69
расширения исследований обнаружились крупные пробелы и трудности.
Становилась все более очевидной бессмысленность такой «экспериментальной
психологии». Накапливались противоречия в результатах - даже иногда у
одного и того же автора при работе с разными испытуемыми. Зашатались и
основы психологии - элементы сознания: обнаруживались такие содержания
сознания, которые никак не могли быть разложены на отдельные ощущения или
представлены в виде их суммы (например, мелодия, сохраняемая при изменении
тональности, хотя в ней изменяется каждый звук). К тому же систематическое
применение интроспекции обнаружило нечувственные, безобразные элементы
сознания. Наконец, стали выявляться неосознаваемые причины некоторых
явлений сознания (бессознательное). Итак, вместо торжества психологии,
обладающей столь уникальным методом, в ней стала складываться ситуация
кризиса. Дело было в том, что доводы в пользу интроспекции выглядели
верными лишь на первый взгляд. Так, возможность раздвоения сознания
оказывается мнимой: наблюдение за ходом собственной деятельности мешает
ей, а то и вовсе разрушает. Столь же разрушающе влияние рефлексии на
протекание чувств. Показано, что одновременное выполнение двух различных
деятельностей возможно либо путем быстрого перехода от одной деятельности
к другой, либо когда одна из этих деятельностей относительно проста или, во
всяком случае, отработана до автоматизма. Поскольку интроспекция тоже
«вторая деятельность», то ее возможности крайне ограничены. Интроспекция
полнокровного акта сознания возможна лишь при прерывания его. Возможность
раздвоения сознания все же существует, но с ограничениями: она вообще
невозможна при полной отдаче некоей деятельности или переживанию, и в
любом случае вносит искажающее влияние (принужденное поведение и прочее -
когда человек и делает нечто, и отслеживает, как это выглядит). Так что данные,
получаемые интроспекцией, слишком неопределенны, чтобы на них
основываться. И сами интроспекционисты довольно быстро это поняли: они
отмечали, что приходится наблюдать не столько сам протекающий процесс,
сколько его затухающий след, а чтобы следы памяти сохраняли большую
полноту, нужно дробить процесс актами интроспекции на мелкие порции. Так
интроспекция превратилась в «дробную» ретроспекцию. Возможность путем
интроспекции выявлять причинные связи в сфере сознания ограничивается
примерами отдельных, произвольных действий среди множества необъяснимых
фактов сознания. И вообще, если бы можно было непосредственно усматривать
причины психических процессов, то психология была бы совсем не нужна.
Мнение о том, будто интроспекция поставляет сведения о фактах сознания
неискаженно, тоже представляется ошибочным уже в свете данных о
вмешательстве интроспекции в исследуемый процесс. Делая отчет по памяти
даже о только что пережитом опыте, человек неизбежно его искажает, ибо
направляет внимание только на определенные его стороны. Особенно сильно
искажающее внимание наблюдателя, который знает, что именно он ищет. Так
практика применения и углубленное обсуждение интроспекции обнаружили ряд