<216> Что находит подтверждение и в замечании самого Тондо о том, что
"последнее уточнение приобретает очевидную значимость в отношении тех
правопорядков, в которых регулирование сделочных актов построено по критерию
жесткой законодательной типизации" (Ibid. P. 997, nt. 6).
Наконец, необходимо отметить, что различные критерии, предложенные в рамках
направления, стремящегося установить "социальное" понятие сделки, будучи выявляемы
на уровне "социальной реальности", с привлечением таких понятий, как "пустая
видимость", "социальное сознание" и т.д., в конечном счете способствуют смешению
объективности существования или несуществования сделки с субъективностью
индивидуального представления о ней и оказываемого ей доверия. Действительно,
согласно Бетти, "пустая видимость" договора, т.е. его несуществование, "не может
считаться дающей место ничтожному договору: она не дает место никакому договору...
следовательно, ни договорному иску, ни иску о возмещении убытков вследствие доверия,
оказанного действительности договора (art. 1338)" <217>. В этом же направлении, но
более общим образом, рассуждает Бьянка: "Смысл разграничения (несуществования и
недействительности. - Д.Т.) в том, что некоторая операция, социально не подлежащая
оценке в качестве договора, не оправдывает ни какого-либо серьезного доверия сторон, ни
заслуживающего внимания доверия третьих лиц. Нет, следовательно, места для
релевантности тех интересов, в расчете на которые некоторые правовые последствия в
виде исключения связаны с "ничтожным" договором" <218>.
--------------------------------
<217> Betti E. Teoria generale del negozio giuridico. P. 461. Автор ссылается на норму
итальянского ГК, устанавливающую общую ответственность за убытки, вызванные
доверием к действительности договора: "Сторона, которая знала или должна была знать
об основании недействительности договора и не известила об этом другую сторону,
обязана возместить ущерб, понесенный ею вследствие того, что она полагалась, без своей
вины, на действительность договора (art. 1338 c.c.)".
<218> Bianca C.M. Op. cit. P. 580.
Следует, однако, заметить, предваряя дальнейший анализ так называемых
практических последствий недействительной сделки <219>, что иск, о котором говорится
в норме art. 1338 c.c. (отсутствующей в российском законодательстве, что является его
существенным недостатком <220>), предоставляется понесшей ущерб стороне, очевидно,
не потому, что имеет место существующий, хотя и недействительный, договор, т.е. факт,
социально оцениваемый в качестве договора, но исключительно потому, что имело место
доверие одной стороны, без ее в этом вины, к действительности договора <221>.
Критерий, которым оперирует законодатель, является, следовательно, субъективным:
необходимо учитывать психическое состояние конкретного лица в конкретной ситуации, а
не "среднего" абстрактного субъекта, который должен был бы признать, следуя
критериям, выработанным социальным опытом, в совокупности эмпирических фактов
договор. Конечно, при этом не могут игнорироваться критерии, социально признанные в
повторяющихся договорных ситуациях, являющиеся, следовательно, объективными,
однако они не имеют предустановленного и решающего значения. Эти критерии могут
служить лишь для оценки того, имела ли место или нет в конкретном случае "вина"
потерпевшей стороны, т.е. основательно ли она положилась на действительность
договора, и должны учитываться только вместе со всеми сопутствующими
обстоятельствами. Таким образом, доверие к действительности сделки является фактом,
самим по себе значимым для законодателя, который связывает с ним определенные
правовые последствия, и не может обосновываться объективным выполнением
"социального понятия" договора <222>. И если в конкретном случае с очевидностью
следует, что на самом деле нет ничего, кроме как "пустой видимости" сделки, то факт