самое было в Коринфе и в Фивах. Без сомнения, что право завещать свое
имущество по своей воле не признавалось вначале естественным правом;
неизменным принципом древних времен было то, что собственность должна
оставаться в семье, с которой ее связывала религия.
В трактате о законах, который в своей большей части есть не что иное, как
толкование на афинские законы, Платон объясняет очень ясно мысль древних
законодателей. Он предполагает, что человек на смертном одре требует себе
права составить завещание и восклицает: «О боги, не жестоко ли, что я не могу
распорядиться своим имуществом, как хочу, и передать его кому мне угодно,
оставляя одному больше, другому меньше, судя по степени привязанности,
какую я от них видел?» Но законодатель отвечает этому человеку: «Тебе ли
решать подобные дела, когда ты не можешь рассчитывать прожить более дня,
когда ты только на время являешься сюда? Ты не господин ни себя самого, ни
своего имущества: и ты и твое имущество принадлежат семье, т.е. твоим
предкам и твоему потомству».
Древнее римское право представляется нам чрезвычайно темным, темным
оно было уже и для Цицерона. Все то, что нам известно, не восходит ранее
законов Двенадцати Таблиц, которые, без сомнения, не являются
первоначальными законами Рима, и от которых нам осталось к тому же лишь
несколько отрывков. Этот кодекс разрешает делать завещания; но отрывок,
который мы имеем по этому предмету, слишком короток и, очевидно, слишком
неполон для того, чтобы мы могли думать, будто знаем истинные
постановления законодателя по этому вопросу. Мы знаем, что давалось право
завещать, но не знаем, какими оговорками и условиями оно было обставлено.
Ранее Двенадцати Таблиц у нас нет в руках ни одного закона, запрещающего
или разрешающего завещание. Но в языке сохранилось воспоминание о том
времени, когда это право не было[с.85]известно: сын называется
—собственный и необходимый наследник. Это выражение, которое
употребляли еще Гай и Юстиниан, хотя оно более не соответствовало
законодательству их времени, перешло, без всякого сомнения, от тех давних
времен, когда сын не мог ни быть лишен наследства, ни сам отказаться от него.
Таким образом, отец не имел права свободно располагать своим состоянием.
Завещание хотя и было известно, но было обставлено большими трудностями.
Прежде всего завещатель не мог сохранить тайны своего завещания при жизни.
Человек, который лишал свою семью наследства и нарушал тем закон,
установленный религией, должен был делать это явно перед всеми и испытать
на себе при жизни все последствия этого поступка. Но это еще не все: воля
завещателя должна была получить еще утверждение от высшей власти, т.е. от
народа, собранного по куриям под председательством верховного жреца. Не
надо думать, что это была лишь пустая формальность, особенно в первые века.
Эти комиции по куриям были самыми торжественными собраниями Рима, и
было бы легкомыслием говорить, что народ собирался под председательством
своего религиозного главы, чтобы быть только свидетелем при чтении
завещания. Можно предположить, что народ подавал тут свой голос, и если
подумаем, то это являлось даже необходимым. В самом деле, существовал