Так, самим человеком должно быть исследовано и изучено, как стать умелым
плотником, кузнецом, земледельцем, счетчиком, экономом, кормчим,
военачальником и т. д. Практически необходимое знание и мастерство в подобного
рода делах доступно человеку и без суетного обращения к богам и мантике. В этой
сфере технического знания и практического навыка основную роль играют, по
мнению Сократа, собственные познавательные усилия человека. В мантике же,
говорил он, «нуждаются намеревающиеся хорошо жить своим домом или городом»
(Там же, 1, 1, 7). Но и здесь, в сфере нравственной жизни (в семье, полисе и т. д.),
поведение человека должно опираться как на указания мантики, так и на
приобретенные им самим знания. Этическая добродетель в целом и различные ее
части и проявления — например, такие добродетели, как благочестие, мудрость,
рассудительность, мужество, справедливость и т. п.,— представляют собой знание,
которое обеспечивает выбор блага и отклонение зла. Регулирующая роль знания, по
Сократу, безусловна и абсолютна: «...нет ничего сильнее знания, оно всегда и во
всем пересиливает и удовольствия, и все прочес» (Платон. Протагор, 357 с).
Поэтому зло творится, согласно Сократу, по неведению, незнанию. Злой поступок
является следствием непонимания того, что есть истинное благо, а не результатом
разумного выбора зла; другими словами, умышленное зло невозможно.
Исходя именно из такого понимания связи между незнанием и злом, Сократ
по поводу привлечения его к ответственности за якобы умышленное нравственное
развращение юношей возражал на суде своему обвинителю Мелету следующим
образом: «Но или я не порчу, или если порчу, то неумышленно; таким образом, у
тебя выходит ложь в обоих случаях. Если же я порчу неумышленно, то за такие
неумышленные проступки следует по закону не вызывать сюда, а частным образом
наставлять и увещевать. Ведь ясно, что, уразумевши все, я перестану делать то, что
делаю неумышленно. Ты же меня избегал, не хотел научить и вызвал сюда, куда по
закону следует приводить тех, кто нуждается в наказании, а не в поучении»
(Платон. Апология Сократа, 26).
Сократовской этике в заметной мере присуще характерное для античных
представлений сближение незнания с безумием, отношение к преступлению как
акту безумца. Правда, Сократ все же в принципе отличал незнание от безумия. По
этому поводу Ксенофонт пишет: «Безумие, говорил он, противоположно знанию, но
незнание он не считал безумием. Самопознание, утверждение неизвестного и
самозаблуждение он признавал понятиями, очень близкими к безумию. Люди,
говорил он, не признают безумия за теми, которые заблуждаются в том, что неизве-
стно массе; они приписывают его заблуждающимся в предметах, известных массе»
(Ксенофонт. Воспоминания о Сократе, III, IX, 6).
В соотношении с благом как результатом действования по знанию зло есть
недоразумение, следствие проступков, совершенных по неведению. Следовательно,
добро и зло, по концепции Сократа, не два различных и автономных начала, как это
имеет место, например, в поучениях Зороастра о борьбе света и тьмы или в
христианской доктрине о борьбе бога и дьявола. У Сократа добро и зло — след-
ствие наличия или отсутствия одного и того же начала, а именно — знания. Только
под руководящим началом и управлением разума здоровье, сила, красота, богатство,
храбрость, щедрость и т. п. используются во благо; иначе они принесут не пользу,
но вред.