Бережнова М.Л. (отв. ред.). Интеграция археологических и этнографических исследований сборник научных трудов. Часть 1

Подождите немного. Документ загружается.

321

Рис. 8. Космологические петроглифы:

а – модель двучастной Вселенной [по: 13];

б – обряды испрашивания «небесной

благодати» [по: 15].

С.А. Кабатов

Россия, Кострома, государственный университет

ПРОБЛЕМЫ РЕКОНСТРУКЦИИ КОСТЮМА СЕЛЬСКОГО НАСЕЛЕНИЯ

КОСТРОМСКОГО ПОВОЛЖЬЯ XIII–XVIII

вв.

Народная одежда как источник материальной культуры сельского населения Костромского По-

волжья большей частью рассматривается в контексте этнографических источников. Данные археоло-

гических исследований при этом привлекаются достаточно редко по следующим причинам. Во-первых,

недостаток полноценных стационарных археологических раскопок памятников сельского поселения,

которые являются единственной группой источниковой базы в настоящий момент включающей в себя

исследуемую серию на

ходок. Как правило, сведения, относящихся к тем или иным элементам одежды,

выявлены на городских поселениях, исторический интерес к которым в российской археологии до

настоящей поры преобладал. Во-вторых, в настоящий момент практически отсутствуют исследования

сельских некрополей. В-третьих, материалы, выявленные при раскопках весьма и весьма фрагментарны

и зачастую, составляет тр

удность определения их функциональной принадлежности [10]. Кроме того,

все находки, которые можно отнести к элементам одежды, а это ткань, лыко, кожа, подвержены силь-

ной деформации и разрушению. В полевых условиях зачастую не представляется возможным консер-

вировать и должным образом обрабатывать этот материал, что ведет к безвозвратной утере многих

находок еще до нач

ала камеральной обработки.

Большинство этнографических сведений о компонентах сельского костюма Костромского Повол-

жья относится к рубежу ХIХ–ХХ вв. Это период, когда возникает наибольший интерес, по сравнению с

предыдущим временем, к памятникам фольклора, этнографии, сказаниям и легендам. Именно в это

время начинают закладываться методические основы полевой археологии, и определяются пр

иоритеты

исследований. Хронологическим объектом исследования здесь выступает период конца ХVII–ХIХ вв.

Это относится и к этнографии, и к археологии. Период более раннего времени до настоящего времени

фактически не исследован.

Реконструкция костюма сельского населения Костромского Поволжья исследуемого времени ак-

туальна на наш взгляд еще и по тому, что время ХII

I–ХVII вв., это период, когда идет процесс

ассимилятивного растворения мерянской народности в миграционных потоках русских колонистов.

Такая ситуация допускает возможность наличия некоторых компонентов финно-угорского костюма в

одежде русского сельского населения. Выявление подобного взамопроникновения или установление

его отсутствия в этот период весьма проблематично в российской археологии и этнографии.

Хронологические рамки исследовани

я определяются периодом ХIII–ХVII вв., то есть с начала так

называемого «золотоордынского периода» (ХIII–ХV вв.) до конца ХVII в. Именно с начала ХIII в.

этническое изменение в Верхнем и Среднем Поволжье получает новый толчок, вызванный внутренними

миграционными процессами, что приводит в некоторых землях к процессу ассимиляции титульного

народа. Имен

но такая картина сложилась в Костромском Поволжье. Уже ко времени XVII в. население

Костромской земли в российской историографии, как правило, относят к собственно русскому. Времен-

ные границы исследования в истории данного региона обусловлены процессом сложения собственно

русской народности в Костромском Поволжье с характерными территориальными особенностями, связан-

ными с наличием в материальной культуре и некот

орых моментах традиционной и культовой обрядности,

элементов некогда титульного народа Костромского Поволжья – мерянской культуры [17].

322

При соотнесении и некоем проецировании данных этнографического характера периода конца

ХVIII – начала ХХ вв., которые сообщают об элементах одежды, дают их описание, технологию изго-

товления, возможную динамику развития или любого изменения, с исследуемым периодом ХIII–

ХVII вв., мы руководствуемся следующими моментами. Во-первых, как с кожаной обувью [11], такие

вещи, как сельская одежда в течение долгого в

ремени сохраняется с минимальными изменениями или

вообще, без каких-либо изменений. Причина тому довольно проста. Те формы одежды, которые

появляются под воздействием определенных факторов (природно-географическая среда, определенное

время года, род занятий, половозрастная принадлежность, частично социальное положение индивида в

обществе), долгое время остаются неизменными, поскольку неизменными по свое

й природе остаются

сами факторы, повлиявшие на сложение тех или иных форм одежды. Подобная неизменяемость, на наш

взгляд, может объясняться еще и консервативностью самой жизни сельского населения. Эту консерва-

тивность констатировали еще на рубеже ХIХ–ХХ вв. Консервативность, на наш взгляд, в этом случае

есть ни что иное, как це

нный социальный опыт, учитывающий национальные, природные особенности,

особенности ведения определенных форм хозяйства и нормативы личной жизни и межличностных

отношений в миру. Такая форма сохранения традиций прослеживается в археологических материалах

довольно хорошо. Так, например конструкции жилищных помещений Северо-Восточной Руси прояв-

ляют завидную консервативность в технике домостроительства, материале изготовления, соотнесении с

комплексом хозя

йственных построек, внутреннем и внешнем убранстве в период с ХI по ХVIII вв.,

иногда вплоть до конца ХIХ в. [16].

Основной упор в сфере источниковой базы в контексте заявленного вопроса необходимо относить

к сериям археологических находок и исследований, относящихся к изготовлению, технологии, ремес-

ленному инвентарю, самим элементам одежды. Этнографические данные, связанн

ые с описанием

сельского костюма, часто приводятся в силу того, что археологический материал на данный момент

исследования не позволяет полностью реконструировать одежду.

В основе исследования сельского костюма Костромского Поволжья при условии его реконст-

рукции на данный момент исследования возможно выделение трех основных групп археологических

источников: селище, элементы одежды, и ремесленный инвентарь.

Осно

вным источником материальной культуры сельского населения исследуемого периода вооб-

ще и в контексте заявленной тематики в частности является сельское поселение, на котором сосре-

доточено большинство источниковой базы (элементы одежды и украшения, бытовой инвентарь).

На данный момент исследования известно 32 селища ХIII–ХVII вв., наиболее информативным и

реперным из которых является селище Вёжи, где ар

хеологические исследования проводятся с 1996 го-

да, а его культурные напластования представлены так называемым «сырым слоем», великолепно сохра-

няющим органику.

Зооморфные украшения в Костромском Поволжье кроме как в материалах археологических иссле-

дований курганных захоронений нигде больше выявлены не были. Исследования данной группы

источников возможно только на основании серий отчетов по итогам ар

хеологических раскопок захо-

ронений культуры костромских курганов. Находки, выявленные в захоронениях, очень не много-

численны и привлекаются постольку, поскольку хронологически часть этого инвентаря входит в

исследуемый отрезок времени. После продолжения русской колонизации края население христиани-

зируется, и курганные захоронения как таковые исчезают, но не сразу. Курганный обряд захоронения

доживает ме

стами до конца ХIII – начала ХIV вв. Погребальный инвентарь именно этого заключи-

тельного периода бытования курганного обряда захоронения возможно привлечь в качестве дополни-

тельного материала для частичной реконструкции костюма сельского населения Костромского Повол-

жья. Весь исследуемый материал был получен в результате раскопок курганных древностей в 1879,

1880–1882 гг. Г.М. Девочкиным [6], в 1882 г. – Обществом есте

ствознания при Казанском университете

под руководством С. Дмитриева и Н.М. Бекаревича [3], с 1883 по 1899 гг. – Костромской губернской

ученой архивной комиссией [2], в 1895–1896 гг. – Обществом любителей естествознания, антропологии

и этнографии при Московском университете под руководством Ф.Д. Нефедова [23], в 1910 г. – Д.Н. Си-

зовым. Детальный анализ полученного в результате дореволюционных и ра

ннесоветских раскопок

погребального инвентаря был дан Е.А. Рябининым [26–27]. Для нас здесь представляется возможным

выделить 5 серий находок: браслеты, фибулы, подвески, бубенчики. Кроме того, к украшениям можно

отнести и зооморфные украшения, продолжающие бытовать на территории Костромского Поволжья

местами вплоть до конца ХIV в. Эти подвески являются частью погребального инвентаря, исчезающего

при офиц

иальном становлении христианства в регионе. Обобщающий анализ, выделение местных

территориальных центров изготовления и особенностей для Костромской земли, в составе Северо-

Восточной Руси, проведены Е.А. Рябининым в 1981 году [26]. Украшения представлены также серией

цельных перстней, выявленной при сборе подъемного материала селища Вёжи [12]. Анализ этих

находок проводился в соответствии с существующими исследованиями М.В. Сед

овой [28–29] и

П.Г. Гайдукова [5], по новгородским и московским материалам. Гребни для расчесывания волос,

отнесенные нами в группу украшений, имело мало примеров фиксации на сельских поселениях. Гребни

323

изготовляли из дерева и кости, а кость и дерево в супеси фактически не сохраняется. Те экземпляры,

которые попали в сферу нашего исследования, также выявлены при сборе подъемного материала

селища Вёжи и непосредственно в слоях памятника [1; 12–15]. Аналитическое сопоставление форм

гребней, материала изготовления и конструктивных особенностей проводилось в соответствии с

имеющимися разработками Б.А. Колчина [18] и П.Г. Гайдукова [5]. Так, в се

рии публикаций сборника

работ по новгородским материалам дается детальный анализ многих предметов, в том числе гребней, и

соотнесении его со стратиграфическими особенностями памятника и технологий изготовления [18].

Вопрос об элементах одежды, национального костюма сельского населения Костромского Поволжья

исследуемого времени впервые начинает рассматриваться в этнографических рабо

тах Д.К. Зеленина в конце

ХIХ в. [7]. Однако, костюм населения данной территории не является объектом исследования, он

привлекается автором в качестве дополнительного материала. Необходимо отметить, что регион сбора

информации исследователя ограничен территориальными рамками Нерехтского и частично Судиславского

и Костромского уездов Костромской губернии. При рассмотрении самого костюма сельского населения,

Д.К. Зе

ленин фактически ничего не сообщает об инвентаре и техники изготовления одежды.

Изучение кожевенного и обувного ремесел в среде сельского населения Костромской земли ХIII–

ХVII вв. еще не получило в литературе должного освещения. Как правило, эта тематика поднимается

лишь в контексте городских центров, но никак не в среде сельского населения. В опублико

ванных

работах встречаются только самые общие характеристики технологии кожевенного дела в кустарной

промышленности конца ХIХ в., а также вопросы, связанные с обработкой кож и изготовлением из них

различных предметов [4; 20–22; 24–25; 30]. Наиболее полно кожевенное ремесло, вообще, рассмотрено

для новгородских земель и, в частности, для самого Новгорода Великого [4; 31]. На данный момент

лишь один памятник ис

следуемого времени нам дал необходимый материал, позволивший сделать

попытку сравнительного анализа кожевенного и сапожного ремесла на основе привлечения результатов

археологических исследований в Новгороде, это селище Вёжи [1; 12–15]. В результате археологических

исследований на данном памятнике обнаружено большое количество кожаных изделий различной сох-

ранности и кожаных остатков, обрезков. Выявленный нами археологический матери

ал позволил де-

тально остановиться на технологии кожевенного дела на Вёжах и сделать попытку хронологической

классификации обуви сельского населения Костромской земли ХIII–ХVII вв. Технологию первичной

обработки шкур животных приходилось восстанавливать косвенным путем, привлекая этнографиче-

ский материал и литературу по технологии кожевенного дела в кустарной промышленности конца

ХIХ в. по Ко

стромскому региону [8]. Обобщающим исследованием относительно технологии изготов-

ления кожевенного инвентаря и наличия самостоятельных форм в Костромском Поволжье ХIII–

ХVII вв. явилась статься С.А. Кабатова [11]. Что касается общественной стороны изучаемых ремесел,

то она, в силу специфики археологического материала и недостаточности сведений письменных источ-

ников, не могла быть освещена столь же под

робно, как техническая.

Ремесленный инвентарь представлен в абсолютном большинстве своем металлическими изде-

лиями. Деревянные изделия если имеются, то в таком состоянии, что их функциональное назначение

определить не представляется возможным. Вероятно, это сломанные изначально и деформированные со

временем фрагменты тех или иных предметов. Из числа металлических бытовых изделий мы выделили

несколько сам

остоятельных серий по функциональному назначению: кузнечный инвентарь, ножи,

ножницы, кочедыки. Основополагающим в исследовании металлического комплекса находок являются

работы Б.А. Колчина [18–19]. Методика обработки и изготовления, структурный анализ выводились

нами в соответствии с исследованиями Б.А. Колчина новгородских материалов. Динамика изменения

форм во времени, местные характерные особенности, преемственность типов определялись при соотно-

шени

и местного материала с аналогичными комплексами сопредельных территорий (например, Ниже-

городские исследования по краеведению и археологии) и новгородскими материалами.

Список литературы

1. Алексеев С.И. Отчет об археологических раскопках селища Вёжи Костромского района Костромской

области в 2001 г.: Рукопись. – Кострома, 2001. – 148 с.

2. Бекаревич Н.М. Дневники раскопок курганов, произведенных членами комиссии в 1895–1899 гг. //

Костромская старина. – Кострома. – 1901. – Вып. 5. – С. 453–456.

3. Бекаревич Н.М. Раскопки в Костромском уезде // Костромская старина. – Кострома, 1890. – Вып. 1. –

С. 132–142.

4. Волков М.Я. Купеческо

е кожевенное предпринимательство // История СССР. – 1966. – № 1. – С. 138–151.

5. Гайдуков П.Г. Славенский конец Средневекового Новгорода. Нутный раскоп. – М.: [Б.и.], 1992. – 198 с.

6. Девочкин Г.М. Очерк пространства Костромской губернии // Костромские архивные ведомости. –

Кострома, 1894. – № 22–23.

7. Зеленин Д.К. Восточнославянская этнография. – М.: Наука, 1991. – 512 с.

8. Зимин М.М. Из жизни костромских сапожников. – Кострома: Костром. губ. от

д. союза кожевников,

1924. – 362 с.

324

9. Изюмова С.А. К истории кожевенного и сапожного ремесел Новгорода Великого // Труды новгород-

ской археологической экспедиции. – М.: Изд-во АН СССР, 1959. – Т. II. – С. 192–222. – (Материалы и иссле-

дования по археологии СССР. № 65).

10. Кабатов С.А. Источнико-историографическая база изучения материальной культуры сельского насе-

ления Костромского Поволжья ХIII–ХVII вв. // Межрегиональная конференция сла

вистов. Российское сла-

вяноведение в начале ХХI в.: задачи и перспективы развития: Материалы Всерос. совещания славистов. – М.:

Логос, 2005. – С. 493–504.

11. Кабатов С.А. Кожевенное ремесло Костромского Поволжья ХIII–ХVII вв. // Вестник Костромской

археологической экспедиции. – Кострома: Науч.-произв. центр по охране и использ. памятников истории и

культуры; Центр археол. исслед., 2003. – Вып. 2. – С. 98–116.

. Кабатов С.А. Отчет об археологических исследованиях на селище Вёжи в 2009 г.: Рукопись. –

Кострома, 2009. – Том I. –171 с.; Т. II. – 124 с.

13. Кабатов С.А. Отчет об археологических раскопках селища Вёжи Костромского района Костромской

области в 1999 г.: Рукопись. – Косторома, 1999. – 138 с.

14. Кабатов С.А. Отчет об археологических раскопках селища Вёжи (раскоп II) Костромского района,

Костромской области: Рукопись. – Ко

строма, 2008. – Т. III. – 141 с.

15. Кабатов С.А. Отчет об археологических раскопках селища Вёжи Костромского района Костромской

области в 2004 г.: Рукопись. – Кострома, 2004. – 198 с.

16. Кабатов С.А. Сельские поселения и жилища Костромского Поволжья ХIII–ХV вв. // Вестник

Костром. ун-та. – 1999. – № 3. – С. 91–93.

17. Кабатов С.А. Сельские поселения Костромского Поволжья ХII

I–ХVII вв. (по археологическим дан-

ным): дисс. … канд. ист. наук. – Йошкар-Ола, 2004. – 329 с.

18. Колчин Б.А. Железообрабатывающее ремесло Новгорода Великого // Труды новгородской археоло-

гической экспедиции. – М.: Изд-во АН СССР, 1959. – Т. II. – С. 7–119. – (Материалы и исследования по

археологии СССР. № 65).

19. Колчин Б.А. Черная металлургия и металлообработка в древней Руси (домонг

ольский период). – М:

Изд-во АН СССР, 1953. – 167 с. – (Материалы и исследования по археологии СССР. № 32).

20. Крестьянская одежда населения европейской России (ХIХ–ХХ вв.): Определитель. – М.: Сов. Рос-

сия, 1971. – 365 с.

21. Лебедева Н.И. Одежда // Материалы и исследования по этнографии русского населения Европей-

ской части СССР. – М.: Изд-во АН СССР, 1960. – С. 77

–93.

22. Маслова Г.С. Народная одежда в восточнославянских традиционных обычаях и обрядах ХIХ–ХХ вв.

– М.: Наука, 1984. – 216 с.

23. Нефедов Ф.Д. Раскопки курганов в Костромской губернии, произведенные летом 1895 и 1896 года //

Материалы по археологии восточных губерний России, собранные и изданные Императорским Московским

археологическим обществом на высочайше дарованные средства – М.: [Б.и.], 1899

. – Вып. 3. – 259 с.

24. Поварнин Г.Г. Очерки мелкого кожевенного производства в России. – СПб.: тип. В.Ф. Киршбаума

(отд.), 1912. – Ч. 1: История и техника производства. – VIII, [2], 270, [2], 50 с.

25. Поварнин Г. Дубильное корье и его сбор. – М.: Изд-во Всерос. кожевен. синдиката, 1923. – 31 с.

26. Рябинин Е.А. Зооморфные украшения Древней Руси Х–ХIV

вв. – Л.: Наука, 1981. – 124 с. – (Свод

археологических источников. Вып. Е 1-60).

27. Рябинин Е.А. Костромское Поволжье в эпоху средневековья. – Л., 1986. – 318 с.

28. Седова М.В. Ювелирные изделия Древнего Новгорода (Х–ХV вв.). – М.: Наука, 1981. – 195 с.

29. Седова М.В. Ювелирные изделия Древнего Новгорода (Х–ХV вв.) // Труды новгородской археоло-

гической экспедиции. – М.: Изд-во АН С

ССР, 1964. – Т. IV. – С. 223–261. – (Материалы и исследования по

археологии СССР. № 123).

30. Тазихина Л.В. Север Европейской части РСФСР // Крестьянская одежда населения Европейской

России: ХIХ – начало ХХ вв. Определитель: – М.: Сов. Россия, 1972. – С. 119–164.

31. Якунина Л.И. Новгородская обувь ХII–ХIV вв. // Краткие сообщения о докладах и полевых исследо-

ваниях. – 1947

. – Вып. 17. – С. 38–48.

Ю.Н. Квашнин

Россия, Тюмень, Институт проблем освоения Севера СО РАН

ОТРАЖЕНИЕ МЕЖЭТНИЧЕСКИХ КОНТАКТОВ

В СОВРЕМЕННОЙ ОДЕЖДЕ НЕНЦЕВ И ЭНЦЕВ НИЗОВЬЕВ ЕНИСЕЯ*

Одежда – это специальные средства, созданные человеком для защиты своего тела от неблаго-

приятного воздействия окружающей природной среды. Такое или примерно такое определение одежды

встречается в различной этнографической литературе [13, с. 105]. Однако одежда в жизни любого эт-

* Работа выполнена при финансовой поддержке программы фундаментальных исследований Прези-

диума РАН «Историко-культурное наследие и духовные ценности России».

325

носа – это нечто большее, чем просто средство естественной защиты. Это часть этнической культуры,

наряду с пищей, жилищем, средствами передвижения, орудиями труда, нравами, обычаями, языком и

пр. По одежде различают мужчину и женщину, определяют возраст и социальный статус сопле-

менников, распознают представителей других народов.

У народов, живущих на Таймыре, четко различается одежда не

нцев, нганасан и долган. Сложные

этнические взаимоотношения в этих краях на протяжении веков приводили к сближению одних

народов и конфликтам с другими. Например, энцы и нганасаны издавна являются сватами, а тради-

ционная одежда энцев близка по покрою одежде нганасан. В напряженных отношениях между энцами и

ненцами немаловажную роль играли различия в энецкой и н

енецкой одежде. В настоящее время на

Таймыре только ненцы, кочующие с оленьими стадами по тундре, в бóльшей степени сохраняют свою

национальную одежду. Многие нганасаны и долганы живут в городах и поселках, одеваются как

городские жители. Энцы утратили последние образцы традиционной одежды, тундровые – одеваются в

ненецкие малицы, поселковые – в об

ычную покупную одежду.

Сегодня енисейские ненцы и энцы проживают на территории Таймырского Долгано-Ненецкого

муниципального района Красноярского края. Большая часть из них живет в тундре и поселках муни-

ципального образования «Сельское поселение Караул», остальные в районном центре – городе Дудинка

и поселке Потапово, подведомственном Дудинскому муниципалитету.

Таблица 1

Численность ненцев и энцев в по

селках Таймырского

муниципального района Красноярского края на 2009 г.

№ п/п Населенный пункт Ненцы Энцы

1. п. Носок 1483 3

2. п. Тухард 684 101

3. с. Караул 237 5

4. п. Усть-Порт 196 –

5. п. Воронцово 225 24

6. п. Байкаловск 108

–

7. п. Поликарповск 20

–

8. п. Казанцево 22

–

9. п. Мунгуй 18

–

10. п. Кареповск

– –

11. п. Белый Яр

– –

12. п. Потапово 138 10

ИТОГО: 3131 143

Как видно из таблицы, энцев на сегодняшний день значительно меньше чем ненцев. Их числен-

ность, составлявшая в XVII в. около 3000 человек, постепенно снижалась под давлением осваивавших

низовья Енисея ненцев [7, с. 116]. В ХХ в. местами проживания тундровых энцев (сомату) была тундра

прилегающая к самому северному поселку района – Воронцово (Варенцово). Лесные энцы (Пэ-бай)

жили южн

ее Дудинки, в районе поселка Потапово. И та, и другая группы испытали на себе сильное

влияние ненецкой культуры, почти утратили родной язык и особенности традиционного быта. Бóльшая

часть воронцовских энцев в 1970-е гг. была переселена в тухардскую тундру из-за стихийного развала

оленеводческого хозяйства, вызванного тем, что мигрирующие ди

кие олени увели с собой практически

все поголовье совхозных домашних оленей.

Традиционной, национальной одеждой енисейских ненцев являются: у мужчин – малица (нен. ма-

льця, мальча), сшитая в виде глухой просторной рубахи из оленьих шкур мехом внутрь, сокуй (нен.

соок), сшитый мехом наружу, поверх малицы надевается маличная сорочка (нен. мальча танга), сшитая

из цветн

ого сукна; у женщин – парка (нен. паны), двухслойная распашная шуба из оленьих шкур.

Мужчины подпоясываются кожаным (покупным) ремнем, а женщины ремнем, сплетенным из цветных

ниток (нен. не ни). Обувью служат меховые чулки-тяжи (нен. либт), мехом внутрь и меховые сапоги-

бакари (нен. пива), мехом наружу. К малице и сокую пришиваются капюшоны из оле

ньей шкуры, а

женщины носят оленьи шапки, в виде капора с опушкой из песцовых хвостов (нен. сава). В прошлом

мужчины и женщины носили кожаные штаны из пыжика (нен. пи’мя). Сейчас под верхнюю одежду

надевают покупное белье, рубахи и штаны.

Следует отметить, что такие названия одежды как сокуй, парка, тяжи, бакари не яв

ляются

ненецкими по происхождению. Первое происходит от энецкого слова соку’отэ, так энцы называли

мужскую традиционную верхнюю одежду. Слово парка, русифицированное название зимней одежды

обско-угорских и некоторых северо-самодийских народов (хант. и манс. порха, сельк. парккы, энец.

326

фаггэ, паггэ). Меховые чулки-тяжи, русские, проживающие в междуречье Оби и Таза, называют чижи, а

к востоку от Енисея – чажи. Сапоги-бакари это, возможно, бахоры русских Вятского края [1, с. 139–140;

11, с. 509–512; 12, с. 675–676; 15, с. 94–100].

Традиционная мужская одежда одинакова во всех группах тундровых ненцев Северо-Западной

Сибири, а женская имеет некоторые различия по местам преимущественного распространения и орна-

ментации. Пр

инято различать два типа женской ненецкой одежды. Первый – распашная шуба, сшитая из

шкур лесных животных: лидянг паны – бобровая паница; таряв паны – беличья паница, распространенные

к западу от Урала у европейских ненцев. Второй – не паны, распашная шуба, сшитая целиком из оленьей

шкуры, бытующая как в европейских, так и в западн

осибирских тундрах [14, c. 124–126].

На наш взгляд, можно выделить и третий тип, который отличается от второго не материалом и

покроем, а только наличием фигурного орнамента из белого и темного камуса (шкур с ног оленя) по

подолу и вдоль бортов шубы. Одежда третьего типа стала распространяться на Север довольно поздно,

вероятно, в конце XI

X – начале XX в. По мнению Л.В. Хомич, фигурные узоры на ягушках (оленьи рога,

след медведя, головки соболя, заячьи уши и т.п.) вместо опушки по подолу собачьим мехом, первыми

стали делать ханты-оленеводы, которые заимствовали у ненцев тип распашной женской одежды. С

такими видоизменениями ягушка стала проникать к ненцам. Поначалу ямал

ьские ненки пришивали к

своим ягушкам тонкие полоски цветной ткани с мелким однообразным узором, постепенно перенимая

искусство орнаментирования у приуральских и нижнеобских хантов [1, с. 53; 9, с. 60; 14, с. 143].

Распространение ягушек с узорами к северо-востоку и востоку от низовьев Оби связано с широ-

кими брачными контактами разных групп ненцев с северными хант

ами в конце XIX – начале XX в.

Важнейшую роль в этом процессе сыграли представители ненецких родов хантыйского происхождения.

Одними из первых в низовьях Енисея были отмечены в 1897 г. представители рода Неркыхы. В конце

ХХ в. самым многочисленным родом Тазовского р-на ЯНАО, граничащего с территорией проживания

енисейских ненцев, был род Салиндер [4, с. 171; 8, с. 17

3–174].

В настоящее время у ненецких женщин в низовьях Енисея встречаются ягушки как второго, так и

третьего типа. Можно предположить, что сегодня одной из мотиваций украшения ягушек «богатым»

орнаментом (особенно для молодого поколения) является желание получить приз на ежегодном празд-

новании «Дня оленевода».

Традиционная одежда энцев некогда составляла единый комплекс вместе с оде

ждой нганасан.

Будучи охотниками на дикого оленя, они шили себе одежду из оленьих шкур. Отличалась энецкая

одежда от нганасанской только элементами орнамента. Подробных описаний обычного набора энецкой

одежды в научной литературе немного. В общих чертах он состоял из следующих элементов. Мужчины

носили верхнюю одежду – парку с капюшоном мехом наружу, по

д нее надевали нижнюю одежду (эн.

йодду), с пришитыми к рукавам рукавицами (эн. обе). Зимой, при перекочевках, сверху надевали сокуй.

Нижней поясной одеждой были натазники: внутренние (эн. тарухо) и наружные (эн. ниды). Обувались

энцы в меховые чулки-тяжи, на которые надевали меховые сапоги-бакари (эн. лесн. пэ, эн. тунд. фэ),

обувь без по

дъема в виде мешка из камусов. Женская верхняя одежда была распашной, а в общем, как и

обувь, совпадала по материалу, форме и покрою с мужской, только была несколько короче. Нательной

одеждой женщин был ровдужный комбинезон (эн. тунд. таро, эн. лесн. пии). Женская шапка (эн. сой)

шилась в виде капора и сос

тояла из внутренней и наружной части, которые обшивались по краям опуш-

кой из черного собачьего меха [2, с. 62–64; 11, с. 509–513].

Традиционная одежда, идеально приспособленная для охоты на дикого оленя, стала вытесняться

из повседневного обихода энцев со второй половины XIX в. под влиянием ненцев-оленеводов, расши-

ривших территории своих кочевий до низовьев Енисея и берегов Е

нисейского залива. Постепенное

заимствование навыков ведения оленеводческого хозяйства, приводили энцев к необходимости смены

одежды на более удобную для нового вида деятельности. Хотя долгое время энецкие малицы были ко-

роче ненецких, они шились без мехового подола (нен. мальча пантаз) [3, с. 157–158].

На протяжении ХХ в. исследователям довелось наблюдать, как менялось соотношение эн

ецкой и

ненецкой одежды у энцев. По данным Б.О. Долгих, лесные энцы уже в 1926–1927 гг. носили только

ненецкую одежду. Больше половины тундровых энцев в тот же период сохраняли свою национальную

одежду. Однако, уже к 1948 г. доля энецкой одежды здесь сократилась до 20% [7, с. 136]. На рубеже 1950–

1960-х гг. традиционная одежда сохранялась у эн

цев, проживавших на правом берегу Енисея среди

нганасан. В 1962 г. в низовьях Енисея всего несколько мужчин и женщин носили энецкую одежду [3, с.

157–158; 6, с. 130]. Последний образец женской энецкой одежды был зафиксирован исследователями в

1970-е гг. в п. Воронцово, у пожилой энки Марии Семеновны Туглаковой. Эту одежду она не носила, а

берегла для похоронного обря

да [10, с. 192]. Можно согласиться с мнением В.И. Васильева о том, что

вытеснение энецкой традиционной одежды ненецкой связано не только с переходом энцев от охоты на

дикого оленя к крупностадному оленеводству, но и с возрастанием в ХХ в. количества энецко-ненецких

браков. Ненки в смешанных семьях не имели навыка изготов

ления энецкой одежды и обуви [5, с. 6].

В заключение еще раз отметим, что сегодня все тундровые и лесные энцы, кочующие с оленями по

тундре, носят малицы, маличные сорочки, бакари и тяжи ненецкого покроя. Городские и поселковые

327

энцы носят покупную одежду. На примере энцев мы наблюдаем результаты пассивной адаптации

этноса. Энцы, долгое время приспосабливавшиеся к изменениям культурной и природной среды, в

XIX в. попали под влияние многочисленного и более способного к адаптации ненецкого этноса. В итоге

энцы утратили многие элементы своей этнической культуры, в том числе и одежду. В перспектив

можно прогнозировать полное растворение энецкого этноса среди соседних народов – ненцев, нганасан,

долган, русских и других народов.

Список литературы

1. Богордаева А.А. Традиционный костюм обских угров. – Новосибирск: Наука, 2006. – 239 с.

2. Васильев В.И. Лесные энцы (очерки истории, хозяйства, культуры) // Сибирский этнографический

сборник. V. – М.: Наука, 1963. – С. 61–70.

3. Васильев В.И. Ненцы и энцы Таймырского национального округа (очерк хозяйства, быта и этни-

ческих процессов, протекающих на Енисейском севере) // Преобразования в хозяйстве и культуре и этни-

ческие процессы у наро

дов Севера. – М.: Наука, 1970. – С. 106–163.

4. Васильев В.И. Проблемы формирования северо-самодийских народностей. – М.: Наука, 1979. – 243 с.

5. Васильев В.И. Современные этнические процессы в низовьях Енисея. – М.: Наука, 1964. – 9 с.

6. Васильев В.И., Туголуков В.А. Этнографические исследования на Таймыре в 1959 году // Советская

этнография. – 1960. – № 5. – С. 128

–141.

7. Долгих Б.О. Очерки по этнической истории ненцев и энцев. – М.: Наука, 1970. – 270 с.

8. Квашнин Ю.Н. Гыданские ненцы: история формирования современной родовой структуры (XVIII–

XX вв.). – Тюмень; М.: Тип. ИНИОН РАН, 2003. – 186 с.

9. Квашнин Ю.Н. Типы женской одежды сибирских тундровых ненцев // Актуальные вопросы истории

Сибири: материалы VI науч. конф. «Бородавкинские чтения». – Ба

рнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2007. – С. 58–61.

10. Кривоногов В.П. Этнические процессы у малочисленных народов Средней Сибири. – Красноярск:

Изд-во Красноярск. гос. пед. ун-та, 1998. – 320 с.

11. Народы Западной Сибири. Ханты. Манси. Селькупы. Ненцы. Энцы. Нганасаны. Кеты. – М.: Наука,

2005. – 805 с.

12. Прокофьева Е.Д. Селькупы // Народы Сибири. – М.; Л.: Наука, 1956. – С. 605

–687.

13. Садохин А.П. Этнология. Учебный словарь. – М.: Гардарики, 2002. – 208 с.

14. Хомич Л.В. Ненцы. Очерки традиционной культуры. – СПб.:, Русский двор, 1995. – 336 с.

15. Чикачев А.Г. Русские на Индигирке. Историко-этнографический очерк. – Новосибирск: Наука, 1990.

– 189 с.

Рис. 1, а, б. Енисейские ненцы в традиционной зимней одежде

328

Рис. 2. Тундровой энец

в малице (п. Тухард, 2010 г.)

Рис. 3. Лесные энцы (п. Потапово, 2010 г.)

Л. Кондратикова

Молдова, Кишинев, Институт культурного наследия Академии наук Молдовы

КОСТЮМ И УКРАШЕНИЯ НАСЕЛЕНИЯ МОЛДОВЫ XV–XX вв.

ОСНОВНЫЕ ИСТОЧНИКИ ИССЛЕДОВАНИЯ

В процессе исследования костюма и украшений населения Молдовы большое значение имеет изу-

чение и анализ первостепенных источников, письменных и художественных. Исторические источники и

произведения изобразительного искусства свидетельствуют о постоянном развитии художественной вы-

шивки, придворной и традиционной одежды и украшениях, присущих населению Молдовы. Эти аспекты

были, в той или иной мере, разработаны ученными Мо

лдовы, Румынии и России [3; 5; 6; 9; 10; 11].

Современные дизайнеры Молдовы весьма часто обращаются к культурному наследию страны,

заимствуя старинные мотивы и идеи для создания своих новых коллекций модной одежды. Исходя из

того, что «новое – это хорошо забытое старое», опять актуальны вышитые блузки и свадебные платья,

бижутерия, изготовленная из цветного бисера и др., наши мо

дельеры стараются воссоздать традицион-

ный молдавский костюм или городское платье XIX века, используя, в основном, материалы прошлых

столетий и традиции предыдущих поколений.

Важной особенностью развития костюма является разделение в соответствии с социально-эконо-

мическим статусом, занимаемым в обществе, в городской или сельской среде, и материальным благо-

состоянием. Более того, одежда, фактур

а ткани и украшения являются и ныне бесспорными качествами

и признаками материального достоинства и социальной дифференциации.

Прежде всего необходимо отметить, что костюм населения Молдовы можно условно разделить на

следующие категории: традиционный народный костюм (в данной категории можно отметить одежду

населения юга, центра и севера Молдовы), исторический костюм (т.е. костюм господаря стран

ы, основ-

ных чиновников и аристократических семей), церковное платье (где также можно проследить эво-

люцию и статус носителя, т.е. монах, епископ, архиепископ и т.д.), светский костюм (повседневный и

праздничный), который также можно рассмотреть как городское платье и сельскую одежду, рабочая

одежда отдельных слоев населения (например, пастухи), а также детская одежда, которая являлась

уменьше

нной копией одежды для взрослых [7, с. 131–152]. В рамках данного сообщения нужно

отметить, что в качестве источников изучения костюма и украшений, особая роль отводится средне-

вековой фрески и вышивке, коллекциям этнографических музеев, картинам молдавских художников,

фотографии и эскизом модельеров.

Молдавская средневековая вышивка весьма многообразна и самобытна. Дорогостоящие ткан

(бархат, атлас, шелк) вышивали золотыми и серебряными нитями, создавая великолепные предметы

одежды. В основном, это было платье господаря и его семьи, бояр и богатой знати. Золотая вышивка с

успехом применялась и для создания предметов церковной литургии, а также для пошива одежды

предводителей христианской церкви. И ныне в монастырских и го

родских музеях, а также при дейст-

вующих церквях можно увидеть дорогие предметы церковной одежды. Тем более что считалось

великим почетом преподнести церкви или монастырю вышитую ткань для церковных необходимостей.

329

Чаще всего, на этих тканях вышивали портреты дарителей во весь рост, во всей красе и аристокра-

тическом обличье. Таким образом, для современных исследователей и сохранились великолепные

вышивки, на которых запечатлены лица основоположников монастырей, господарей и их семейств.

Эти вышивки представляют бесспорный интерес в процессе изучения костюма и применяющихся

аксессуаров. Например, на двер

е (1561 г.), подаренной молдавским господарем Александру Лэпушняну

церкви Слатина, основателем которой он являлся, запечатлены лики самого дарителя и его жены

Руксандры, которые изображены в костюмах присущих середине XVI века (длинные платья, высокие

воротники, царская корона на голове как символ величия и государственности) [1, с. 18–19]. Благодаря

этим вышивкам можно проследить формирование декоративных орнаментов и моти

вов, которые при-

менялись в молдавском княжестве, техники изготовления и наиболее часто используемые материалы.

Особое внимание имеет погребальная накидка Марии Мангопской, жены молдавского господаря

Стефана Великого (Штефан чел Маре). Вышитая в 1477 г., в год смерти Марии, эта накидка является

очень ценным источником для изучения погребального костюма высшей знати и прилагаемых укр

а-

шений [1, с. 16, 36]. Ее костюм (вышитый на красном шелке) произведен из дорогой ткани синего цвета,

украшен золотыми и серебряными нитями, а на голове красуется золотая корона и свисающие до плеч

золотые нити с вплетенными вставками драгоценных камней.

Прекрасным дополнением к данному костюму является работа 1500 г., где на шелковой основе крас-

ного цвета пр

едставлены господарь Стефан Великий и его жена Мария (двера хранится в монастырском

музее Путна). Аристократическая семья изображена во всей красе, в церемониальных одеяниях и дорогих

украшениях [1, с. 39]. Мужской костюм и украшения, в особенности, кольца на мизинце левой руки,

переданы на вышитой погребальной накидке другого молдавского господаря, Иеремия Мовилэ (1606 г.).

Рабо

та, ныне хранящаяся в монастырской коллекции Сучевицы, представляет фигуру господаря вышитую

на бархате вишневого цвета, с использованием золотых, серебряных и разноцветных шелковых нитей.

Сам Мовилэ изображен как живой человек, в отличии от представленной раннее накидки Марии Ман-

гупской. Он носит богатую мантию, декорированную дорогим мехом и разнообразным цветочным

орнаментом, носит золотистые сапоги на каблуке, вы

сокую шапку и свойственное времени украшение

эгрет. Под мантией можно увидеть платье шитое серебряными нитями, с узкими рукавами и широким

золотым поясом. Такое же великолепное платье, вышитое золотыми, серебряными и шелковыми нитями

на красном бархате, с изящным растительным орнаментом и свойственными украшениями (невысокая

золотая корона с драгоценными камням

и и множественные кольца на руках), представлено на погребаль-

ной накидке умершего в 1609 г. господаря Симиона Мовилэ [1, с. 45].

Великолепно художественное и профессиональное выполнение следующей вышивки, дверы, на

которой запечатлены жена господаря Василия Лупу, Госпожа Тудоска и их сын, Иоанн [1, с. 51]. До

мельчайших деталей искусные вышивальщицы передали все тонкости дамского и мужс

кого платья,

разнообразие дорогих украшений, являясь ярким примером мастерства и развития придворного кос-

тюма и свойственных ему аксессуаров. Очень реалистичны, эти два портрета исполнены на красном

бархате золотыми, серебряными и цветными шелковыми нитями, а техника глади, используемая в дан-

ном случае, еще выгоднее подчеркивает красочность и величие праздничного церемониального наряда.

Уже к концу XIX

в. профессиональная и оригинальная вышивка постепенно уступает место фаб-

ричным изделиям, что несомненно сказывается отрицательно на дальнейшем развитии этого вида

искусств. Вышиваются в основном, предметы текстиля, полотенца, рушники, скатерти, чаще всего по

имеющимся моделям из специальных тетрадей. Несмотря на влияние городских товаров, все же от-

дельные мастерицы сохранили тради

ции художественной вышивке, продолжая качественно и умело

работать. Сегодня вышивка стала очень востребованной, в особенности при изготовлении сценических

народных костюмов. Все больше музыкальных исполнителей и деятелей искусств интересуются ориги-

нальными работами молдавских мастериц, среди которых особую роль выполняет ателье «Дом Кристи»

(Casa Cristea). Салон продолжает изготавливать народные вышитые наряды, используя традиционные

навыки прошлы

х столетий и современные модные тенденции, что придает костюмам неповторимую

самобытность, оригинальность и цветовое многообразие.

Неоспоримую роль в процессе исследования молдавского костюма выполняет средневековая фрес-

ка, которая наглядно знакомит нас с предметами одежды и украшениями свойственными различным

историческим периодам и региональным вариантам.

Фрески представляют изображения из жизни Иисуса Христа и всех святых, осно

вателей монас-

тырей и церквей, дарителей и их семей, которые несут неоспоримые источники по изучению костюма и

украшений тех времен. Самыми любопытными для нас представляются фрески в таких монастырях как

Воронец (где ясно различимы детали одежды и украшений всей семьи Стефана Великого, его Жены

Марии Войкицы, принца Богдана и п

ринцессы Марии) [2, с. 184–185]; в Добровэц показаны изобра-

жения семьи Стефана Великого и его сыновей, Богдана и Петру Рареш и весьма отчетливо заметны

детали золотых корон и одеяний, вышитых золотом и жемчугом [2, с. 266]. В монастыре Молдовица

можно увидеть еще одну замечательную фреску на тему молдавского господаря Петру Рареш, его жены

и сына, изоб

ражения которых поражают изобилием золотого шитья, прекрасного жемчуга и высоких

готических корон [2, с. 274]. Изящные высокие золотые короны нам представляет фреска из Сучевицы,

330

где нарисована многочисленная семья молдавского воеводы Иеремия Мовилэ [2, с. 293]. Детские

костюмы, уменьшенные варианты взрослой церемониальной одежды, весьма колоритно показаны на

фресках в монастыре Хурез, где изображен Константин Брынковяну и его семья [2, с. 395]. Прекрасны

фрески с изображением Елены и ее детей в монастыре Пробота, на которых отчетливо прослеживаются

черты вышивки жемчужными и золотыми нитями, ор

игинальные головные уборы и платье, перепле-

тенные жемчугом, любимым камнем молдавских господарей. В то же время, церковные фрески и вы-

шивки представляют неисчерпаемый материал для проведения исследования одеяний святых лиц.

Немалую роль в изучении заявленной проблемы имеют работы молдавских мастеров-художников.

Несмотря на, что весьма часто изображенный костюм или украш

ения имеют субъективный характер, в

основном, эти работы достаточно многозначительны, правдоподобны и любопытны с точки зрения ис-

кусствоведов. Особое место занимают произведения известного румынского художника и графика

Карол Попп Сзатмари (1812–1887), который обрисовал целую серию костюмов различных регионов

Молдовы [6, с. 8–9], а также придворные костюмы молдавского господаря Александру Иоанн Куза и

его жены Елены. Среди картин молдав

ских мастеров, которые запечатлели костюм исторической эпохи,

необходимо отметить работу церковного художника Алтини Еустатие (1772–1815). Его портреты на-

веяны романтическими нотами и лирикой (Портрет женщины. Бухарест, Национальная Галерея) и

являются подлинным воспроизведением самобытной модной одежды и аксессуаров [3, p. 110].

Другим известным художником, картины которого мы использовали для воссоздания костюма,

является Теодор Аман. В его основны

х работах можно проследить развитие и варианты повседневной

национальной одежды (Цыганка, 1884, Бухарест, Национальная Галерея), различные сцены народных

танцев или праздничного костюма (Костюмированный бал в мастерской, 1894; Пиршество с музы-

кантами, 1890, Бухарест, Национальная Галерея). Работы этого художника помогают описать истори-

ческий костюм предшествующих эпох (Тудор Владимиреску, 1874–1876, Музей Т. Амана; по

ртреты

молдавских господарей Михай Витязул, Влад Цепеш, Александру Лэпушняну).

Классик молдавского изобразительного искусства, Ион Андрееску (1850–1882) в своих работах

также представляет обширный материал для изучения светского и традиционного костюма. Среди

основных его произведений необходимо отметить такие работы как Крестьянка в зеленом платке,

Дамы в городском саду, Дама в розовом платье, Автопортрет, Дама в син

ем, Крестьянка в желтом

платке, Ярмарка, Красный платок, основная часть которых хранится ныне в коллекции Бухарестского

Музея Искусств [4]. Выполненные в технике импрессионистов, эти картины возвращают во времена

творчества художника, ориентируя в модных тенденциях того времени.

Костюм и украшения начала XX в. прекрасно отображены в работах молдавской художницы Нины

Арборе (1889–1942). Ее работ

ы навеяны византийской культурой, импрессионизмом и мистикой,

французской эклектикой и традиционным молдавским искусством. Они представляют возможность

понять и оценить не только женский, но и мужской костюм (Портрет моего отца, 1914–1917;

Портрет женщины, 1917–1921; Куклы, 1924; Две сестры, 1925 и др.). Портрет дамы в шляпе (1932–

1935) создан под влиянием произведений Матисса, чью мастерскую художница посещ

ала в Париже в

1910–1911 гг. Портрет же самой художницы, выполненный Матиссом, ныне хранится в Щукинской

Художественной галерее в Москве [8].

Превосходные портреты дам в изысканных светских или традиционных костюмах были выпол-

нены и другими художниками, среди них особо отметим творчество Корнелия Баба (1906–1997), Иона

Баломир (1794–1835), Аурела Бэешу (1897–1928), художника-костюмера Елены Барло (1905–1992),

Валентины Бах

чеван (1948), Елены Бонтя (1933), Сержиу Кучука (1940), Михая Греку (1916–1998) и

многих других. Необходимо заметить, что работы молдавских мастеров являются также отменным ис-

точником для исследования костюма и аксессуаров.

Таким образом, отталкиваясь от имеющихся художественных источников, мы смогли определить

основные категории предметов одежды свойственные различным слоям населения. В общих чертах,

народный костюм представлял прост

ую длинную рубаху, до колен, перепоясанную вышитым поясом,

рукава длинные, вышитые у плеч, на груди и на воротнике. К мужскому костюму прилагались домо-

тканые брюки. Были различны и головные уборы – мужские, женские, незамужних девушек, вдов и т.д.

[6, с. 15–28]. Мотивы и декоративные орнаменты отличались в зависимости от социально-экономи-

ческого статуса, историчес

кой эпохи и географии носителя. В то же время, женская одежда отличалась

красочностью по сравнению с мужским нарядом, имея свои различия в покрое, вышивке и подобающих

украшениях [10, с. 32–75]. Придворный костюм включал рубаху, широкую тунику (известную как

антиреу), мантию византийского происхождения (граната) и немного позже появляется кафтан. Осо-

бым шиком отличалась ма

нтия, вышитая золотыми нитями, дорогим мехом и цветными драгоценными

камнями (например, мантии господарей Александр Добрый, Стефан Великий, Петру Рареш). Чаще

использовали кафтан, который не подбивали дорогим мехом и цветными камнями (его предпочитали

Александру Лэпушняну и Василе Лупу). Уже с XV в. молдавский костюм находится под влиянием

восточной моды, заимствовав самые интересные и ори

гинальные предметы одежды и украшения.

Позже, он перенесет многообразные модификации под воздействием одежды османской империи,