очень много работал там, и только раз взял в феврале 1892 года отпуск, на
две недели, чтобы навестить Георгия Александровича в Аббас-Туман.
Он жил там в полном одиночестве, и единственным его развлечением
являлось сметение снега с крыши домов. Доктора полагали, что холодный
горный воздух подействует на его больные легкие благотворно. Мы спали
в комнате при открытых окнах при температурь в 9 градусов ниже нуля,
под грудой теплых одеял. Георгий Александрович знал о моей любви к
его сестре Ксении и это, в соединении с нашей старой дружбой и общим
интересом к военному флоту, сблизило нас, как братьев.
Мы без устали беседовали, то, вспоминая наше детство, то, стараясь
разгадать будущее России и обсуждая характер Никки. Мы надеялись,
что Император Александр III будет царствовать еще долгие годы, я оба
опасались, что полная неподготовленность Никки к обязанностям
Венценосца явится большим препятствием к его вступлению на престол в
ближайшем будущем.
Той же весной 1892 г. меня перевели во флот Балтийского моря.
Государь выразил свое полное удовлетворение по поводу моих
служебных успехов. После двухмесячного командования миноноской
«Ревель» в сто тонн, я был назначен командиром минного отряда в
двенадцать миноносцев. Во время летнего морского смотра, я получил
приказ «атаковать» крейсер, на котором находился Государь Император.
Я еще никогда не испытывал такого полного удовлетворения, как во
время этой операции, и атаковал с громадным мужеством и решимостью.
Морской министр поздравил меня «с блестяще проведенной операцией»
и сам чувствовал мой большой триумф: дома мой сумрачный наставник,
который десять лет тому назад предсказывал мне полную неудачу на
флотской службе, прислал мне письмо, в коем писал о том, что я сделал
большие успехи, чем он ожидал, и он надеется, что со временем я стану
хорошим морским офицером.
В январе 1893 г. один из наиболее новых русских крейсеров «Дмитрий
Донской» должен быть, возвращаясь из Китая, отправиться в
Соединенные
Штаты, чтобы поблагодарить американцев за оказанную
ими минувшем летом во время недорода на юго-востоке России
продовольственную помощь. Для меня представился единственный
случай посетить страну моих юношеских мечтаний. Я решил просить об
откомандировании меня на «Дмитрий Донской», но, так как я должен был
ходатайствовать об этой милости лично у Государя, то я полагал, что
могу просить его еще кое о чем. Это «кое-что» было рукою его дочери
Великой Княжны Ксении.
Император принял меня с обычной сердечностью. Взрослый офицер, я
был для него все тем же «маленьким кузеном» Сандро, который когда-то
играл с его сыновьями, Никки и Жоржи, в садах Ливадийского дворца.
— У тебя какой-то секрет, — с улыбкой спросил он меня: — разве ты
не видишь меня достаточно часто дома, чтобы тебе понадобилась
официальная аудиенция.
Признаюсь, что я высказал причину моего визита не слишком
красноречиво. Пристальный, слегка, насмешливый взгляд Государя
лишал меня всякого мужества. Я заикался и бормотал. Фразы, которые
звучали так красноречиво, когда я произносил их пред собой дома, не
производили в этом маленьком уютном кабинете, наполненном
портретами и картинами, ожидаемого эффекта.