Курочкина Г.И. Философия социально-гуманитарных наук
Подождите немного. Документ загружается.
свою очередь стало предметом дискуссий на многие годы.
Пуанкаре полагает, что «замаскированное соглашение» или
условные (гипотетические) положения представляют собой
продукт свободной деятельности нашего ума. Они налагаются
на науку (не на природу!), которая без них была бы
невозможна. Однако они не произвольны, подчеркивает
ученый, опыт не просто предоставляет нам выбор, но и
руководит нами, помогая выбрать путь, наиболее «удобный».
Оценка и обсуждение места и роли конвенций в науке
прошло свой «пик» еще в 60-70-х годах XX века и
представлено работами К. Поппера, Р. Карнапа, У. Куайна и
других, которые не только обсуждали известные работы
французских ученых А. Пуанкаре и П. Дюгема («Физическая
теория, ее цель и строение», 1904), но и развивали новые идеи
о конвенционализме.
Проблема конвенций, как показал К. Поппер в работах по
методологии науки, реально возникает в случае постановки
общей проблемы выбора теории. Так, если возможно для
одного эмпирического базиса построить несколько
конкурирующих теорий, то на основе чего осуществляется их
выбор? Не является ли он произвольным, конвенциональным?
Какую роль при этом играют внеэмпирические -
операциональные и содержательные - критерии (например,
удобства и простоты или принципы историзма и
системности)?
Вместе с конвенционалистом Поппер полагает, что
«выбор каждой отдельной теории есть некоторое практическое
действие».
Методологические правила Поппер также рассматривал
как конвенции - своего рода правила игры эмпирической
науки (подобно шахматам), которые отличаются от правил
чистой логики, управляющей преобразованиями
лингвистических формул. Оправдать методологические
конвенции и доказать их ценность может только «метод
обнаружения и разрешения противоречий». В то же время,
143
рассматривая некоторые конвенционалистские возражения
концепции фальсификации, он приходит к выводу о том, что
конвенционалисты полагают простой не природу, а ее законы,
которые являются, по их мнению, нашими собственными
свободными творениями, произвольными решениями и
соглашениями; естественные науки представляют собой не
картину природы, но логическую конструкцию, мир понятий,
определяемый выбранными нами законами природы. Этот
искусственный мир и есть мир науки, где наблюдение и
измерение определяются принятыми законами, а не наоборот.
Позиция еще более радикальная, чем у Канта, и Поппер не
может с ней согласиться, она далеко расходится с его
пониманием, и прежде всего потому, что им иначе
понимаются задачи и цели науки, не могущей требовать
«окончательной достоверности» и опираться на
«окончательные основания».
Полагая конвенционализм «совершенно неприемлемым»,
Поппер тем не менее оценивает данную философию как
заслуживающую большого уважения. Она помогла прояснить
отношения между теорией и экспериментом; показала роль
наших действий и операций, осуществляемых на основе
принятых соглашений и дедуктивных рассуждений, в
проведении и интерпретации научных экспериментов.
Конвенционализм оценен им как последовательная система,
которую можно защищать; попытки обнаружить в ней
противоречия, по-видимому, не приведут к успеху. Итак,
Поппер оценивает конвенции и конвенционалистский подход
неоднозначно, поддерживая ряд его положений, выявляющих
когнитивную значимость договоренности, но принципиально
не соглашаясь с другими, абсолютизирующими
конвенциональные моменты в научном познании, что, по-
видимому, в принципе является вполне разумной позицией,
хотя аргументы за и против могут быть различными.
Проблема конвенционального рассматривалась
преимущественно по отношению к естественнонаучному
144
знанию, принимаемому за научное знание в целом,
и очевидно, что новые особенности конвенциональных
элементов и процедур могут проявиться при исследовании
природы социально-гуманитарного познания. Как и в
естественных науках, в обществознании широко представлены
такие формы конвенций, как языковые, вообще знаковые
системы, операциональные, измерительные приемы и
единицы, логические правила, когнитивные стандарты в
целом. Однако в отличие от естествознания, где, например,
соглашение относительно выбора единиц измерения является
в большинстве случаев тривиальностью, в социальном
познании принятие таких конвенций оборачивается
трудноразрешимой проблемой перевода на язык математики
качественных свойств и характеристик.
Так, в конкретно-социологических исследованиях
качественные характеристики (например, социальная
принадлежность, мнения людей и т. п.) не имеют
установленных эталонов измерения и конструируются в
соответствии с природой изучаемого объекта и согласно
гипотезе исследования. Практические возможности измерений
существенно зависят от умения исследователя найти или
изобрести, обосновать надежную измерительную процедуру,
добиться ее принятия научным сообществом. В частности,
важнейшая процедура конструирования шкалы измерений
включает конвенциональные моменты, требующие
качественной классификации объектов (в рамках концепции
исследования), выделенных в качественном анализе свойств,
выявления эмпирических индикаторов свойств объекта,
поддающихся ранжированию, и др. Один из важных методов
конкретно-социологического исследования - контент-анализ
также нуждается в переводе качественной информации «на
язык счета». Конвенциональные моменты здесь существенно
возрастают еще и в связи с таким важным фактором, как
мировоззренческие принципы, лежащие в основе отбора и
вычленения объектов анализа.
145
Таким образом, творческая активность исследователя в
эмпирической социологии существенно проявляется через
широкое использование метода конвенций. В то же время
здесь особенно наглядны как «издержки» плохо обоснованных
соглашений, так и соответствующие способы их
предупреждения и снятия. В частности, разработаны и
совершенствуются способы проверки процедуры измерения на
надежность, которая определяется по трем критериям:
обоснованности, устойчивости и точности шкалы; для
измерительной процедуры сформулированы требования
пригодности (система измерения должна соответствовать
объекту измерения, эталон и единицы измерения должны
точно фиксировать свойства и признаки объекта,
определенные программой исследования). Эти способы
реализуются в конкретном исследовании на эмпирическом
материале, т. е. апробация принятых конвенций здесь
возможна и широко применяется. В целом же следует
отметить, что неопределенность и неоднозначность вводимых
конвенций вызвана в значительной степени отсутствием
разработанного понятийного аппарата перехода от
теоретических конструктов к эмпирическому материалу.
Конвенции в познавательной деятельности, отражая ее
коммуникативный характер, могут получить статус научных
понятий, гипотез, методов, по существу, только при
коллективном их принятии. Как отмечал Ст. Тулмин,
индивидуальная инициатива может привести к открытию
новых истин, развитие новых понятий - это дело коллективное.
Новое предложение станет достойным экспериментирования и
скорейшей разработки после того, как будет коллективно
признано заслуживающим внимания. Отечественный философ
науки В.Н.Порус обратил внимание на то, что при всех
различиях есть нечто общее, связывающее все варианты
конвенционализма. «Это - признание того факта, что
конвенции заключаются отнюдь не всеобщим согласием всех
участников научных познавательных процессов, не каждым
146
членом научного сообщества и не всем сообществом в целом,
а теми учеными, которые образуют элитную группу,
формируют мнения и принципы деятельности научных
сообществ. Именно эти авторитеты формулируют те ценности,
следование которым полагается целесообразным и потому
рациональным. Таким образом, расходясь в определениях этих
ценностей, конвенционалисты всех типов и видов согласны в
том, что принятые конвенции по сути выступают как
определения рациональности, а следование этим конвенциям -
как доказательство лояльности ученых по отношению к
законам разума». Констатация этих фактов выводит нас на
такую проблему, как принятие и функционирование
конвенций в условиях профессионального согласия
(консенсуса) или несогласия (диссенсуса). Под консенсусом
понимают степень консолидации, согласованности в научном
сообществе относительно когнитивных стандартов,
онтологических предпосылок, системы ценностных
ориентации в целом. Согласие (несогласие, рассогласование)
исследуется как своеобразный коммуникационный механизм в
самых различных функциях, одна из которых - быть
логическим основанием развития научного знания, что имеет
значение и для понимания природы обществознания. В
частности, методологический консенсус представляет собой
принятие конвенций в отношении когнитивных стандартов для
выбора центральной, первоочередной проблемы, предпосылок
ее исследования, приемлемых теоретических подходов,
методов и приемов, полезных методик.
К проблеме консенсуса и диссенсуса обращался
американский философ и методолог Л. Лаудан в монографии
«Наука и ценности» (1984); его идеи представляются не
устаревшими, но до сих пор не оцененными в отечественной
литературе, несмотря на то, что их актуальность, несомненно,
возрастает в связи с признанием объективной значимости
плюрализма целей, ценностей, многообразия их
интерпретаций. Лаудан полагает, что проблема должна
147
рассматриваться на «пересечении между работами философов
и социологов», поскольку согласие, в частности при выборе
теории, складывается не только в отношении фактического, но
и в отношении методологического и аксиологического
моментов. Кроме того, необходимо учесть, что классическое
стремление рассматривать консенсус условием
рациональности, а диссенсус - иррациональности подрывается
целым рядом реально действующих в науке факторов.
2.4.7. Особенности научных революций в социально-
гуманитарном познании
Научная революция – целостная динамичная система,
изменяющая фундаментальные основания и принципы науки.
Проблема научной революции в отечественной
философии науки исследуется в единстве
культурологического, философско-методологического и
социологического подходов. Научная революция предстает
как период интенсивного роста знаний, коренной перестройки
философских и методологических оснований наук,
формирования новых стратегий познавательной деятельности.
Анализ научной революции либо осуществляется на историко-
научном материале конкретной дисциплины (физики,
биологии, астрономии и др.), либо предлагается некоторая
теоретическая модель, воспроизводящая сущность этого
явления, т. е. выдвигается та или иная концепция научной
революции. Соответственно, научная революция понимается,
во-первых, как качественное изменение в системе знания и
мышления, требующее изменения стратегии научного поиска;
во-вторых, как коренная перестройка системы познавательной
деятельности, качественный скачок в способах производства
знания.
148
Рассматривая один из типов революции как перестройку
оснований научного поиска, B.C. Степин выделяет два пути: за
счет внутридисциплинарного развития знаний и за счет
междисциплинарных связей, своего рода «прививки»
парадигмальных установок одной науки на другую. Оба этих
пути имеют место в истории науки.
При анализе процессов развития и роста науки остается
не проясненным вопрос: универсально ли понятие «научная
революция» или оно применимо лишь к отдельным ситуациям
в истории естествознания, имеющим достаточно уникальный
характер. Обоснованию применимости этого понятия в
естественных науках посвящено много исследований, как
отечественных, так и зарубежных. Вопрос же о применимости
этого понятия в методологии общественных и гуманитарных
дисциплин пока достаточно не исследован.
Общая постановка этого вопроса должна быть описана
прежде всего через классификацию научных дисциплин,
охватываемых синтетическим термином «обществознание».
Входящие в него такие социальные дисциплины, как
социология, политическая экономия, имеющие дело с
объективными закономерностями развития и
функционирования общества, во многом близки к
естественным наукам, тогда как гуманитарные дисциплины,
имеющие дело с описанием духовной жизни человека,
представляют другой тип знания. Можно предположить, что
соответственно и применение понятия научной революции в
этих науках существенно меняется. Вместе с тем сегодня в
гуманитарных науках, особенно в связи с внедрением
компьютеров, происходят изменения, меняющие сам статус
этих наук, в определенном смысле приближая их к наукам
естественным и даже техническим.
Необходимо учесть и другую особенность
обществознания: многие науки начали оформляться
достаточно поздно, после оформления дисциплинарного
подхода в естествознании. Соответственно, перенос парадигм,
149
принятых и апробированных в естественных науках, в
различные области социально-гуманитарного знания стал
одной из главных форм революционного преобразования в
обществознании.
Так, на науки о человеке и обществе повлияла парадигма
механицизма, например в трудах французского ученого Ж.
Ламетри, в частности «Человек - машина» (1747), однако
«парадигмальные прививки» из биологии, особенно с
развитием идей эволюции, существенно изменили
механистический подход. У О. Конта - создателя социологии,
разрабатываются представления об историческом развитии
общества как организма (а не машины), Г. Спенсер понимает
общество как особую форму эволюции мира и стремится
выделить специфические принципы такой эволюции.
Становление картин социальной реальности, происходило во
второй половине XIX - начале XX века. В этот исторический
период Марксом, Дильтеем, Дюркгеймом, Зиммелем, Вебером
были предложены варианты дисциплинарных онтологий
социально-гуманитарных наук. Каждый из них развивал свои
представления об обществе. Все это свидетельствовало о
завершающем этапе научной революции, которая началась
переносом естественнонаучных парадигм на область
социальных процессов, а закончилась их перестройкой и
формированием социально-гуманитарных дисциплин.
Такие революционные изменения осуществляются путем
глобальных изменений предпосылок и оснований научного
знания, стиля мышления, идеалов и норм исследования, а
также философско-мировоззренческих принципов и понятий.
Это в полной мере относится и к революционным изменениям
в социально-гуманитарном знании. Чтобы пояснить
рассмотрение этой предельно широкой проблемы, обратимся к
опыту двух конкретных дисциплин: политической экономии,
имеющей дело с объективными закономерностями развития и
функционирования общества, и лингвистике, которая
существенно модифицирует свое содержание и статус в
150
результате внедрения компьютерных методов, в частности, в
такой области, как инженерная лингвистика.
К революционным преобразованиям в истории
политэкономических учений относятся фундаментальные
исследования К. Маркса, разработанный им в XIX веке
вариант политической экономии. Он создал теорию,
включающую новый понятийный аппарат, осуществил
перестройку оснований и предпосылок политэкономии; на
основе диалектико-материалистической методологии
разработал новые методы и способы познавательной
деятельности, в частности метод восхождения от абстрактного
к конкретному.
Тот факт, что революционным преобразованиям в
политической экономии предшествовал «революционный
переворот в философии», т. е. коренное изменение самих
философских предпосылок, из которых исходил Маркс при
анализе буржуазной политэкономии в «Капитале» является
важным моментом в его концепции революции в социальных
науках. Здесь в субъектно-объектные отношения обязательно
вводится «социально-классовое измерение»,
мировоззренческие оценки, что находит выход в философских
предпосылках и основаниях знания. Как это влияет на
содержание и характер философско-методологического
анализа предпосылок и оснований социальной науки, можно
проследить, обратившись к работам крупнейшего немецкого
социолога, философа и историка конца XIX - начала XX века
М. Вебера. Он стоял на иных социальных позициях и
претендовал на революционное преобразование общественных
наук, в том числе и политэкономии, на других, нежели у
Маркса, философских основаниях.
Современными зарубежными исследователями труды
Вебера оцениваются как «единственно достойный ответ на
Марксов анализ социально-экономических отношений».
Следует отметить, что Вебер, обращаясь непосредственно к
анализу самой науки, не делает специально предметом своего
151
внимания философские предпосылки и основания научного
исследования. Он пишет о науке как социолог, выявляя
особенности ее социального функционирования и содержание
революционных преобразований. В то же время известны его
интерес и особое отношение к ценностным суждениям,
ориентациям и мотивациям в науке. Вебер предложил единый
принцип понимания природы социально-экономических
отношений и их структуры - принцип формальной
рациональности
Именно формальная рациональность составляет суть
«духа капитализма», поскольку, как считал Вебер, создателями
капитализма были рациональное предприятие, рациональная
бухгалтерия, рациональная техника, рациональное право, а
также рациональный образ жизни, рациональная
хозяйственная этика. Следуя концепции рациональности,
Вебер пришел к необходимости выявить конкретные
проявления рациональности в истории становления «духа
капитализма». Один из конструктивных компонентов этого
процесса - рациональное жизненное поведение на основе идеи
профессионального признания.
Итак, вводя понятия «рациональность», «идеальный
тип», «дух капитализма», «профессиональная этика», Вебер
стремился принципиально пересмотреть существовавшие до
него учения об обществе в исторических, экономических,
социологических аспектах, осуществить собственную
«методологическую революцию» в этих науках (см. 2.1.).
Осуществленный сравнительный анализ позволяет
сделать вывод, что понятие научной революции играет
важную роль при рассмотрении истории социально-
экономических дисциплин. Важным исходным моментом при
этом становится анализ предпосылок и основания этих наук,
их существенная перестройка.
Иные, специфические проблемы встают при
рассмотрении изменения способов и средств познавательной
деятельности в гуманитарном знании. С этой точки
152