Нерсесянц В.С. Философия права

Подождите немного. Документ загружается.

характер своей философии, Бердяев писал: "Я верю лишь в метод экзистенционально-

антропоцентрический и духовно-религиозный"

К этим взглядам Бердяев пришел не сразу. В молодые годы он находился под влиянием марксизма

и за пропаганду социализма был сослан в Вологодскую губернию. Затем он переходит на

религиозные позиции и становится одним из активных участников (вместе с Д.С. Мережковским,

В.В. Розановым и др.) русского общественно-религиозного движения начала XX в. Но и после

отхода от марксизма (ортодоксальным марксистом, материалистом и сторонником "марксизма

тоталитарного" он никогда не был) Бердяев продолжал признавать "правду социализма" в своей

христианско-пер-соналистской трактовке. Этих позиций он придерживался и в эмиграции после

высылки его из страны в 1922 г. вместе с большой группой деятелей русской культуры.

Оценивая свой подход к социальным проблемам, Бердяев писал: "Основное противоречие моего

мнения о социальной жизни связано с совмещением во мне двух элементов — аристократического

понимания личности, свободы и творчества и социалистического требования утверждения

достоинства каждого человека, самого последнего из людей и обеспечения его права на жизнь.

Это есть также столкновения влюбленности в высший мир, в высоту и жалости к низинному миру,

к миру страдающему. Это противоречие вечное. Мне одинаково близки Ницше и Лев Толстой. Я

очень ценю К. Маркса, но также Ж. де Местра и К. Леонтьева, мне близок

LБердяев И.А. Экзистенциальная диалектика божественного и человеческого // О назначении человека. М., 1993. С. 254.

Там же.

18 Нерсесянц «Философия права»

542

Раздел V. История философии права и современность

и мною любим Я. Беме, но также близок Кант. Когда уравнительная тирания оскорбляет мое

понимание достоинства личности, мою любовь к свободе и творчеству, я восстаю против нее и

готов в крайней форме выразить свое восстание. Но когда защитники социального неравенства

бесстыдно защищают свои привилегии, когда капитализм угнетает трудящиеся массы, превращая

человека в вещь, я также восстаю. В обоих случаях я отрицаю основы современного мира"

В своем персоналистическом учении о свободе человека Бердяев отличает личность от

индивида. Индивид есть категория натуралистическая, биологическая, социологическая, а

личность — категория духовная. Именно в качестве личности человек есть микрокосм, универсум,

а не часть или атом какого-то внешнего целого (космоса, общества, государства и т. д.).

"Личность, — подчеркивает Бердяев, — есть свобода и независимость человека в отношении к

природе, к обществу, к государству, но она не только не есть эгоистическое самоутверждение, а

как раз наоборот. Персонализм не означает, подобно индивидуализму, эгоцентрической изоляции.

Личность в человеке есть его независимость по отношению к материальному миру, который есть

материал для работы духа. И вместе с тем личность есть универсум, она наполняется

универсальным содержанием"

Личность, согласно Бердяеву, представляет собой универсум: в индивидуально неповторимой

форме. Она есть соединение уни-: версально-бесконечного и индивидуально-особого. Личность —

не: готовая данность, а задание, идеал человека. Личность самосоздается. Ни один человек,

замечает Бердяев, не может про себя сказать, что он вполне личность. "Личность есть категория

аксиологическая, оценочная"

. Личность должна совершать самобытные, оригинальные,

творческие акты, и только это делает ее личностью и составляет ее единственную ценность. Если

индивид более детерминирован и поэтому в своем поведении "больше подчинен

общеобязательному закону", то "личность иррациональна", она "должна быть исключением,

никакой закон не применим к ней"

. "Поэтому, — замечает Бердяев, — личность есть элемент

революционный в глубоком смысле слова"

Бердяев НА. О рабстве и свободе человека. Опыт персоналистической философии // Царство Духа и царство Кесаря.

М., 1995. С. 5.

LТам же. С. 21. С позиций философии права уместно отметить, хотя сам Бердяев об этом нигде не говорит, что

понимание и определение свободного и независимого человека как персоны, лица, личности, лежащее в основе

бердяевского (и иных версий) персонализма, восходит к римским юристам и относится к началам юриспруденции.

Правда, Бердяев трактует эту свободу личности универсально, а не юридически, хотя в определенном аспекте - и в ее

связи с юридической проблемой прав и свобод человека.

1Там же. С. 13.

LТам же. С. 14, 22.

LТам же. С. 22.

Глава 4. Философия права в России L543

С позиций своей экзистенциальной философии и персонали-стической этики Бердяев

подчеркивает, что личность есть субъект, а не объект среди объектов и не вещь среди вещей: "она

вкоренена во внутреннем плане существования, т. е. в мире духовном, в мире свободы"

. Личность

— это "субъект среди субъектов, и превращение ее в объект и вещь означает смерть. Объект

всегда злой, добрым может быть лишь субъект"

Этим злом, рабством и несвободой, согласно Бердяеву, отмечен и пронизан весь посюсторонний,

объективный мир (включая всю социально-политическую действительность, общество,

государственность, законодательство и т. д.) — в его принципиальной противоположности

трансцендентному духовному (и божественному) миру свободы.

Есть два пути выхода человека из своей замкнутой субъективности. Путь объективации, т. е.

выход в общество с его общеобязательными формами, институтами, нормами и т. д., — это потеря

личности, отчуждение человеческой природы, выброс человека в объективный мир зла,

несвободы, несправедливости и рабства — рабства человека у бытия, у бога, у природы, у

цивилизации, у общества, у государства, у собственности и денег, у коллективизма, национализма

и войны.

Второй, духовный путь, т. е. реализация личности в человеке, это путь самопреодоления,

постоянного трансцендирования, переход к транссубъективному (а не объективному) миру — к

экзистенциальной встрече с Богом, с другим человеком, с внутренним существованием мира, к

экзистенциальному общению и коммюнотарной общности (противоположной объективному

обществу). "Отношение личности к сверхличным ценностям, — поясняет Бердяев, — может

совершиться или в царстве объективации — и тогда легко порождается рабство, — или в царстве

экзистенциальном, в транс-цендировании — и тогда порождается жизнь в свободе... В

объективации человек находится во власти детерминации, в царстве безличности, в

трансцендировании человек находится в царстве свободы, и встреча человека с тем, что его

превосходит, носит личный характер, сверхличное не подавляет личности. Это — основоположное

различение"

Такое равенство личностей между собой имеет место и в принципе возможно лишь в праве, в

правовых отношениях различных личностей. Откуда (если не из правовой сферы) берется равенство

субъектов в бердяевском персонализме, остается без адекватного ответа.

Всякая личность, согласно персоналистической этике Бердяева, — это самоценность и самоцель.

И отношение личности к

Там же. С. 15.

Там же.

Там же. С. 17.

544 Раздел V. История философии права и современность

личности, хотя бы к высочайшей личности Бога, не может быть отношением средства к цели: все,

что унижает человека (например, превращение человека в средство для какой-либо сверхличной

ценности, в орудие божественной силы и т. д.), унижает и Бога.

"Экзистенциальный центр" мира находится в субъективности, и даже "солнце экзистенциально

находится не в центре космоса, а в центре человеческой личности, и оно экстериоризировано лишь

в падшем состоянии человека"

. И Бог не находится в плане объективации, не есть находящаяся

вне и над личностью объективная реальность и объективация универсальной идеи, а существует

лишь как личность в экзистенциальной встрече с ним, в трансцендирова-нии. Объективация же (и

объективный мир) всегда враждебна личности и антиперсоналистична.

Разного рода сверхличные, коллективные личности (общество, государство и т. д.) — это, по

Бердяеву, иллюзии, порождения объективации и отчуждения человеческой природы.

"Объективных личностей, — подчеркивает он, — нет, есть лишь субъективные личности. И в

каком-то смысле собака и кошка более личности, более наследуют вечную жизнь, чем нация,

общество, государство, мировое целое"

Обосновывая свою концепцию антииерархического персонализма, Бердяев отвергает различные

формы иерархического персонализма, согласно которому иерархически организованное целое

состоит из личностей разных иерархических ступеней, причем каждая личность подчинена

высшей ступени, входит в нее в качестве подчиненного органа или части.

Антиперсоналистический характер, по его оценке, носят также дионисизм, теософия,

антропософия, коммунизм, фашизм, связанный с капиталистическим строем либерализм, да и все

другие концепции (монархические, демократические и т. д.) общественно-государственной жизни

в этом объективном, обезличенном мире.

Объективный, исторически данный мир рабства и несвободы (общество, государство, закон и т. д.)

— это царство Кесаря, которому принципиально противостоит сверхисторическое царство Духа

и свободы человека. Мучительный разрыв и раздвоение человека (в качестве индивида и в

качестве личности) между этими двумя мирами "найдут себе разрешение в новой мистике, которая

глубже религии и должна объединить религии. Это вместе с тем будет победа над ложными

формами социальной мистики, победа царства Духа над царством Кесаря"

. Подобный

мистический выход к свободе (благодаря обосновываемой Бердяевым сверхисторической про-

Там же. С. 25.

1Там же.

Там же. С. 356.

Глава 4. Философия права в России L545

роческой, мессианской, эсхатологической мистике) должен быть обращен к миру и людям и стать

методом и средством очищения мира для его продвижения к новой духовности.

Такой исход из современного кризиса является, по словам Бердяева, единственно желанным,

поскольку он обращен к свободе человека и означает "внутреннее преодоление хаоса, победу

духа над техникой, духовное восстановление иерархии ценностей, соединенное с осуществлением

социальной правды"

. Два других исхода Бердяев (в конце 40-х годов) характеризовал следующим

образом: "1) Исход фатальный. Продолжающееся распадение космоса, космоса природного и

космоса социального, продолжающийся разлагаться капиталистический режим, торжество

атомной бомбы, хаотический мир.., хаос не изначальный, не начала, а хаос конца, война всех

против всех. Это гибель мира, и мы не можем его допустить. 2) Насильственный, механический

порядок коллектива, организованность, не оставляющая места свободе, деспотизация мира. Это

также трудно допустить"

. Но до сих пор, писал Бердяев, преобладает смешение этих двух

исходов.

Резко критикуя царство Кесаря (государственность прошлого и современности) за подавление

свободы, за насильственный способ управления людьми, авторитаризм и тоталитаризм, Бердяев

распространяет эту критику и на теократии прошлого, которые тоже относятся им к царству

Кесаря. С этих позиций он отвергает и идею "христианского государства", поскольку и оно

неизбежно будет не царством Духа, а миром безличной объективации, выродится в папоцезаризм

или в цезарепапизм. В противовес всякой государственности он призывает перейти к общине и

общинной жизни, к федерации таких общин.

Подобную общинность он именует коммюнотарностью, которая — в отличие от современного

обезличенного и авторитарного общественно-государственного типа отношений и

соответствующего коллективизма — "означает непосредственное отношение человека к человеку

через Бога как внутреннее начало жизни"

. Характеризуя религиозную коммюнотарность как

соборность, Бердяев утверждает: "Соборность-коммюнотарность не может означать никакого

авторитета, она всегда предлагает свободу"

Такая соборность-коммюнотарность призвана, согласно бердя-евской концепции "христианского

социализма", содействовать реализации "религиозной правды социализма" — "необходимости

победить эксплуатацию труда", возвышению "достоинства труда"

и трудящихся, становлению

духовно нового человека. Вместе с тем

Там же. С. 323.

LТам же.

Там же. С. 332.

Там же. С. 333. Там же. С. 352.

546 Раздел V. История философии права и современность

эта соборность-коммюнотативность выступает как "борьба за большую социальную

справедливость"

в самом этом царстве Кесаря. "Окончательная победа царства Духа, которая ни в

чем не может быть отрицанием справедливости, — замечает Бердяев, — предполагает изменение

структуры человеческого сознания, т. е. преодоление мира объективации, т. е. может мыслиться

лишь эсхатологически. Но борьба против власти объективации, т. е. власти Кесаря, происходит в

пределах царства объективации, от которого человек не может просто отвернуться и уйти"

Итак, хотя в этом царстве Кесаря и не может быть подлинной свободы и справедливости,

однако несмотря ни на что каждый человек по духовной природе своей призван стать личностью

и бороться за расширение и утверждение возможно большей свободы и справедливости в этом

мире, приближая тем самым царство Духа.

Такое понимание смысла и судеб свободы в объективном мире лежит в основе и бердяевской

трактовки проблем соотношения права и закона, права и государства.

Центральное место в бердяевской концепции правопонимания занимает положение об

абсолютных и неотчуждаемых правах человека, имеющих божественное (и духовное)

происхождение и идущих от Бога, а не от природы, общества, государства. Корни этого права в

том, что "от Бога происходит лишь свобода, а не власть"

Государство же, по этой версии христианского персонализма, было создано в грешном мире

актом насилия, и оно лишь терпимо Богом. В силу своего нехристианского происхождения и

нехристианской сущности, несвященного и неблагодатного характера государство (царство

Кесаря) находится в трагическом конфликте и борьбе с личностью, свободой, царством Духа.

Трагизм этот состоит, по Бердяеву, в том, что, с одной стороны, личность не может в этом

грешном и злом мире объективации жить без государства и поэтому признает его некоторую

ценность и готова действовать в нем, неся жертвы. С другой стороны, личность неизбежно

восстает против государства, этого "холодного чудовища"

, которое давит всякое личное

существование.

В иерархии ценностей ценность личности выше ценности государства: личность принадлежит

вечности, несет в себе образ

Там же. С. 355.

LТам же.

Там же. С. 313-314. В данной связи Бердяев весьма вольно (в интересах своей концепции христианского персонализма

и эсхатологического анархизма) трактовал известные слова апостола Павла "Нет власти не от Бога" в том смысле, что

они "никакого религиозного значения не имеют, - их характер чисто исторический и относительный, вызванный

положением христиан в Римской империи". — Там же. С. 311.

Бердяев И.А. О назначении человека. С. 174. Такую характеристику государства Бердяев использовал вслед за Ф.

Ницше.

Глава 4. философия права в России

547

и подобие Бога, идет к Царству Божьему и может войти в него, а государство лишено всего

божественного и принадлежит времени и никогда не войдет в Царство Божье. И хотя личность и

государство пребывают в различных кругах бытия, но эти круги "соприкасаются в небольшом

отрезке"

. Речь идет о столкновении свободы и власти: поскольку свобода — это прежде всего

свобода личности, личность выступает как отрицание (и, следовательно, как рубеж, граница)

всякой несвободы, всякой внешней, объективной власти, как "граница власти природы, власти

государства, власти общества"

В таком столкновении, по Бердяеву, друг другу противостоят абсолютные неотчуждаемые права

человека и суверенитет государства или любой другой власти. Данную коллизию он решает в

пользу верховенства личности и ее неотчуждаемых прав с позиций всеобщего и

последовательного отрицания суверенитета любой власти в этом мире. "Никакой суверенитет

земной власти, — подчеркивает Бердяев, — не может быть примирим с христианством: ни

суверенитет монарха, ни суверенитет народа, ни суверенитет класса. Единственный примиримый

с христианством принцип есть утверждение неотъемлемых прав человека. Но с этим неохотно

примиряется государство. И сам принцип прав человека был искажен, он не означал прав духа

против произвола кесаря и означал не столько права человека как духовного существа, сколько

права гражданина, т. е. существа частичного"

Неотчуждаемые права человека выступают в трактовке Бердяева как форма выражения и

существования в земном мире (царстве Кесаря) личной свободы, т. е. трансцендентного (и

божественного) феномена из царства Духа. Именно христианство, по оценке Бердяева, открыло в

человеке духовное начало, которое не зависит от мира, от природы и общества, а зависит от Бога.

Тем самым оно совершило величайшую духовную революцию, духовно освободило человека от

неограниченной власти общества и государства. В этом, по его оценке, и состоит истина

христианского персонализма.

Любое государство, если оно не имеет тоталитарных претензий, должно лишь признать свободу

человеческой личности, которая изначально принадлежит человеку как духовному существу, а

не дана ему какой-то внешней властью. "Эта основная истина о свободе, — отмечает Бердяев, —

находила свое отражение в учении о естественном праве, о правах человека, не зависящих от

государства, о свободе не только как свободе в обществе, но и свободе от общества, безграничного

в своих притязаниях. Бенжамен Констан видел в этом отличие понимания

Там же.

LБердяев И.А Царство Духа и царство Кесаря. С. 327.

Там же. С. 312.

548

Раздел V. История философии права и современность

свободы в христианский период истории от понимания ее в античном греко-римском мире"

. В

этой связи Бердяев ссылается и на средневековое христианское сознание, которое, опираясь на

абсолютное, божественное по своему происхождению, значение естественного права, не

признавало безусловного подчинения подданных власти, допускало сопротивление тиранической

власти и даже тираноубийство. "Средневековье, — отмечает он, — признавало в ряде

христианских теологов, философов и юристов врожденные и неотъемлемые права индивидуума

(Гирке). В этом средневековое сознание стояло выше современного. Но сознание это было

противоречивым. Признавалась смертная казнь еретиков. Рабство считалось последствием греха

вместо того, чтобы считать его грехом"

Также и французская Декларация прав человека и гражданина, отмечает Бердяев, есть "изъявление

воли Бога": "Декларация прав Бога и декларация прав человека есть одна и та же декларация"

Положительно оценивая и акцептируя сами идеи о неотчуждаемых правах человека, развитые в

религиозных учениях о естественном праве, Бердяев вместе с тем в философско-концепту-

альном плане (в полном соответствии с принципами своей философии духа и пониманием

свободы как духовного явления) трактует эти неотчуждаемые права человека как именно

духовные, а не естественные права. "Учение о естественном праве, которое признавало права

человека независимо от политических прав, установленных государством, — отмечает он, —

делало теоретическую ошибку, которая свойственна незрелой метафизике того времени. В

действительности неотъемлемые права человека, устанавливающие границы власти общества над

человеком, определяются не природой, а духом. Это духовные права, а не естественные права,

природа никаких прав не устанавливает. Такую же ошибку делали, когда совершали революцию

во имя природы; ее можно делать только во имя духа, природа же, т. е. присущий человеку

инстинкт, создавала лишь новые формы рабства"

Под правом в философии Бердяева имеются в виду лишь духовные неотчуждаемые права

человека — "субъективные права человеческой личности"

, свобода духа, свобода совести,

свобода

Там же. С. 307. Показательно, что в угоду своей концепции христианского персонализма Бердяев обходит молчанием

тот общеизвестный факт, что как начало учений о естественном праве, так и естественноправовая идея о свободе всех

людей восходят к дохристианским временам, к античным (греческим и римским) авторам.

LТам же. С. 314.

LБердяев И.А. Государство // Власть и право. Из истории русской правовой мысли. Л., 1990. С. 288.

LБердяев И.А. Царство Духа и царство Кесаря. С. 307.

LБердяев И.А. О назначении человека. С. 175.

Глава 4. Философия права в России

549

мысли и слова. Эти неотчуждаемые субъективные права и свободы он называет также "идеальным

правом"

Соотношение права и закона в трактовке Бердяева в целом соответствует логике соотношения

свободы (свободной личности) и государства и предстает как соотношение "идеального

права" (т. е. духовных неотчуждаемых субъективных прав человека) и принудительного закона.

"Государство, — пишет Бердяев, — стоит под знаком закона, а не благодати"

. При этом на закон

он распространяет все негативные свойства и характеристики государства. Закон так же греховен,

как и власть. В конфликте реальной силы и идеального права государство всегда решает: реальная

сила. Выражением этого силового начала и является, по Бердяеву, "принуждающий закон" —

"противоположение свободе"

В рамках философско-правовых воззрений Бердяева право и закон — непримиримые

противоположности, так что возможность правового закона здесь в принципе исключена.

Позитивное право у Бердяева — это всегда антиправовой закон. "Право как орган и орудие

государства, как фактическое выражение его неограниченной власти, — пишет он, — есть

слишком часто ложь и обман — это законность, полезная для некоторых человеческих существ, но

далекая и противная закону Божьему. Право есть свобода, государство — насилие, право — голос

Божий в личности, государство — безлично и безбожно"

Вечная тенденция государства и закона состоит, по оценке Бердяева, в нарушении свободы и

права. Он критикует государство и закон также и за их абстрактно-всеобщий характер:

"Государство не знает тайны индивидуального, оно знает лишь общее и отвлеченное, И личность

для него есть общее... Государство еще может признать отвлеченное субъективное право человека

и гражданина, да и то неохотно, но никогда не признает индивидуальных, неповторимых,

единичных, качественно своеобразных прав отдельной личности с ее индивидуальной судьбой"

Здесь Бердяев явно находится в плену своего общего негативного (и во многом

нигилистического) отношения к государству и закону и совершенно неосновательно критикует

их за то, что составляет их величайшее достоинство и ценность — принцип всеобщего и равного

отношения ко всем, абстрагированный от присущих им индивидуальных особенностей, различий

и т. д. Только благодаря этому, собственно говоря, и возможна в этом мире свобода лю-

Там же. С. 172.

Там же.

Бердяев И.А. Царство Духа и царство Кесаря. С. 323.

Бердяев И.А. Государство. С. 291.

Бердяев И.А. О назначении человека. С. 174.

550

Раздел V. История философии права и современность

дей — свобода в форме правового закона, утверждаемая и защищаемая правовым государством.

Но в рамках христианского персонализма, Бердяева "героическое понимание свободы

противоположно старому либеральному пониманию свободы"

. К тому же, по его утверждению,

"свобода скорее аристократична, чем демократична"

. С этим связано и полное отсутствие во всем

учении Бердяева понимания правового смысла равенства, его связи со свободой и

справедливостью. Напротив, он вполне в стиле Ницше (хотя и с иных позиций), имея, видимо, в

виду уравниловку, яростно атакует равенство и восхваляет неравенство. Апологии неравенства

посвящена его книга "Философия неравенства", где он, в частности, утверждает: "Неравенство

есть условие развития культуры. Это — аксиома... И в Царстве Божием будет неравенство. С

неравенством связано всякое бытие... И во имя свободы творчества, во имя цвета жизни, во имя

высших качеств должно быть оправдано неравенство"

Отрицание формального равенства в сочетании с критикой абстрактной всеобщности государства

и закона и представлениями о необходимости признания каких-то неповторимых единичных

прав отдельной человеческой личности (т. е., юридически говоря, индивидуальных привилегий)

демонстрирует очевидные пороки в правопонимании Бердяева.

Конфронтационный характер отношений между правом и законом присутствует и в бердяевской

трактовке отношений между правдой и справедливостью. "Свобода, — пишет он, — есть что-то

гораздо более изначальное, чем справедливость. Прежде всего справедливость-юстиция есть

совсем не христианская идея, это идея законническая и безблагодатная. Христианство явило не

идею справедливости, а идею правды. Чудное русское слово "правда", которое не имеет

соответствующего выражения на других языках. Насильственное осуществление правды-

справедливости во что бы то ни стало может быть очень неблагоприятно для свободы, как и

утверждение формальной свободы может порождать величайшие несправедливости"

Здесь в борьбе против "законнического" зла Бердяев по сути дела отрицает правовой смысл

справедливости, а заодно и свободы, которая как нечто чисто негативное отвергает все

логически возможные правовые формы ее признания и утверждения в объективном мире.

В явном противоречии со смыслом своего негативного подхода к государству и закону Бердяев

все же вынужденно признает их

Бердяев И.А. Царство Духа и царство Кесаря. С. 325.

LТам же. С. 327.

1Бердяев И.А. Оправдание неравенства. М., 1990. С. 193, 200.

Бердяев И.А. Царство Духа и царство Кесаря. С. 322.

Глава 4. Философия права в России L551

весьма ограниченные позитивные функции и "положительную миссию в греховном, природном

мире"

. По аналогии с "минимумом нравственности" у Соловьева Бердяев говорит о поддержке

государством "минимума добра и справедливости"

не в силу любви к добру, которая ему чужда, а

потому, что без такого минимума добра и справедливости наступит хаос, угрожающий силе и

устойчивости государства.

В таком контексте Бердяев признает, что "и сам принуждающий закон может быть охранением

свободы от человеческого произвола"

По поводу конфликта закона и благодати Бердяев полагает, что общество не может жить

исключительно по благодати, и в этой связи отмечает положительное значение закона для

социальной жизни особенно там, где личность подвергается насилию и за ней отрицается всякое

право. "И мы, — пишет он, — стоим перед следующим парадоксом: закон не знает живой,

конкретной, индивидуально неповторимой личности, не проникает в ее интимную жизнь, но закон

охраняет эту личность от посягательства и насилия со стороны других личностей, охраняет

независимо от того, каково направление и духовное состояние других личностей. В этом великая и

вечная правда закона, правда права. И христианство должно признать эту правду... Нельзя

отменить закон и ждать осуществления любви"

В русле характеристики положительной роли закона Бердяев верно отмечает, что этика

искупления, занявшая место закона, становится насильственной и отрицает свободу. Имея в

виду закон, защищающий свободу личности, Бердяев допускает сосуществование высшего

порядка благодати и земного порядка закона. "Два порядка, — замечает он, — сосуществуют.

И всегда благодатный порядок есть порядок преображающий и просветляющий, а не насилующий.

Высший образ этики закона есть право"

. Здесь есть элегантный намек на правовой закон. Однако

такие отдельные суждения Бердяева о позитивных аспектах соотношения права и закона не

получили у него концептуальной разработки.

Бердяев различает два типа учений об отношении между правом и государством. Первый тип,

преобладающий в теории и на практике, он называет "государственным позитивизмом"

. Здесь

государство трактуется как источник права и суверенная власть, санкционирующая и

распределяющая права. К этому типу Бердяев (в работе 1907 г.) относил всякое абсолютистское

государство (само-

LБердяев И.А. О назначении человека. С. 173.

LТам же. С. 172.

Бердяев И.А. Царство Духа и царство Кесаря. С. 323.

Бердяев И.А. О назначении человека. С. 98.

LТам же. С. 98—99.

LБердяев И.А. Государство. С. 289.

550 Раздел V. История философии права и современность

дей — свобода в форме правового закона, утверждаемая и защищаемая правовым государством.

Но в рамках христианского персонализма, Бердяева "героическое понимание свободы

противоположно старому либеральному пониманию свободы"

. К тому же, по его утверждению,

"свобода скорее аристократична, чем демократична"

. С этим связано и полное отсутствие во всем

учении Бердяева понимания правового смысла равенства, его связи со свободой и

справедливостью. Напротив, он вполне в стиле Ницше (хотя и с иных позиций), имея, видимо, в

виду уравниловку, яростно атакует равенство и восхваляет неравенство. Апологии неравенства

посвящена его книга "Философия неравенства", где он, в частности, утверждает: "Неравенство

есть условие развития культуры. Это — аксиома... И в Царстве Божием будет неравенство. С

неравенством связано всякое бытие... И во имя свободы творчества, во имя цвета жизни, во имя

высших качеств должно быть оправдано неравенство"

Отрицание формального равенства в сочетании с критикой абстрактной всеобщности государства

и закона и представлениями о необходимости признания каких-то неповторимых единичных

прав отдельной человеческой личности (т. е., юридически говоря, индивидуальных привилегий)

демонстрирует очевидные пороки в правопонимании Бердяева.

Конфронтационный характер отношений между правом и законом присутствует и в бердяевской

трактовке отношений между правдой и справедливостью. "Свобода, — пишет он, — есть что-то

гораздо более изначальное, чем справедливость. Прежде всего справедливость-юстиция есть

совсем не христианская идея, это идея законническая и безблагодатная. Христианство явило не

идею справедливости, а идею правды. Чудное русское слово "правда", которое не имеет

соответствующего выражения на других языках. Насильственное осуществление правды-

справедливости во что бы то;: ни стало может быть очень неблагоприятно для свободы, как и ут-

верждение формальной свободы может порождать величайшие несправедливости"

Здесь в борьбе против "законнического" зла Бердяев по сути дела отрицает правовой смысл

справедливости, а заодно и свобо- i ды, которая как нечто чисто негативное отвергает все

логически I возможные правовые формы ее признания и утверждения в объективном мире.

В явном противоречии со смыслом своего негативного подхода к государству и закону Бердяев

все же вынужденно признает их

Бердяев И.А. Царство Духа и царство Кесаря. С. 325.

LТам же. С. 327.

LБердяев И.А. Оправдание неравенства. М, 1990. С. 193, 200.

Бердяев И.А. Царство Духа и царство Кесаря. С. 322.

Глава 4. Философия права в России

551