благополучной развязке. Но для проблематики и идеи повести это образ первостепенного значения,
потому что без него не получила бы смыслового и композиционного завершения важнейшая идея
повести – идея милосердия. Как Пугачев в свое время вопреки всем обстоятельствам милует Гринева,
так и Екатерина милует его, хотя обстоятельства дела как будто указывают против него. Как Гринев
встречается с Пугачевым как человек с человеком и лишь впоследствии тот оборачивается
самодержцем, так и Маша встречается с Екатериной, не подозревая, что перед ней государыня, – тоже
как человек с человеком. И не будь этого образа в системе персонажей повести, композиция не
замкнулась бы, а следовательно, не прозвучала бы и художественно убедительно идея человеческой
связи всех людей, без различия сословий и положений, идея того, что «творить милостыню» – одно из
лучших проявлений человеческого духа, а прочное основание человеческого общежития – не
жестокость и насилие, а добро и милосердие.
В некоторых художественных системах мы встречаемся с такой организацией системы персонажей,
что вопрос об их разделении на главных, второстепенных и эпизодических теряет всякий
содержательный смысл, хотя в ряде случаев и сохраняются различия между отдельными персонажами с
точки зрения сюжета и объема текста. Не зря Гоголь писал о своей комедии «Ревизор», что «тут всякий
герой; течение и ход пьесы производит потрясение всей машины: ни одно колесо не должно оставаться
как ржавое и не входящее в дело». Продолжая далее сравнение колес в машине с персонажами пьесы,
Гоголь замечает, что некоторые герои лишь формально могут преобладать над другими: «И в машине
одни колеса заметней и сильней движутся, их можно только назвать главными».
Тот же принцип в композиции системы персонажей выдержан Гоголем и в поэме «Мертвые души», а
между тем всех ли созданных писателем людей мы замечаем при анализе? В орбите нашего внимания
прежде всего Чичиков – «главный» герой (слово «главный» поневоле приходится брать в кавычки,
потому что он, как постепенно выясняется, не главнее всех прочих). Далее в поле нашего зрения
попадают помещики, иногда чиновники и – если позволяет время – один-два образа из числа
плюшкинских «душ». И это необычайно мало по сравнению с той толпой людей, которая населяет
пространство гоголевской поэмы. Количество людей в поэме просто поражает, они – на каждом шагу, и
прежде, чем мы знакомимся с Чичиковым, мы уже увидели «двух русских мужиков», без имени и
внешних примет, не играющих никакой роли в сюжете, никак не характеризующих Чичикова и вообще,
кажется, ни к чему не нужных. И таких фигур мы потом встретим великое множество – они появляются,
мелькнут и исчезают вроде бы без следа: дядя Миняй и дядя Митяй, «зять» Ноздрева Мижуев,
мальчишки, просящие у Чичикова подаяния у ворот гостиницы, и особенно один из них, «большой
охотник становиться на запятки», и штабс-ротмистр Поцелуев, и некий заседатель Дробяжкин, и
Фетинья, «мастерица взбивать перины», «какой-то приехавший из Рязани поручик, большой, по-
видимому, охотник до сапогов, потому что заказал уже четыре пары и беспрестанно примеривал
пятую»... Перечислить всех или хотя бы значительную часть нет никакой возможности. А самое
интересное в гоголевской системе «эпизодических» персонажей – это то, что каждый из них
незабываемо-индивидуален, а между тем ни один не несет никаких функций, обычных для этого типа
персонажей; они не дают толчков сюжетному действию и не помогают характеризовать главных героев.
Кроме того, обратим внимание и на подробность, детализацию в обрисовке этих персонажей, явно
избыточную для «проходного», периферийного героя. Путем придания своим персонажам своеобразной
манеры поведения, особого речевого лица, характеристической черты портрета и т.п. Гоголь создает
образ яркий и запоминающийся – вспомним хоть мужиков, рассуждавших о Маниловке и Заманиловке,
Ивана Антоновича Кувшинное рыло, супругу Собакевича, дочку старого повытчика, у которой на лице
«происходила по ночам молотьба гороху», покойного мужа Коробочки, который любил, чтобы кто-
нибудь почесал ему на ночь пятки, а без этого никак не засыпал...
В композиции гоголевской поэмы эпизодические персонажи отличаются от главных лишь
количественно, а не качественно: по объему изображения, но не по степени авторского интереса к ним,
так что какой-нибудь Сысой Пафнутьевич или вовсе безымянная хозяйка придорожного трактира
оказываются для автора не менее интересны, чем Чичиков или Плюшкин. А это уже создает особую
установку, особый содержательный смысл композиции: перед нами уже не образы отдельных людей, а
нечто более широкое и значительное – образ населения, народа, нации; мира, наконец.