что некая личность не может существовать, не находясь в том или ином состоянии или вне
рамок того или иного» события, происходящего с ней. В этом смысле личность столь же
зависит от событии и состояний, сколь и события и состояния зависят от личности и тела.
Однако здесь существует и некоторое различие. Вполне возможно отождествить личность, не
обращаясь к какому-либо конкретному событию или состоянию, и фактически говорить уже
об этой личности, что она находится в том или ином состоянии или что то или иное событие
происходит с ней. Однако мы обычно не можем отождествлять события или состояния
(имеются и некоторые исключения) иначе, как события или состояния той или иной
личности, связанной с некоторым телом. (Здесь нам следует принять асимметрию между
«категорией» и «характеристическими универсалиями»—Стросон [1959].)
К примеру, событие смерти Цезаря предполагает отождествимость Цезаря и истинность того,
что он умер. Следовательно, если дано существование Цезаря (существование определенного
человека) и дан предикат, который может быть истинно приписан Цезарю (то, что он умер),
то мы можем при помощи чисто грамматического именования (получая при этом самые
разнообразные удобства, включая и логические преимущества, связанные с употреблением
многоместных предикатов) говорить о данном событии—смерти Цезаря. В дальнейшем это
событие может рассматриваться (в контекстах, где это необходимо) как «неразложимая»
сущность, занимающая Цезаря-и-некоторые-приписывания-ему предикатов (к рассмотрению
таких сущностей мы вернемся чуть позже). Но тогда вопрос о том, можно ли сказать, что
данная сущность—Цезарь—находится в некотором отношении к предполагаемой сущности
— смерти-Цезаря, — будет зависеть от тех предикатов, которые приписаны Цезарю. Ведь
речь идет о том, находится ли Цезарь, характеризуемый данным набором предикатов, в
каком-либо отношении к предполагаемой сущности (смерти-Цезаря). Например (вопреки
Дэвидсону [1970]), Цезарь не мог умереть «смертью-Цезаря», поскольку признание «смерти
Цезаря» в качестве некоторой сущности зависит в свою очередь от того, истинно ли, что
Цезарь умер. Любая попытка утверждать, что отношения обычного типа, свойственные
независимым сущ-
94
ностям, имеют место между некоторой вещью, с которой нечто случается, и
соответствующим событием (или состоянием), всегда будет приводить к некоторым изли-
шествам, умножать еущности, угрожать бесконечным регрессом и в конце концов
уничтожить весь смысл первоначальной стратегии. Например, нам тогда бы пришлось
говорить о мертвом Цезаре, умершем смертью Цезаря. Следовательно, нам следует
трактовать такие сущности, как «индивиды низшего сорта» (Марголис [1973а]), рассматривая
их как именные суррогаты некоторых предикатов.
Мы уделили столько внимания данному различению только потому, что оно полнее
раскрывает слабость некоторых кандидатов на роль межкатегориальных тождеств. Так, если
мы выдвинем утверждение о тождестве боли и некоторого состояния нервов, то мы не
сможем удовлетворительно оценить значение этого утверждения, пока не определим, какие
предикаты могут приписываться более фундаментальным сущностям. Видимо, не совсем
корректно говорить о тождестве подчиненных элементов, хотя они в предварительном
порядке и трактуются как сущности. Тогда нередко затемняется существенное различие
между тем, что может являться предикатом личности и обладающего чувствами существа, и
тем, что может быть предикатом просто физического тела. К примеру, если Питер
испытывает боль (или мыслит), это утверждение о том, что некоторое физическое тело
испытывает боль (или мыслит), вполне может считаться бессмысленным (оказаться
«категориальной ошибкой»). Если же мы рассматриваем только (неразложимые далее)
состояния испытывания-боли и наличия-нервного-возбуждения-такого-то-и-такого-то- вида,
мы, несмотря на отмеченное потенциальное различие, вполне можем прийти к