальных публикаций, материала

для размышления было достаточно. Во-вторых, продолжали

действовать крупные обществоведческие исследовательские

центры (ИМЭЛ, ЦПА, подразделения АН СССР и др.); посколь-

ку, как было сказано, национальная политика входила в «ядро»

деятельности Коммунистической партии, то все эти центры так

или иначе занимались и этой проблематикой. «Десталинизация»

включала в себя и поощрение более свободного и творческого

научного поиска (разумеется, в определенных неписаных преде-

лах). Она же, через реабилитацию «репрессированных народов»,

давала стимул обратить внимание именно на прошлое советской

этнополитики. Наконец, появилась, пусть и крайне дозирован-

ная, возможность научного обмена с западным миром.

Историографический анализ показывает, что эффект от

этих возможностей был не слишком велик. Безусловной заслу-

гой исследователей «послесталинского» периода стало привле-

чение местных материалов (включая архивы и газетные публи-

кации) и местных сюжетов. Несколько расширилось (по сравне-

нию с периодом 1930-х – середины 1950-х годов) использование

центральных архивов. Появились крупные работы, охватываю-

щие весь (на тот момент) советский период. В отдельных случа-

ях, достаточно глухо, стали упоминаться «ошибки» этнополити-

ки предшествующего времени – депортации народов. Однако в

целом, по сравнению со «сталинским» периодом, картина изме-

нилась мало. Вместо фамилии «Сталин» начали писать «Полит-

бюро ЦК КПСС», сохранилась старая оценка «национальных

уклонов» и их лидеров, апологетическое отношение к «велико-

му русскому народу» и т. д. Самое главное в том, что сохрани-

лось безусловно одобрительное отношение ко всем решениям

партии-государства в национальном вопросе; никакое из этих

решений не рассматривалось критически, но подавалось как

очередное воплощение некогда раз и всегда разработанной стра-

тегии. Сохранилось и упрощенное до степени изуродованности

понимание марксизма как методологической основы

Наряду с этим традиционализмом, в «послесталинский»

период было опубликовано несколько блестящих исследований,

первым среди которых следует назвать «Становление Россий-

ской Федерации (1917-1922)» О. И. Чистякова (М.: МГУ, 1966).

Появление таких работ показывало, что даже весьма ограничен-

ная «оттепель» создавала предпосылки для очень серьезного

научного исследования.

Для американских исследователей рассматриваемый пери-

од начался не в середине 1950-х, а на рубеже 1940-1950-х годов,

когда стала оформляться советология – специфическое направ-

ление политической науки. Фактологический фундамент ее был

заложен «Гарвардским проектом»; уже в первой половине 1950-

х появились не потерявшие своего значения и до сих пор работы

З. Бжезинского, Э. Карра, Р. Пайпса, М. Фэйнсод и др. Амери-

канские советологи достаточно оперативно воспользовались

новми открывшимися источниками информации: интервью с со-

ветскими эмигрантами, «Смоленским архивом», несколько поз-

же – публикациями стенограмм ранее прошедших съездов

КПСС, возможностью работать в центральных архивах СССР

и т. п. Правда, сохранялось паталогическое недоверие к офици-

ально опубликованной советской статистике, включая материа-

лы переписей. На стороне заокеанских исследоватеелй была воз-

можность сравнивать советский этнополитический опыт с опы-

том многих империй и многоэтничных государств (что счита-

лось в СССР крамолой), а также возможность применять мето-

дики и методологии различных общественных наук, некоторые

из которых в СССР просто не существовали (например, полито-

логия).

После первоначального взлета, который условно можно

назвать «периодом “Гарвардского проекта”», уже к рубежу

См., напр.: Поварницын Б.И. Историография сталинской этнополи-

тики: от политической конъюнктуры – к научному знанию // Историо-

графия сталинизма. М., 2007. С. 356-414; Он же. Нюансы апологетики

(очерк советской историографии сталинской этнополитики, конец

1950-х – середина 1980-х гг.) // КПСС и номенклатура в советском об-

ществе. Пермь, 2007. С. 144-154.

1950-1960-х годов в советологии наступил научный упадок. Ис-

кусственное самоограничение в источниках привело к удручаю-

щему взаимному цитированию и повторению одних и тех же

штампов; публикации подгонялись под модель тоталитаризма

(которая, сама по себе, вполне оправдана и жизнеспособна в

науке). В результате многие научные силы, не имея (а скорее –

считая, что не имеют) возможности для серьезного политиче-

ского исследования, погрузились в “area studies” и “country

studies”, которые можно, с некоторой натяжкой, считать анало-

гом советского увлечения региональными этнополитическими

исследованиями того же времени. Действовало несколько мощ-

ных специализированных исследовательских центров (напри-

мер, Гарвардский центр украинских исследований); однако их

потенциал уходил либо в чисто этнографические труды, либо в

сильно идеологизированную критику советской действительно-

сти, не подкрепленную должным фактическим материалом. В

результате, к событиям конца 1980-х годов американская сове-

тология подошла столь же неподготовленной для их оценки (не

говоря уже об их предсказании), как и отечественное общество-

ведение. При этом, как и в СССР, время от времени появлялись

отдельные блестящие работы (например, «Восстанут ли нерус-

ские?» А. Дж. Мотыля); но научное сообщество в целом отводи-

ло им лишь маргинальную роль «игр разума».

Сравнивая два синхронно идущих историографических

процесса в условиях, казалось бы, совершенно несравнимых по-

литической, идеологической, научной ситуаций в СССР и США,

мы получаем многие схожие промежуточные выводы и почти

совпадающий конечный результат. Две разные историографиче-

ские ситуации привели почти к одному и тому же. Очевидно,

единственное, что объединяет эти две ситуации – высокая сте-

пень идеологизированности науки. Причем идеология породила

в свое время «политический заказ» на активное развитие этно-

политических исследований; она же поставила рамки этому раз-

витию, а эти рамки, в свою очередь, привели к конечному упад-

ку. Как в постосоветских государствах, так и в США начало

1990-х годов дало старт следующему периоду развития обще-

ственных наук.

Ю.Е. Ивонин

Политическая история: нарратив,

историописание, исследование?

Политическая история имеет два важных аспекта. Во-пер-

вых, практически все исторические сочинения с древности изла-

гали преимущественно события политической истории. Так что

у политической истории давняя и достаточно устоявшаяся тра-

диция. Во-вторых, политическая история всегда пользовалась,

особенно это касается политических биографий, значительно

большей популярностью у широкого читателя, чем другие

направления исторической науки. В ней гораздо больше занима-

тельности, читабельности, интересных сюжетов и т.д. Но, с дру-

гой стороны, не так уж много носящих действительно объектив-

ный характер сочинений по политической истории. Отсюда со-

мнения в том, насколько политическая история является наукой

в силу нередко преобладания нарратива и историописания.

Казалось бы, сторонники традиционной политической ис-

тории сдали свои позиции, особенно после того, как стал оче-

видным кризис немецкого историзма, но к 80-м – 90-м гг. про-

шлого столетия выявились моменты, обозначившие ее возро-

ждение. Государство никуда не исчезло, теперь это более чем

очевидно, и именно государственным деятелям теперь прихо-

дится во все большей и большей степени отвечать на вызовы

времени, наступившие в результате безудержного экономиче-

ского либерализма. В опубликованных в 80-х гг. прошлого века

двух подряд книгах американский политолог Р.Гилпин подчерк-

нул острую необходимость интегрировать исследования между-

народной экономики и изучение международной политики для

того, чтобы углубить понимание действующих сил в мире. Он

же отметил, что на рубеже 70-х – 80-х гг. серия драматических

событий показала, что в международных отношениях произо-

шел существенный переворот и мир узнал, что он вступил в пе-

риод неопределенных политических изменений. В 1985 г. в Кем-

бридже вышел из печати сборник статей под редакцией П.Эван-

са, Д.Рушемейера и Т. Скокпол под характерным названием

«Приводя государство обратно». Спустя десять лет амери-

канский историк Д.Киршнер в журнале «Journal of Modern His-

tory» опубликовал статью с не менее четкой ориентацией – «Го-

сударство возвращается». А через два года француз А.Гуери в

журнале «Анналы» в статье «Историк, кризис государства» за-

метил, что наше время историк ввиду кризиса «государства все-

общего благоденствия» все больше должен говорить о государ-

стве, когда ответственные политики и их советники и публици-

сты не знают, что сказать о государстве, кроме того, как крити-

ковать его или заявлять о кризисе. В эти же годы последовала

целая серия изданий, финансируемых Европейским научным

фондом, по проблемам происхождения государства нового вре-

мени

Многие уже устаревшие принципы и методики политиче-

ской истории были обоснованы в XIX в. Л. фон Ранке, положив-

шим в их основу идею «как это в действительности» происходи-

ло. Причем дипломатическая история делала подчиненной себе

и в известной степени вторичной внутриполитическую историю

и конституционную историю. Но и это был не нарратив и не

просто историописание, а характеристика процессов и событий

с точки зрения борьбы государств за самоутверждение в мире.

Что входит в политическую историю? Возьмем для приме-

ра две классификации. Первая принадлежит уже покойному

крупному английскому историку сэру Д.Элтону (1970 г.). Со-

гласно ей в политическую историю входят дипломатическая, во-

енная, конституционная, административная история и история

государства и права

. Современный известный немецкий исто-

рик Х.Духхардт (2004 г.) предлагает более широкую классифи-

кацию, а именно: история политических идей, конституционная

история, история органов управления, история институтов вла-

сти или административная история, история двусторонних отно-

Gilpin R. War and Change in World Politics. Cambridge. 1983 (1 ed.

1981), P.1; Idem. The Political Economy of International Relations. Prin-

ceton, 1987. P.3; Bringing the State Back in / ed. by P.Evans, D.Rues-

chemeyer, T.Skocpol. Cambridge, 1985; Kirshner J. The State is “Back

in” // Journal of Modern History. 1995. Vol. 67. Supplement. P. 1-10;

Guery A. L’Historien, la crise et l’état // Annales. 1997. T. 52. P. 233-256.

Elton G. Political History. Principles and Practice. London, 1970. P. 43.

шений между соседними государствами, международные отно-

шения, история права

Книгу Д.Элтона в известном смысле можно назвать аполо-

гией политической истории, особенно если принять во внимание

ее некоторые основополагающие идеи, но отнюдь не в духе Л.

фон Ранке. Элтон акцентировал внимание на том, что политиче-

ская история – это прежде всего деятельность людей в истории,

и этот тип истории описывает пути борьбы людей за власть и

использования ее внутри человеческих сообществ. Характери-

зуя историю внешней политики, английский историк подчерки-

вал, что она должна обращать более серьезное внимание на

проблемы экономики и «забыть, что они принадлежат к полю

деятельности экономической истории». Кроме того, он очень

настойчиво проводил мысль о том, что административная исто-

рия наиболее важная, тогда как конституционная история в

большей степени является информативной отраслью политиче-

ской истории. Поскольку политики пользуются в своей деятель-

ности принципами политических теорий, доступных им, то

большое значение приобретает и история политической мысли,

как считал Элтон

Одно из важнейших положений, выдвигаемых Элтоном,

касается места хронологии в политической истории: «История

без хронологии, т.е. история без политики, превращает факт

продолжающихся изменений в ложную картину статических си-

туаций, следующих одна за другой». Конечно, не стоит букваль-

но воспринимать эту сентенцию, но она достаточно симптома-

тична. Тем более, что вслед за этим утверждением Элтон наста-

ивал на том, что политическая история из всех отраслей истори-

ческой науки является наименее доктринальной. С другой сто-

роны, политические действия всегда, как отмечал английский

историк, побуждают историка взяться за их изучение, а полити-

ческий историк не может позволить себе пренебрегать хоть ка-

ким-нибудь материалом, мало-мальски относящимся к теме его

работы. Центральное место в политической истории, по его мне-

нию, принадлежит событию и его объяснению, в результате чего

Duchhardt H. Politische Geschichte // Aufriß der Historischen Wissen-

schaften / Hrsg. von M.Maurer. Bd.3: Sektoren. Stuttgart, 2004. S. 20.

Elton G. Op. cit. P. 13, 20, 28, 43-44, 46.

политическая история сохраняет надлежащее место в изучении

прошлого, ибо имеет дело с предметами постоянного значения

Но следует признать, что с точки зрения современных подходов

и знаний этого мало для доказательств значимости политиче-

ской истории и ее приоритетов среди всех отраслей историче-

ской науки.

В этом смысле более обоснованной и современной пред-

ставляется характеристика политической истории Х.Духхард-

том. Он сразу же задает вопрос, почему за пределами универси-

тетской и академической исторической науки политической ис-

тории отдается предпочтение, отвечая на него так: это обуслов-

лено человеческим опытом, что экономические изменения,

культурное развитие, технические изобретения так радикально

не меняют человеческую жизнь, как политические потрясения.

Кроме того, политическая история излагается для публики в

форме, в которой события и процессы объясняются в доступной

форме без словесного «наведения тени на плетень», в котором

часто излагаются проблемы социальной истории. Простота фор-

мы изложения в работах по политической истории часто служит

основанием для упрека в ее адрес, что изучается на донаучном

уровне, тогда как критический анализ источников и поиски вза-

имосвязи явлений не являются просто отражением фактов. И это

касается не только жанра политической биографии, но и иссле-

дований в области международных отношений, которые вновь,

особенно после развала соцлагеря, стали вызывать широкий ин-

терес, потому что потребовались новые объяснения событий в

политической истории и международных отношениях

. Но но-

вейшая историография международных отношений, замечает

немецкий историк, резко отличается от старой истории дипло-

матии, акцентировавшей внимание главным образом на дей-

ствиях государств и политиков. Она немыслима сегодня без по

меньшей мере «амортизации» достижений истории менталитета

и социальной истории. Политическая история также теперь тес-

но связана с политической наукой, конфликтологией и историей

политических идей

Ibid. P. 66-67, 69, 83, 108, 128, 135, 156.

Duchhardt H. Op. cit. S. 15-17.

Ibid. S. 18-19, 21.

Очевидно, не надо долго доказывать, что история полити-

ческой мысли показывает тесную связь жизни человеческого об-

щества с государством. Не менее важными именно в этом смыс-

ле являются история институтов власти и история двухсто-

ронних отношений между соседними государствами и народа-

ми, на которые часто накладывали отпечаток старая вражда и

старые предубеждения, что необходимо исследовать для реше-

ния политических вызовов современности с объективных и

научно обоснованных позиций. Здесь достаточно привести при-

меры германо-французских и германо-польских отношений или

отношений в треугольнике Россия-Польша-Германия. Последне-

му сюжету были посвящены проводившиеся, например, по ини-

циативе Института славяноведения РАН и Смоленского универ-

ситета две конференции в Смоленске и Пскове в 2001 и 2007

гг.

. Что касается международных отношений, то здесь Духхардт

подчеркивает генетическую связь между двухсторонними отно-

шениями и международными отношениями в целом, в которых

существовали и существуют системы и подсистемы, интеракции

государств, осевые линии и т.д., согласно которым строятся от-

ношения между государствами группами государств, что связа-

но также с формированием норм международного права как осо-

бой правовой науки

. В заключение своих размышлений немец-

кий историк пишет, что в течение последних четырех-пяти деся-

тилетий политическая история значительно изменилась и только

поэтому смогла сохранить свое прочное место в ряду историче-

ских дисциплин, что является общим симптомом в повороте

современной исторической науки, которая стала способной к

взаимодействию с соседними гуманитарными науками и меж-

дисциплинарным исследованиям

Далее следует отметить, что экономический либерализм и

глобализация поставили на повестку дня вопрос о роли государ-

ства в современной международной и политической жизни. Как

показывают самые последние работы, государственный сувере-

Ibid. S. 29, 35; см. также: Россия, Польша, Германия в европейской и

мировой политике XVI-XX вв. / Отв. ред. Б.В. Носов, Ю.Е. Ивонин.

М., 2002.

Duchhardt H. Op. cit. S. 35-45.

Ibid. S. 68-69.

нитет не может исчезнуть сам по себе. Из суверенных госу-

дарств состоит «международное общество», и именно внешняя

политика является главным признаком суверенитета

. Вообще

необходимо заметить, что традиционная теория международных

отношений, в которой ведущие позиции занимают реализм и

неореализм, находится в стадии переосмысления с помощью

междисциплинарных исследований, которые могут ее обогатить

и помочь выйти из кризиса. Во всяком случае, анализ междуна-

родной системы нельзя считать плодотворным в отрыве от при-

роды составляющих ее государств

. Споры о примате внутрен-

ней политики над внешней показали их неплодотворность, по-

скольку в этой полемике прежде всего «отражается тесная связь

эндогенных и экзогенных факторов политической жизни…так

что следует скорее говорить о понимании внешней политики

как результата действия очень разных факторов»

. Хочу приве-

сти в сокращенном виде интересное высказывание крупного

современного немецкого историка Х.Шиллинга, замечу, отлича-

ющегося склонностью к социологизированию, по поводу вне-

дрения социологов и политологов в историю международных

отношений. Он отметил, что в истории международных отноше-

ний «сильнее, чем в социальной истории и истории культуры,

господствуют понятия и образ мышления, сложившиеся на

основе представлений о структуре и способах функционирова-

ния государств XIX в. Это естественно объясняется пренебре-

жительным отношением целого поколения историков к полити-

ческим и, тем более, внешнеполитическим проблемам как раз в

то время, когда было важно заново обосновать категории, мето-

ды и теории нашего предмета, а также специально каждой его

части. Для истории международных отношений этого почти не

Цыганков П.А. Предисловие // Теория международных отношений

на рубеже столетий / Под ред. К.Буса и С.Смита. М., 2002. С.7; Джек-

сон Р. Политическая теория международного общества // Там же.

С.120.

Цыганков П.А. Теория международных отношений. М., 2002, С.113-

122; Он же. Предисловие. С.10-11; Бус К. Вызов незнанию: теория

международных отношений перед лицом будущего // Теория междуна-

родных отношений на рубеже столетий. С. 337-339, 351-352.

Duchhardt H. Balance of Power und Pentarchie. Internationale Beziehun-

gen 1700-1785. Paderborn; München; Wien; Zürich, 1997. S. 3-4.

было сделано. «International politic» как область изучения стала

доменом политологов, которые не хотели принимать во внима-

ние принципы историзма и комплексного подхода к историче-

ским явлениям и отводили Европе держав раннего нового вре-

мени роль своеобразной каменоломни. В ней они добывали лю-

бой пригодный материал для иллюстрации своих построений»

Характеризуя современные теории международных отно-

шений и политической истории и отталкиваясь при этом от

«мифа 1648 г.», т.е. неправильно понятого Вестфальского мира

как основы современной системы суверенных государств,

Б.Тешке ставит вопрос о том, что же представляет собой госу-

дарство в сегодняшнем мире с тенденцией вследствие либерали-

зации экономики к глобализации и созданию единого мирового

государства. Он также отмечает необходимость использования

асинхронной компаративной исторической социологии, иссле-

дования причинно-следственных связей и системных вариаций в

игре коллективных и индивидуальных игроков, учета динамиче-

ской перспективы, изменениях в роли и упадка великих держав

и их гегемонистских проектов, места системных кризисов, ис-

следования хронологических и географических корней между-

народных отношений эпохи модерна, наконец, новой оценки и

совершенствования теорий международных отношений в опоре

на материалы исторических доказательств. Но в любом случае,

подчеркивает Тешке, это не означает призыва к методологиче-

скому плюрализму или нарративному описанию, скорее, необ-

ходимо связать социальную практику с центральной ролью по-

литики и геополитики. Но почему, спрашивает он, теория меж-

дународных отношений при интеллектуальной гегемонии неоре-

алистов обходится без истории? На его взгляд, из-за ориентации

на роль рациональных мотивов, тогда как исторический процесс

развивается не только динамически, но и по принципу накопле-

ния, когда прошлое продолжает занимать значительное место в

Шиллинг Х. Становление европейских государств раннего Нового

времени и формирование политической системы их взаимоотношений

как системы держав современной Европы // Россия, Польша, Герма-

ния… С. 26-27.