Что делать? Мчаться на другой конец Эстонии предупреждать неведомо о чем, чтобы
она занервничала и своим страхом ускорила приближение беды? По той же причине не
было смысла звонить ей или писать. Я знала, что могу помочь, иначе ее душа не
принесла бы мне весть. Если в мире нет никого, кто мог бы помочь, то мать - это тот,
кто всегда поможет. Материнская любовь не знает границ, ее не останавливают ни
расстояние, ни тюремные стены. Стоит лишь матери захотеть. "Я не мать, если не
сумею сконцентрировать свою душевную силу для спасения ребенка", - сказала я себе.
Я стала мысленно беседовать: "Дорогое чувство опасности! Я прощаю тебя за то, что
ты ко мне явилось, но прости и ты меня за то, что я вобрала тебя и взрастила до такой
величины, что ощущаю дыхание смерти. Прости, но я прежде не понимала своей
ошибки. Я выросла в атмосфере страха да и детей своих учила не иначе как
предостерегая и рисуя мрачные картины. Прости, что я тебя постоянно взращивала, а,
когда дети покинули дом, в придачу стала тебя еще и подавлять, чтобы сохранить
душевное спокойствие. Лишь теперь я осознала свое невежество. Прости! Я отпускаю
тебя на свободу. Я прощаю себе то, что была столь глупа. Дорогое тело! Прости, что я
заставила тебя страдать постоянным накапливанием ощущения опасности и желанием
быть разумной. Теперь я хочу тебе помочь.
Дорогое дитя! Прости меня за то, что не сумела правильно тебя обучить. Не помышляя
о дурном, я взращивала свое ощущение опасности, и оно передалось тебе, ибо ты тоже
не умела иначе. Я научила тебя бояться, как учила меня моя мать. Время ушло вперед,
а глупость увеличилась. Прости! Я исправлю свою ошибку".
Я уже точно не помню, за что еще я просила у нее прощения. Там было много всего, и
это все шло от души, да так, что кожа покрылась мурашками. Чувство опасности
исчезло. Но не настолько уж я простодушна, чтобы поверить, будто теперь все в
порядке. Я села и стала ждать. Через четверть часа чувство возникло снова и уже
пострашнее. Я просила прощения и прощала. На память приходило множество случаев,
связанных с ощущением опасности и смертельным страхом. Я беседовала с ними и
освобождала их. Ощущение опасности уходило и возвращалось вновь. Уходило и
приходило. Шло время, и с каждым разом оно становилось все острее и явственнее. Я
потеряла счет времени. Осталась лишь борьба любви со смертью. Не помню, сколько
десятков раз в течение дня я начинала все заново. Время тянулось как резина.
Вечером, ровно в 19.00, я попросила у смерти прощения за то, что притянула ее к
своему ребенку, и почувствовала, что соединявшая нас нить порвалась. Я ощутила
необычайную опустошенность и почувствовала, будто проваливаюсь в вакуум - знак
того, что все необходимое мною сделано. Я знала - если что теперь и случится, то уже
не самое страшное.