Лотман Ю.М. Сборник работ (Ю.М. Лотман и тартусско-московская семиотическая школа)

Подождите немного. Документ загружается.

Предисловие

Есть две книги в русской научной литературе, посвященные

теории стиха, но чаще вспоминаемые не теоретиками стиха, а

теоретиками литературы широкого масштаба. Это «Проблемы

стихотворного языка» Ю.Н.Тынянова (1924) и, через сорок лет,

«Лекции по структуральной поэтике: Введение. Теория стиха»

Ю.М.Лотмана (1964). Материалы второй книги вошли потом, с

небольшой доработкой и большими дополнениями, в две по-

зднейшие работы Ю.М.Лотмана: для специалистов — «Струк-

тура художественного текста» (М., 1970, с приложением об-

ширного раздела о композиции), для широкого читателя —

«Анализ поэтического текста: Структура стиха» (Л., 1972, с

приложением образцов разбора стихотворных текстов). Можно

считать, что содержание их стало усвоенным достоянием рус-

ской науки. И всё-таки, где реже всего можно встретить ссыл-

ки на них, так это именно в стиховедческих исследованиях.

Это — несмотря на то, что стиховедение, и особенно русское

стиховедение, во многих отношениях — самая развитая об-

ласть литературоведения. Оно изучает метрику и ритмику сти-

ха очень формализованно, используя математические методы,

оно способно к очень широким обобщениям и доказательно в

своих утверждениях. Но когда оно выходит за рамки метрики,

ритмики, рифмы и строфики, оно сразу теряет уверенность: его

замечания о связи явлений стиха с явлениями стиля и образно-

го строя осторожны и приблизительны. Критики охотно поль-

зуются этим, чтобы укорить стиховедение в формализме и са-

мозамкнутости.

На самом деле это не так. Просто те единицы стиха, с кото-

рыми имеет дело стиховедение, — звуки, ударения, словоразде-

лы,

— гораздо легче поддаются формализации и обработке объ-

ективными методами, чем единицы высших уровней. Легко

подсчитать, сколько в * Полтаве» ударений на третьей стопе

ямба, но легко ли сказать, сколько на этой стопе образных, т.е.

чувственно окрашенных, слов и какая часть их ощущается как

положительно оттенённые, какая — как отрицательные и ка-

кая — как нейтральные? И чем состав этих образов (•худо-

жественный мир») отличается от состава образов на другой сто-

пе? А пока мы не научились делать такие подсчеты, никакая

научная доказательность в этой области невозможна.

Предисловие

Между тем именно эта область — область семантики стиха —

представляет собой главный предмет исследования и Ю.Н.Ты-

нянова, и Ю.М.Лотмана. Пока невозможна доказательность —

бывает возможна убедительность: пока нет сквозной проработ-

ки огромных масс материала и нет методики, доступной даже

для машины, — возможны наблюдения и обобщения, которые

талантливый исследователь делает на свой страх и риск, прола-

гая дорогу и предлагая их для проверки продолжателям. Тыня-

нов и Лотман далеко опередили своё научное время. Они наме-

тили очертания той теории поэзии, в которую должна вписы-

ваться теория стиха.

Самое главное и трудное в этой теории поэзии — относитель-

ность. Поэтика структурализма — это поэтика не изолирован-

ных элементов художественной системы, а отношений между

ними. Вероятно, не представило бы труда сделать список всех

существительных, находящихся на третьей стопе 4-стопного

ямба «Полтавы», и отделить среди них предметы («образы») от

отвлечённых понятий, а может быть, даже составить обычны-

ми лексикографическими приёмами частотный словарь-тезау-

рус для каждой стопы: «мир в целом», «природа неживая»,

«природа живая» и т.д. Но вот перед нами слово «роза». Какая

в этом образе преобладает чувственная окраска: цвет или за-

пах? Не сказать, пока не рассмотришь контекст, — да и то не

всегда это возможно. Больше того: имеем ли мы право одноз-

начно записывать эту «розу» в тезаурусную рубрику «живая

природа», если видим, что в тексте она выступает преимущест-

венно как символ любви? и какой любви — земной или небес-

ной? Вопросы множатся, и для ответа на каждый необходимо

пересматривать отношения слова «роза» с другими элементами

стихотворения — со всеми словами того же семантического

гнезда* со словами аллитерирующими, со словами в той же по-

зиции стиха (например, в рифме) и т.д. Число таких отноше-

ний почти бесконечно: выделить из них подлежащие статис-

тическому учёту — задача непосильной пока трудности.

А это ещё не всё. Кроме внутритекстовых отношений, есть

ещё внетекстовые, — об этом Ю.М.Лотман не устаёт напоми-

нать.

Каждое слово в стихотворении воспринимается не только

на фоне всех других слов в стихотворения, но и на фоне всех

других поэтических (и непоэтических) употреблений этого сло-

ва, хранящихся в памяти читателя. И если внутритекстовые

отношения, напрягшись, когда-нибудь и можно будет взять на

М.Л.Гаспаров 13

учёт, то внетекстовые отношения в их полном объёме — т.е.

потенциально со всей мировой литературой — абсолютно недо-

ступны для полного учёта.

Для полного учёта — недоступны, но для выборочного — до-

ступны, и это даёт неожиданную надежду на научную форма-

лизацию нашего трудного материала. Если мы возьмём пред-

ставительную выборку русской и европейской поэзии, которая

была в поле зрения современников Пушкина, — выборку очень

большую» но не бесконечную, — и подсчитаем в ней пропорции

несомненных случаев, когда роза упоминается как ботаничес-

кий объект и как символ любви земной или небесной, то мы

сможем сказать, с какой приблизительной вероятностью чита-

тель пушкинского времени, встречая в тексте Пушкина слово

«роза», априорно воспринимал его как символ или не как сим-

вол. А потом на этот исходный смысл будут накладываться от-

тенки, привносимые внутритекстовыми отношениями. Ведь и в

классическом стиховедении, изучающем метрику и ритмику,

все его громоздкие подсчеты — не самоцель, а средство опреде-

лить читательское ожидание при восприятии стиха. Если чита-

тель привык, что на третьей стопе 4-стопного ямба ударение

чаще отсутствует, чем присутствует, то частое появление тако-

го ударения он воспримет как значимое отклонение от средне-

го,

т.е. как эстетический факт. Точно так же, если он привык

встречать розу в стихах только как символ, то появление в них

розы как только ботанического объекта (например «парниковая

роза») он воспримет как эстетический факт. Мера этих ожида-

ний и определяется подсчетами. Распространить методику та-

ких подсчетов с уровня ударений и словоразделов на уровень об-

разов и мотивов, идей и эмоций — насущная забота, к которой

и побуждает современное стиховедение книга Ю.М.Лотмана.

Мы начали с признания: поэтика структурализма — это поэ-

тика не изолированных элементов художественной системы, а

отношений между ними. А кончили выводом: для правильного

понимания отношений необходим предварительный учёт имен-

но изолированных элементов — например, слова «роза» в до-

пушкинской поэзии. Это противоречие, но противоречие диа-

лектическое. Поведение читателя зависит от того, находится ли

он внутри или вне данной поэтической культуры. Если внутри,

то читатель раньше улавливает поэтическую систему в её це-

лом, а уже потом — в частностях: читателю пушкинской эпохи

не нужно было пересчитывать розы в стихах, которые он чи-

Предисловие

тал,

он мог положиться здесь на опыт и интуицию. Если извне,

то наоборот, читатель вынужден сперва улавливать частности,

а потом конструировать из них своё представление в целом.

Когда археолог находит надпись, сохранившуюся от мало из-

вестной культуры, ему очень трудно сказать, художественный

это текст или нехудожественный, а часто даже — стихи это

или проза. (Совсем недавно такие споры велись вокруг древне-

тюркских орхонских надписей). Приходится «пересчитывать

розы» — сравнивать круг образов, стилистических приёмов,

ритмических слогосочетаний и т.п. в новой надписи и в дру-

гих, похожих и не похожих на неё. Современному читателю

пушкинских стихов легче, чем читателю орхонских надписей,

— и всё-таки если он будет полагаться только на свою интуи-

цию,

он рискует впасть в большие ошибки.

В самом деле, как считать: стоим ли мы ещё внутри или уже

вне поэтической культуры пушкинского времени? Каждый из

нас обычно читает Пушкина в детстве или в юности, на фоне

других книг, читанных в ещё более раннем детстве или юнос-

ти,

и, конечно, воспринимает Пушкина совсем не так, как

воспринимал его пушкинский современник. Потом приходит

школьное образование, потом — если Пушкин нас заинтересо-

вал, — специальное филологическое образование или самостоя-

тельное чтение; и чем больше накапливается опыта, тем лучше

можем мы реконструировать в своём сознании мерки пушкин-

ской эпохи. Говоря «мы», следует учитывать каждую ступень

этого нашего читательского пути. Это существенно, в частнос-

ти,

для такого научного жанра, как комментарий. Коммента-

рий, обращенный к квалифицированному читателю, может ог-

раничиться уточнением частностей, — комментарий для начи-

нающего читателя обязан прежде всего давать представление о

художественной культуре в целом (вплоть до указаний: «краси-

вым считалось то-то и то-то»). Сам Ю.М.Лотман сумел совмес-

тить эти требования в своем блистательном комментарии к

«Евгению Онегину».

На языке «Лекций по структуральной поэтике» сказанное

формулируется так: «приём в искусстве проецируется, как пра-

вило,

не на один, а на несколько фонов» читательского опыта

и читательской опытности. Можно ли говорить, что какая-то

из этих проекций — более истинная, чем другая? Научная точ-

ка зрения на это может быть только одна — историческая. Мы

стараемся реконструировать художественное восприятие чита-

М.Л.Гаспаров

гелей пушкинского времени только потому, что именно для

.*тих читателей писал Пушкин. Нас он не предугадывал и

предугадывать не мог. Но психологически естественный чита-

тельский эгоцентризм побуждает нас считать, что Пушкин пи-

сал именно для нас, и рассматривать пушкинские образы,

(тиль и даже стих через призму идейного и художественного

опыта, немыслимого для Пушкина. Это тоже законный под-

ход, но не исследовательский, а творческий: каждый читатель

создает себе «моего Пушкина», это его индивидуальное твор-

чество на фоне общего творчества человечества — писательско-

го и читательского.

На этом и не стоило бы останавливаться, — но в последние

десятилетия граница между научно-объективным и творчески-

произвольным подходом в литературоведении стала размывать-

ся.

Когда «Лекции» Ю.М.Лотмана издавались впервые, у нас

господствовало (да и не только у нас) догматическое литерату-

роведение, для которого в центре внимания было «содержа-

ние»,

а к нему второстепенным украшением прилагалась «фор-

ма».

Теперь, когда они переиздаются, на первый план выходит

интуитивное интерпретаторство, сплошь и рядом выдающее

свои толкования за науку. Ю.М.Лотман сам выступал против

этого опасного увлечения не раз и не два. За границей такая

парафилология принимает вид игры в прочтение одного текста

на фоне другого, по возможности, очень непохожего, и называ-

ется постструктурализмом или деструктивизмом. Здесь как бы

возводится в принцип то чтение классиков «от нуля», без эру-

диции, отталкиваясь от последней прочитанной книги, с кото-

рого когда-то в детстве начинал каждый. Из этого возникают

красивые (хотя обычно неудобочитаемые) творческие фантазии,

очень много говорящие о душевном складе сегодняшней куль-

туры, но очень мало — о рассматриваемом тексте и авторе. В

такой обстановке переиздание книги, созданной в героическую

пору структурализма с его пафосом строгой гуманитарной на-

учности, представляется неожиданно актуальным.

«Восприятие художественного текста — всегда борьба между

слушателем и автором», — пишет Ю.М.Лотман. Борьба с силь-

ным противником не всегда приятна: М.М.Бахтин не любил

поэзию (по крайней мере в своих эстетических декларациях)

именно за то, что в ней авторский голос слишком авторитарно

подчиняет себе читателя; а нынешние деструктивисты кладут

все силы именно на то, чтобы заставить Расина, Бодлера или

Предисловие

Пушкина зазвучать голосом человека XX века. Но эта борьба

особенная: в ней выигрывает побеждённый, подчинившийся

художественной воле автора и усвоивший язык его культуры.

Научиться понимать художественный язык Горация, Расина

или Пушкина — это значит так же расширить собственный ду-

ховный мир, как если бы мы научились греческому, арабскому

или китайскому языку. Языки культур, как и естественные

языки, постигаются не интуицией, а по учебникам, — к сожа-

лению, ни для Горация, ни для Пушкина ещё не написанным.

Книга Ю.М.Лотмана не притязает быть словарём какой-либо

поэтической культуры, — хотя рассеянные в ней примеры наб-

людений над текстами преимущественно пушкинской культу-

ры хорошо показывают, как богат и сложен такой словарь. Но

она стремится быть наброском грамматики, более или менее об-

щей для языков всех поэтических культур, — такой граммати-

ки,

в которой нуждается каждый филолог, в какой бы области

он ни работал. Эта грамматика называется «структуральная

поэтика». О ней эти «Лекции. . .» Ю.М.Лотмана.

Москва, 18 сентября 1993 г.

М.Л.Гаспаров

Введение

Современная стадия научного мышления всё более характе-

ризуется стремлением рассматривать не отдельные, изолиро-

ванные явления жизни, а обширные единства, видеть, что

каждое, казалось бы простое, явление действительности при

ближайшем рассмотрении оказывается структурой, состоящей

из более простых элементов, и само, в свою очередь, входит как

часть в более сложное единство. С этим связано глубоко диалек-

тическое представление о том, что для понимания явления не-

достаточно изучать его изолированную природу — необходимо

определить его место в системе. Изучение номенклатурно-мор-

фологическое сменяется функциональным. Это стремление пе-

рейти от наблюдения отдельных феноменов и их описания к

анализу систем, давно уже утвердившееся в так называемых

«точных» науках, всё более проникает в естественные и гума-

нитарные, практически означая, что диалектический способ

мышления из сферы исследовательских деклараций переходит

в самую ткань исследования. Такой научный метод и получил

название структурного*.

О том, что понятие структуры есть категория диалектичес-

кая,

всё более ясно говорят философы Советского Союза, стран

народной демократии и за рубежом

. По справедливому заме-

чанию Л.О.Вальта, «наличие в любом предмете, любом процес-

се единства противоположностей означает их связи, определён-

ного типа взаимообусловленности, т.е. внутреннюю структуру

данного качественно определённого явления»

* Астериском (*) здесь и далее отмечен конец комментируемого фрагмен-

та текста, — см", раздел «Комментарий» в конце Лекций. — Прим. сост.

См.:

В.И.Свидерский, О диалектике элементов и структуры в объектив-

ном мире и в познании, М., изд. соц.-эк. литературы, 1962. Здесь же, на стр.

— перечень более ранних работ этого автора на данную тему;

О.С.Зелькина, О понятии структуры, сб. «Некоторые философские вопросы

современного естествознания», Саратов, изд. СГУ, 1959; Л.О.Валып, О соот-

ношении элементов и структуры в сложных системах, Уч. Зап. ТГУ, вып.

125 (Труды по философии, т. VI), Тарту, 1962; И.Л.Карагеоргиев, Една ра-

бота регламентация на основаните принципи и закони на диалектическия

материализъм, София, 1960; £„,

[£yi-Jttrqu$s,_

Structure et dialectique, сб. «For

Roman Jakobson», The Hague|l956. Удмуртская |

Л.О.Вальпи указ. соч. , clp.

2^^'^

нс;:ля

Введение

Особенность структурного изучения состоит в том, что оно

подразумевает не рассмотрение отдельных элементов в их изо-

лированности или механической соединённости, а определение

соотношения элементов между собой и отношения их к струк-

турному целому. Оно неотделимо от изучения функциональной

природы системы и её частей. При этом, естественно, открыва-

ется возможность анализа структуры на двух уровнях — «фи-

зическом», при котором изучение функций и отношений эле-

ментов должно привести нас к пониманию их материальной

природы, а сама структура рассматривается как некая матери-

альная данность, и «математическом», при котором изучаться

будет природа отношений между элементами в абстракции от

их материальной реализации, а сама структура предстанет в

качестве определённой системы отношений. Н.Бурбаки так оп-

ределяет природу математической структуры: «Общей чертой

различных понятий, объединённых этим родовым названием,

является то, что они применимы к множеству элементов, при-

рода которых не определена. Чтобы определить структуру, за-

дают одно или несколько отношений, в которых находятся его

элементы <...>; затем постулируют, что данное отношение или

данные отношения удовлетворяют некоторым условиям (кото-

рые перечисляют и которые являются аксиомами рассматривае-

мой структуры). Построить аксиоматическую теорию данной

структуры — значит вывести логические следствия из аксиом

структуры, отказавшись от каких-либо других предположений

относительно рассматриваемых элементов (в частности, от вся-

ких гипотез относительно их "природы")»

Дальнейшее изложение покажет, что для изучения художест-

венной литературы будет необходимо построение моделей струк-

тур и «физического», и «математического» типа. Они обладают

разной степенью всеобщности, и первые удобнее, когда нам при-

дётся моделировать данную структуру, вторые — всякую*.

Если в настоящее время редко уже раздаются голоса, ставя-

щие под сомнение целесообразность подобного подхода к естест-

Н.Бурбаки, Архитектура математики, в кн. : «Очерки по истории мате-

матики», М., изд. иностранной литературы, 1963, стр. 251. Н.Бурбаки —

псевдоним группы французских математиков.

Конечно, само понятие моделирования подразумевает определённую

степень абстракции, а не точное воссоздание данной структуры^ во всей её

индивидуальной конкретности. Тем не менее на иерархии уровней «физичес-

кие» структуры более конкретны, а «математические» — более отвлечённы.

Ю.М.Лотман. Лекции по структуральной поэтике 19

венным и точным наукам, а в гуманитарных — к явлениям

языка, то перспективы структурного изучения литературы всё

ещё остаются более чем туманными. Одним из главных препят-

ствий здесь является разделяемое многими исследователями

(одними с опасением, другими — с надеждой) убеждение в том,

что структуральное изучение литературы — способ возрожде-

ния методологии формализма, средство ухода от идейного ана-

лиза литературы. К.Хесельхауз пишет в исследовании, посвя-

щенном современной немецкой поэзии: «С тех пор, как вышла

книга Хайдеггера "Бытие и время", слово "структура" стало

волшебным и модным словом, в котором увидели также и

ключ к тайнам искусства и литературы. Оно призвано заме-

нить такие отжившие понятия, как идея, внутренняя форма,

поэтическое представление о действительности, содержание и

образ»

Вполне естественно, что представители реакционной буржу-

азной культуры стремятся поставить себе на службу новые до-

стижения науки и утверждают, что объективный ход челове-

ческого познания подтверждает их догмы. Гораздо более удиви-

тельно, когда под флагом защиты чистоты марксистского ми-

ровоззрения преподносится требование довольствоваться до-

стигнутым и не двигаться дальше*. Многие критики структу-

рального изучения явлений искусства, на слово веря буржуаз-

ным теоретикам, готовы отдать им на откуп все новые дости-

жения науки, лишь бы не беспокоиться и не пересматривать

готовых и привычных схем и положений. Естественно, тем бо-

лее возражений вызывает у них метод, овладение которым гро-

зит не частичным отказом от привычного, а требует переучи-

ваться самым фундаментальным образом.

Создание нового научного метода неизбежно начинается с

рассмотрения простых и упрощенных случаев и сопровождает-

ся отдельными неудачами, оплошными формулировками, кото-

рые в дальнейшем отбрасываются самими исследователями.

Читатель, заинтересованный в поступательном развитии нау-

ки,

постарается разглядеть, есть ли за «ошибками роста» здо-

ровая научная сущность. Читатель же, для которого любовь к

привычному, порой созданному им самим в итоге многолетних

усилий, сильнее любви к научной истине, который уже не мо-

HesseUmuSy

Clemens,

Deutsche Lyrik der Moderne von Nietzsche bis Yvan

Goll, Diisseldorf, A. Bagel Verlag, 1961, S.9.

Введение

жет бросить

всё,

что прежде знал,

Что так любил, чему так жарко верил —

и пойти за новой истиной

Безропотно, как тот, кто заблуждался

И встречным послан в сторону иную ... —

будет старательно собирать эти неизбежные промахи и оплош-

ности, закрывая глаза на сущность нового в науке, приклеи-

вать своим научным оппонентам политические ярлыки и т.д.

Утверждение о том, что применение математических (т.е.

структурных и статистических) методов в принципе приводит

к возрождению формализма, находится в вопиющем противо-

речии с известным мнением К.Маркса, сохранённым для нас

памятью Поля Лафарга: «В высшей математике он (К.Маркс.

— Ю.Л.) находил диалектическое движение в его наиболее ло-

гичной и в то же время простейшей форме. Он считал также,

что наука только тогда достигает совершенства, когда ей удаёт-

ся пользоваться математикой»

Странно после этого звучат утверждения некоторых исследо-

вателей, которые во имя марксизма доказывают не неудач-

ность тех или иных конкретных опытов по применению мате-

матических методов в гуманитарных науках, а принципиаль-

ную невозможность подобного применения и бесполезность (да-

же вредность) каких бы то ни было поисков в этой области. Та-

ким образом, никаких принципиальных возражений против

применения точных, математических методов в гуманитарных

науках с точки зрения марксистской теории научного мышле-

ния выдвинуть нельзя. Речь может идти лишь о другом: в ка-

кой мере обоснована та или иная конкретная идея в этом но-

вом и прогрессивном научном направлении. Ставить вопрос так

— значит переходить от выдёргивания цитат и сенсационных

«разоблачений» к серьёзной научной дискуссии, которая потре-

П.Лафарг, Воспоминания о К.Марксе, в сб. «Воспоминания о Марксе и

Энгельсе», М., Госполитиздат, 1956, стр. 66. См. также: Светослав Славов,

Карл Маркс и проблема на математиката, София, Наука и изкуство, 1963;

математические рукописи К.Маркса опубликованы: «Под знаменем марк-

сизма», 1933, № 1.