Купина Н.А., Хомяков М.Б. Философские и лингвокультурологические проблемы толерантности: Коллективная монография

Подождите немного. Документ загружается.

французски и по)немецки говорит. По признаку обижаемых людей

объединяются бывшей горничной Ольгой («Мужики») простые

люди, немцы, цыгане и евреи.

Указание на нерусскость чаще всего дается эксплицитно: фран)

цуз)гувернер, немцы)колонисты, портные)евреи, кучер)татарин,

но встречаются и косвенные указания: мадам Дуду, Феликс Адамо)

вич Ржевецкий, еврейский акцент. Порядок, в который выстраива*

ются оппозиционные наименования, определяется, по*видимому,

степенью ощущения чужести: более близкие, «свои» инородцы,

прежде всего портные или кучера, и только затем уже евреи или

татары; европейцы же в первую очередь французы или немцы, а по*

том уже гувернеры или колонисты. При более отчужденном жид,

однако, порядок меняется: жид)кабатчик, жид)буфетчик. Впрочем,

с уверенностью утверждать, что иконичность сложных наименова*

ний такого типа в русском языке надо понимать именно как отра*

жение некой когнитивной иерархии, можно будет лишь после спе*

циального анализа.

Неофициальные этнонимы, прозвища применяются в расска*

зах Чехова лишь к славянам, евреям и китайцам. Украинцев поч*

ти всегда называют хохлами, поляков — иногда ляхами или шлях)

тичами, евреев — часто жидами, а китайцев — иногда манзами*.

Первое наименование явно не воспринимается как обидное: учи*

тель Коваленко («Человек в футляре»), из хохлов, сам говорит: «Уе)

ду к себе на хутор хохлят учить». Сестра его объясняет русскому

собеседнику, Беликову: «У хохлов тыквы называют кабаками, а ка)

баки шинками…» Сам Беликов, однако, желая сделать ей приятное,

говорит: «Малороссийский язык своею нежностью и приятной звуч)

ностью напоминает древнегреческий». Ляхи и шляхтичи встречают*

ся в отрицательных контекстах: тем, что от ляха иного и ждать

нельзя, объясняет нечестность управляющего*поляка о. Христофор

(«Степь»).

Наиболее сложно и тонко у Чехова распределены наименова*

ния еврей и жид. Тут необходимо различать разные типы повест*

вования: прямую, несобственно прямую и косвенную речь геро*

Раздел 5. Язык — культура — толерантность 461

* Финнов называют у Чехова только чухонцами, так что это наименование не

приходится считать прозвищем для данного корпуса единиц.

ев и речь всеведущего повествователя, встающего на точку зре*

ния своих героев, или речь повествователя, сохраняющего свою

собственную точку зрения*. В повествовании с точки зрения то*

го или иного действующего лица разница между народом и людь*

ми образованными очень четкая. Из прямой речи низших, необ*

разованных классов можно заключить, что другого наименова*

ния, кроме жид, для евреев они не знают. Возница («Шило

в мешке») рассказывает, как он вез жида)буфетчика, к которому

обращался «ваше жидовское благородие». В несобственно прямой

речи и в нарративе всеведущего повествователя, подаваемом

с точки зрения действующего лица из народа, то же употребле*

ние: гробовщик Яков иногда играет на скрипке в жидовском ор)

кестре, где этот проклятый жид даже самое веселое умудрялся иг)

рать жалобно («Скрипка Ротшильда»). В сложных случаях, где

слышится чеховский дуэт субъекта восприятия и субъекта пове*

ствования, выбор наименования определяется субъектом воспри*

ятия: Началась утренняя суматоха. Молодая жидовка, в коричне)

вом платье с оборками, привела во двор лошадь на водопой. Заскри)

пел жалобно колодезный журавль, застучало ведро. <…> И Дюдя

в это время кричал из окошка: — Софья, возьми с жидовки за во)

допой копейку!

Речь людей имущих в отношении употребления слов еврей и жид

представляет более сложную картину. Четкая оппозиция двух голо*

сов — необразованного и образованного человека — видна из со*

поставления прямой речи старухи, матери спившегося писца: …мне

время идти к жидам полы мыть — и последующего пояснения от

интеллигентного рассказчика*домовладельца, который в повество*

вании от первого лица говорит, что старуха мыла полы у евреев.

То же и в речи повествователя от третьего лица: брюнетка, лет

19)ти … еврейка («Ворона»). Но не все образованные или состоя*

тельные люди регулярно выбирают наименование еврей. В их ре*

чи встречается и слово жид. И разница в употреблении этих слов

зависит от нескольких факторов. Интеллигентные люди, лица бо*

Философские лингвокультурологические проблемы толерантности462

* Вообще, дистрибуцию этих двух референтных выражений можно было бы с ус*

пехом использовать в качестве диагноза для определения точки зрения чеховского

нарратива — задачи весьма сложной, как указывалось не раз литературными крити*

ками и исследователями (см.: [Nilsson 1968; Mihaychuk 1994; Bjorklund 1993]).

лее симпатичные и положительные*, а также образованные люди

всякой степени положительности в официальном контексте гово*

рят еврей. Люди некультурные и неинтеллигентные, хотя бы и при*

надлежащие к имущему классу, а также образованные люди в пред*

намеренно отрицательных контекстах, с подчеркнутым желанием

оскорбить, говорят жид. Так, мягкий, человечный доктор в «Пала*

те № 6» говорит солдату: «Как бы этому еврею выдать сапоги, что

ли, а то простудится»; а кабинетный человек помещик Алехин рас)

сказывает, как в деле поджигателей обвинили четырех евреев, по его

мнению, совсем неосновательно («О любви»). С другой стороны, гру*

бый, унижающий француза*гувернера помещик зовет арендатора

Лазаря Исакича в глаза жидом («На чужбине»). Несобственно*пря*

мая речь и всеведущий повествователь встретились только в нар*

ративе (с точки зрения образованного действующего лица): учитель

словесности дает уроки детям Вольфа, о котором говорится, что он

еврей («Учитель словесности»).

То, что оскорбительность слова жид начинала ощущаться уже

в чеховское время, явствует из речи самих евреев, которые назы*

вают себя этим словом только в кавычках, приписывая его рус*

ским собеседникам. Так, молодой, гордый до болезненности бес*

сребреник Соломон, становясь на точку зрения русских, говорит

про себя: «Я теперь жид пархатый и нищий» («Степь»), а умная

и знающая себе цену Сусанна Моисеевна говорит поручику Со*

коловскому: «Вы скажете — если бы пархатая жидовка не дала

мне денег, так я, может быть, был бы теперь свободен, как пти)

ца» («Тина»)**.

Следует упомянуть еще два нетипичных, но особенно показа*

тельных примера, раскрывающих, возможно, отношение Чехова

к толерантности. Хотя крестьяне не знают иного наименования для

Раздел 5. Язык — культура — толерантность 463

* В определении чеховских героев как симпатичных и положительных либо набо*

рот мы полагаемся на поведенческие показатели: какова их речь (грубая или вежли*

вая) и каково их поведение в целом (насилие, непорядочность или уважение к друго*

му, порядочность).

** В единичном случае слово жид применяется (предикативно) евреем к русско*

му. Тот же Соломон говорит про купца Варламова: «Он хоть и русский, но в душе он

жид пархатый» («Степь»). Для более тонкого анализа следовало бы разграничивать

номинации и предикации, так как в последних отсутствует референция; отдельно

следовало бы также рассмотреть этнонимы в составе фразеологизмов.

евреев, кроме слова жид, у писателя встречаются два случая, ког*

да простые, но грамотные верующие люди называют евреев еврея*

ми. Уже упомянутая выше Ольга, бывшая горничная из крестьян,

любившая читать Евангелие, верила, что нельзя обижать никого на

свете, — ни простых людей, ни немцев, ни цыган, ни евреев… («Му*

жики»), а о ссыльном раскольнике Якове Ивановиче, в порыве гне*

ва убившем родного брата за то, что тот не разделял его мировоз*

зрения, говорится: …с тех пор, как он пожил в одной тюрьме вмес)

те с людьми, пригнанными сюда с разных концов, — с русскими,

хохлами, татарами, грузинами, китайцами, чухной, цыганами, евре)

ями, и с тех пор, как прислушался к их разговорам, нагляделся на их

страдания, он опять стал возноситься к Богу, и ему казалось, что

он, наконец, узнал настоящую веру… («Убийство»)*.

В «Войне и мире» Пьер Безухов заметил, что высшей похвалой

у французов была фраза: «Vous кtes Franзais». По тому же принци*

пу выражает у Чехова свое одобрение иноземцу и русский учитель

Сысоев («Учитель»): «Всем этим школа была обязана не хозяевам,

а человеку, который, несмотря на свое немецкое происхождение и лю)

теранскую веру, имеет русскую душу» (и это при том, что Адольф

Адольфович Бруни явно отличается от русских своим поведением,

а его дом — своей обстановкой!).

Общий язык и культура, казалось бы, должны приводить к вза*

имопониманию между людьми, без которого толерантность и тер*

пимость невозможны**. Но это происходит далеко не всегда. В рас*

сказах Чехова друг друга не понимают даже русские мужья и же*

ны, отцы и дети, соседи, сослуживцы, коллеги. Непонимание

у писателя — норма в отношениях как между «своими», так и меж*

ду «своими» и «чужими». Впрочем, едва ли нужно обращаться к ли*

тературным авторитетам, чтобы допустить, что условия, при кото*

рых состоится понимание между людьми, намного сложнее, чем

обладание общим языковым и культурным кодом.

Философские лингвокультурологические проблемы толерантности464

* Приведенные цитаты напоминают мне слова моего деда — и потому, что они

принадлежат людям из народа, и по своей гуманной идее, и даже по форме — переч*

ню народностей.

** По определению О. А. Михайловой, при наличии разницы в мнениях, ценно*

стях и т. п. п о н и м а н и е является компонентом т о л е р а н т н о с т и [Михайлова

2001: 260].

О недостаточности или скорее несущественности для взаимо*

понимания людей общего языка и культуры у позднего Чехова

говорят немногочисленные яркие случаи, когда его героям уда*

ется понять друг друга, несмотря на разную культуру и язык. Так,

умирающий гробовщик Яков и обиженный им бедный еврей Рот*

шильд — оба музыкально одаренных человека — в конце расска*

за понимают друг друга без слов — благодаря музыке, той пе*

чальной мелодии, в которую выливаются думы Якова «о пропа*

щей, убыточной жизни» («Скрипка Ротшильда»). Тоскующий

молодой ссыльный татарин тоже понимает ссыльного русского

старика, бывшего барина, не в силу языкового контакта или куль*

турной общности, а потому, что тот тоже тоскует по родине, хо*

чет любви и страдает; заметим, что другой ссыльный, старик Се*

мен, чуждый тоски, презирает и бывшего барина, и молодого та*

тарина («В ссылке»). К терпимости приходит через страдания

и упомянутый выше фанатик*раскольник, назвавший евреев ев*

реями при перечислении всех народностей, которые страдают

и которых надо жалеть («Убийство»). К этому пришел он через

страдания, испытав тоску по родине и наглядевшись на страда*

ния других.

Лексическое окружение случаев эмпатического прорыва к толе*

рантности между русскими и нерусскими показывает, что у Чехо*

ва ему сопутствуют состояния жалости, тоски, скорби, печали,

страдания и сострадания*. То же состояние сопутствует пониманию

и принятию «другого», принадлежащего к одному кругу с субъек*

том принятия. Так, когда Гуров и Анна Сергеевна в конце расска*

за «простили друг другу то, чего стыдились в своем прошлом, проща)

ли все в настоящем», в этом же контексте появились слова состра*

дание, скорбь и печаль или их дериваты («Дама с собачкой»). Как

Раздел 5. Язык — культура — толерантность 465

* И. Б. Левонтина определяет жалость как «наиболее с т и х и й н о е чувство, яв*

ляющееся непосредственной реакцией души на чужое страдание»; в семантику сост*

радания она включает «о т о ж д е с т в л е н и е себя со страдающим существом».

Е. Б. Урысон отмечает, что из четырех понятий тоска, уныние, печаль и грусть самое

тяжелое чувство — тоска, которая всегда причиняет страдание. Заметим, что все эти

слова, появляющиеся в контексте понимания и принятия другого, входят в базовую

эмоциональную лексику русской наивной картины мира. См.: [Апресян, Богуслав*

ская, Левонтина, Урысон 1995].

между русскими, так и между русскими и нерусскими, то есть меж*

ду всеми людьми, к пониманию и терпимости у Чехова приводит

не языковое общение, а эмоциональное сопереживание. Возмож*

но, что на русской почве между исконными понятиями жалость,

тоска, скорбь, печаль, страдание, а также скорее всего калькиро*

ванным терпимость и заимствованным толерантность существует

глубинная семантическая связь.

Мы основывались в этой работе исключительно на лексических

данных проштудированных нами одножанровых литературных тек*

стов, созданных А. П. Чеховым на протяжении всей его относитель*

но недолгой литературной деятельности. Определение отношения

самого автора к тем или иным народностям в наши цели не вхо*

дило*. Выделение понятий жалости, скорби, страдания, сострада)

ния и т. д., их очевидная ключевая функция в рассказах зрелого Че*

хова, отражающая значимость в его поздней картине мира некото*

рых традиционно русских культурных концептов (скорее

ассоциируемых с другими художественными системами), — все это

было неожиданным для автора данного исследования. Литературо*

ведческое рассмотрение этого вопроса должно стать темой само*

стоятельного изучения.

ЖУРНАЛИСТ КАК МЕДИАТОР

В МЕЖКУЛЬТУРНОЙ КОММУНИКАЦИИ

Э. В. Чепкина

Культура общества — неоднородное явление. Социологи кон*

статируют, что современную Россию характеризует «переход от мо*

ностилистической культурной организации к стабильной полисти*

листической» [Ионин 2000: 211]. Под полистилистической орга*

низацией общества понимается сосуществование в его рамках

Философские лингвокультурологические проблемы толерантности466

* В частности, существует большая литература об отношении А. П. Чехова к ев*

реям; см., напр.: [Troyat 1986; Tolstoy 1991; Сендерович 1996; и др.]. Я признательна

С. Швабрину за сведения о последней работе.

разных жизненных стилей, разных культурных форм, присущих

образу жизни отдельных социальных групп. В таком обществе от*

сутствует универсальная культурная иерархия, опирающаяся на

единые для всех образцы, вместо этого складывается сложная си*

стема взаимодействия различных культурных стилей. Утрата еди*

ных культурных образцов для повседневной жизни неизбежно со*

провождается исчезновением общественного согласия [Ионин

2000: 211], и вопрос о терпимости к культурным различиям стоит

очень остро.

В таком обществе журналист неизбежно становится медиатором,

посредником в межкультурной коммуникации. Он обращается

к массовой недифференцированной аудитории и имеет в качестве

адресатов представителей разных культурных групп. И каждый раз,

когда в журналистском тексте речь заходит о культурных различи*

ях, возникает вопрос толерантного или интолерантного отношения

журналиста к представителям разных культур. Культурные разли*

чия — один из способов структурирования оппозиции «мы—они»,

имеющей фундаментальное значение в коммуникации, в том чис*

ле в журналистском дискурсе. Именно это различие сильнее и боль*

ше всего влияет на отношения индивида с другими, помогает ему

очертить и упорядочить картину мира: «„Мы“ и „они“ — это не

определения двух отдельных групп людей, а маркирование разли*

чия между двумя совершенно разными отношениями: эмоциональ*

ной привязанностью и антипатией, доверием и подозрительностью,

безопасностью и страхом, общительностью и неуживчивостью» [Ба*

уман 1996: 46—47].

Обычно реализация названной оппозиции в журналистском

дискурсе строится по схеме: мы — журналист и его гипотетический

адресат (позиция которого структурно задана самим текстом) —

«свои люди», представители одной культуры; они — чужие в том

или ином смысле.

Каждая культура представляет собой «символический порядок»

[Сандомирская 2001: 157], который репрезентируется системой зна*

ков. Фиксирование культурных различий в журналистских текстах

идет прежде всего на уровне легко эксплицируемых культурных

знаков: самобытных культурных ритуалов (праздничных и религи*

озных церемоний, например), особенностей внешнего вида, пове*

Раздел 5. Язык — культура — толерантность 467

467

дения, языка представителей культурной группы. Для оценки сте*

пени толерантного отношения к отдельному персонажу или целой

культурной группе важно и то, какие культурно значимые детали

отбирает журналист, и то, в каком ситуативном и оценочном кон*

тексте эти детали подаются.

В журналистских текстах, в первую очередь посвященных и ад*

ресованных представителям одной культуры, легко проследить на*

копление знаков культурной идентичности. Рассмотрим один из

номеров газеты «Русские в Китае», которая издается в Екатерин*

бурге. В этом издании публикуются материалы, связанные с жиз*

нью тех людей, которые много лет прожили в Китае (оказались там

в связи со строительством Китайско*Восточной железной дороги

или эмигрировали после Октябрьской революции), а затем верну*

лись в Россию. По*видимому, необходимость такого издания свя*

зана как раз с тем, что и после отъезда из Китая у этих людей со*

храняется чувство культурной общности.

Семантика общения между своими маркируется уже на уровне

газетного титула: название газеты дано не только на русском,

но и на китайском и на английском языках. Так как этот февраль*

ский номер посвящен наступлению китайского Нового года, сразу

под титулом напечатаны новогодние поздравления: Дорогие лосяны!

Желаем радости в Новом году, здоровья и богатства в жизни!. Этот

же текст повторен китайскими иероглифами, а также фраза на ки*

тайском языке дана в русской транслитерации: Дин ай де Лао Сян

мень! и т. д. Такое оформление начала номера полифункционально.

Маркируется то обстоятельство, что аудитория издания владеет не*

сколькими языками. Скорее всего, разные читатели в разной сте*

пени знакомы с китайским, но язык — один из важнейших знаков

культуры, внимание к нему оправдано. Может вызвать удивление

то, что титул дан и на английском, но при чтении номера видно,

что газету получают и в США, и в Австралии, где есть свои сооб*

щества русских выходцев из Китая. Возможно, английский язык

служит средством проявления вежливости по отношению к нерос*

сийским читателям.

Внутри номера публикуются материалы преимущественно

о жизни русских в Китае. Значительное место занимает перепис*

ка. Так, газета поместила письмо А. Кондрашова из Сан*Франци*

Философские лингвокультурологические проблемы толерантности468

ско. Он рассказывает, что давно собирает информацию о Харби*

не, в котором родился и прожил много лет, и предлагает читате*

лям перевод отрывка из современной китайской монографии об

истории этого города. Повод для публикации актуален: по мнению

переводчика, современные китайские историки предвзято оцени*

вают вклад русских в культурную жизнь Харбина. Другая читатель*

ница, И. Фиалковская из Новосибирска, прислала в редакцию не

публиковавшееся до сих пор стихотворение А. Ачаира «По стра*

нам рассеяния. (Эмигранты)», которое часто цитируют. Так что га*

зета выполняет и функцию хранителя эмигрантского фольклора.

Значительную часть номера занимают письма*поздравления с Но*

вым годом, реализующие прежде всего фатическую функцию об*

щения [Якобсон 1975; Винокур 1993]. Публикует газета и некро*

логи, и письма, в которых звучит просьба помочь в розыске поте*

рянных родственников.

Мы видим, что именно поддержание чувства общности, эмо*

ционального единства, духовного родства является одной из глав*

ных задач газеты. Ее решению помогает и раздел «Люди и судь*

бы», где помещены, например, воспоминания солистки харбин*

ского театра «Модерн» Е. А. Ершовой*Бибиковой, очерк «Судьба

Иванова Г. М.: „радиста“ и „водолаза“», рассказывающий о том,

как сложилась жизнь человека, репатриированного из Китая в со*

ветскую Россию.

Как чувствует себя адресат — реальный читатель, не принадле*

жащий к данной культурной общности и оказавшийся в позиции

наблюдателя за этим общением «своих»? Его может заинтересовать

чужая культура, и тогда он найдет для себя в текстах такого рода

нечто познавательное или любопытное. Известно немало случаев,

когда тексты, созданные в рамках культуры одной социальной груп*

пы или одного этноса, вписываются в гораздо более широкий ком*

муникативный контекст. Вспомним роль цыганских песен в рус*

ской культуре или феномен популярности блатной песни в совет*

ской тоталитарной культуре, подробно исследованный

Н. А. Купиной [1999: 121—150].

Автор текста, целиком вписанного в традицию одной культуры

и обращенного к «своим», как мы это видим в газете «Русские в Ки*

тае», обычно занимает нейтральную позицию по отношению к ад*

Раздел 5. Язык — культура — толерантность 469

469

ресату*наблюдателю, который принадлежит другой культуре. Ког*

да рассказывают «своим о своих», такого адресата*наблюдателя

словно не замечают — нет прямых обращений к нему, специаль*

ных пояснений и т. п. На наш взгляд, такое отношение к «чужо*

му» адресату может рассматриваться как толерантное.

В современной журналистике немало текстов, где адресант за*

нимает толерантную позицию по отношению к культурным раз*

личиям, реализуя коммуникативную установку рассказать «своим

о чужих», демонстрируя доброжелательное внимание к послед*

ним. Сегодня активно возрождаются богатые традиции право*

славной культуры, и им обеспечен режим максимального благо*

приятствования в российской прессе. В неспециализированных

изданиях знаки православной культуры чаще сохраняют семан*

тику именно другой культуры, с которой аудиторию надо знако*

мить.

Часто это информация о религиозных праздниках или ритуалах.

В репортаже «Крестный ход в Усьву», опубликованном городской

газетой «Шахтер» (Пермская обл.), корреспондент рассказывает,

что «27 сентября, в день празднования православной церковью Воздви)

жения животворящего Креста Господня, прихожане храма имени Ка)

занской иконы Божией матери совершили Крестный ход». Далее по*

дробно описано, как происходило это событие. Автор старательно

подчеркивает экзотичность совершающегося и одновременно ха*

рактеризует с некоторым изумлением участников Крестного хода

как людей, которых можно оценить по привычным для большин*

ства культурным меркам: Не правы те, кто считает, что верую)

щие — это скучные и печальные люди, что они «все время только кре)

стятся, молятся и постятся». Я убедилась, что это не так. Верую)

щие, как и все другие, любят общаться с людьми, веселиться со своими

друзьями. … Усьвенцы пригласили всех на трапезу. Признаться, горя)

чий обед, ароматный чай, пышная выпечка… пришлись как нельзя

кстати. «Хоть и постно, а как вкусно», — нахваливала еду соседка.

«Постная?» — удивилась я. В моем сознании постная пища ассоции)

ровалась с пресной безвкусной едой. А тут!!! Так поститься, без со)

мнения, согласится любой гурман». Характерно, что для журналиста

важны внешние детали происходящего, те черты в облике верую*

щих, которые не отличают их, а сближают со светским обществом.

Философские лингвокультурологические проблемы толерантности470