Гносеологическая значимость памяти в феноменологии времени проясняет важную особенность
редукции объективного пространства к континууму поля зрения и, соответственно, объективного
времени к внутреннему: пространство и время не только субъективируются, но и
индивидуализируются. Гуссерль имеет в виду не безличное поле зрения или внутреннее время, а поле
зрения и внутреннее время определенного индивида, причем рефлексия на «личное внутреннее время»
есть не что иное, как описание определенного вида интендирования.
Разъясняя смысл трансцендентального эпохе[13] Гуссерль отмечает, что любой человек постоянно
совершает множество нефеноменологических эпохе, когда меняет направление своего интереса.
Каждому интересу соответствует определенная профессиональная позиция с определенным
«профессиональным временем», которое находит свое «место» внутри единого личного времени. Под
«профессией» Гуссерль понимает здесь любую заинтересо-<76>ванную позицию, которую мы
принимаем в исполнении той или иной социальной роли: «Мы отцы, граждане и т. д.». Необходимо
отметить, что Гуссерль не имеет в виду совокупность социальных ролей, которые «сами по себе»
исключают одни и актуализируют другие виды деятельности: мы идем в гости и не можем
одновременно слушать концерт или мы смотрим кино и не можем одновременно заниматься научной
работой. При феноменологическом анализе «профессиональное время» — это не часы или минуты,
которые проводит человек в том или ином месте: на работе, в парке, с детьми, у телевизора и т. д.
«Профессиональное время» — это непосредственная заинтересованность индивида в определенном
виде деятельности и (при условии рефлексии) осознание этой заинтересованности. Анализируя те или
иные «заинтересованные позиции», можно прояснить формальную или реальную совместимость или
несовместимость социальных ролей. Мы можем, например, взять с собой магнитофон и слушать по
дороге музыку, однако музыка будет лишь фоном нашего бодрого настроения. С другой стороны,
вдохновленные музыкальным произведением, мы можем забыть ту цель, ради которой мы вышли из
дома. Просмотр кинофильма и научная работа реально совместимы для искусствоведа и лишь
формально совместимы для математика, который продолжает размышлять над проблемами, скажем,
алгебры в кинотеатре. Можно также гулять с детьми, не интересуясь, чем они занимаются, сидеть у
телевизора только затем, чтобы подождать пока «освободится» человек, которому интересно
досмотреть передачу, и т. д. и т. п. Таким образом, «профессиональное время» — это время-сознание, и
его описание есть описание смысла или значения, которое человек явно или неявно придает той или
иной свой деятельности.
Исследуя процесс воспоминания, Гуссерль выделяет еще одну интенцию, значимую для
конституирования уже не длящегося предмета, а самой длительности и последовательности. Гуссерль
рассматривает пример, когда вместе с восприятием предмета А на определенном уровне его
развертывания конституируется другой длящийся предмет В. Мы схватываем в этом случае и само А, и
само В и то, что В следует за А. Гуссерль подчеркивает, что «сознание последовательности есть
изначально данное сознание; оно есть «восприятие» этого следования друг за другом»[14].
Воспоминание этой последовательности (А—В) Гуссерль обозначает как (Л—В)', где штрих означает
память. Раскрытие скобок (А—В)' = А' — В' будет означать, что мы имеем не только сознание памяти Л
и В, но и память того, что В следует за А. Процесс возвращения к одной и той же последовательности и
ее идентификация в качестве одного и того же временного объекта может быть выражена следующим
образом: (Л —В) — (Л—В)'—(А—В)"... Сам процесс возвращения зависит от<78> нашего желания, и мы
можем вернуться к воспринятой последовательности столько раз, сколько захотим[15]. Кроме того, в
этом процессе мы запоминаем не только последовательности, но и само запоминание и т. д., что видно
из символической записи. Благодаря памяти второго, третьего и т. д. уровней, а также благодаря, как
выражается Гуссерль, «свободе» воспроизведения, по существу, может иметь место не только
идентификация временного объекта или последовательности нескольких объектов, но и идентификация
сознания, воспроизводящего объект или последовательность. Гуссерль рассматривает здесь
возможность сознательной, рефлексивной идентификации собственного Я и показывает способ ее
осуществления посредством памяти, причем памяти различных уровней, и, следовательно, посредством
рефлексии в памяти. Таким образом, память предстает как уникальное свойство сознания — память
сама себя запоминает, а значит, и обосновывает. При этом память не только относит себя к одному и
тому же Я, но и предстает как одна-единственная память Я, которая, конечно, может иметь несколько
уровней, но которая способна восстановить только одну реальную «историю» Я[16]. Таким образом,
память как априорная структура феноменологически понятого сознания препятствует обезличению