
цы управляют политикой их страны начиная с конца 19 века: вначале
русские и британцы, а потом, с 1953 года, американцы. Некоторые
оппозиционеры истолковали политику прав человека как отход США от
шаха и, как следствие, ослабление его власти. Они почувствовали себя
сильнее и активизировались. В это же время шах, стремясь создать
политический климат, который обеспечил бы плавный переход власти
его сыну, а, может быть, также под давлением политики прав человека
начал делать шаги к либерализации иранской политической жизни.
Вообще у иранцев специфический взгляд на власть: они считают ее
препятствием на пути своих личных достижений и стараются обходить ее,
когда только можно. Как только им это удается, они теряют всякое уваже-
ние к власти; только ту власть, которую нельзя обойти, нехотя уважают.
Абсолютная власть шаха установила четкие границы дозволенного
несогласия. Его шаги к либерализации и наши заявления по поводу прав
человека размыли эти границы, не установив новых. Не желая верить,
что власть может ослабить контроль по причине иной, чем собственная
слабость, иранский народ начал раздвигать рамки во всех направлениях,
пытаясь нащупать новые границы индивидуального политического
поведения. На сегодняшний день они их до сих пор не нашли, по-
скольку шах не смог или не захотел предпринять жесткие меры, кото-
рые могли бы восстановить его положение, а новому правительству еще
предстоит выработать инструменты власти, навыки руководства и до-
биться единства страны.
В подходящий момент изгнанный исламский лидер, аятолла
Рухолла Хомейни, активизировал оппозицию и стал символом и цент-
ром народной ярости. Так же, как и для всех других успешных револю-
ционных народных движений в современной истории Ирана, исламское
движение сыграло роль крыши, под которой смогли объединиться раз-
нородные оппозиционные элементы, и дало революции бесценную воз-
можность привлечь в свои ряды огромное число людей.
Одна и та же революционная коалиция привела, прямо или косвен-
но, к смерти одного шаха, изгнанию другого и временному изгнанию
третьего на протяжении последних 83 лет. Теперь она же свергла по-
следнего, может быть, шаха. Из всех шахов, которые правили Ираном
со времени основания каджарской династии в 1796 году, только один
взошел на трон в результате спокойной передачи власти. Если вспом-
нить об исторических прецедентах, угроза, которую представляла иран-
ская революция для Мохаммеда Резы Пехлеви, не должна была бы ока-
заться неожиданной. Однако оказалась.
Проще говоря, я думаю, что мы не были готовы к падению режима
Пехлеви просто потому, что мы не хотели видеть правды.
Было бы преувеличением, но не слишком сильным, сказать, что
сразу после 1953 года шах был американской марионеткой. Однако с