По сути дела, афинский суд, решая ставившиеся перед ним обвинителями и
жалобщиками правовые коллизии, занимался не только специальной узкосудебной
деятельностью по применению к данному спору уже наличного конкретного и
определенного закона, но, поскольку таковой часто отсутствовал, также и
правотворчеством в отношении к рассматриваемому случаю. Значительную роль в
правопонимании и правосознании афинян и избранных ими по жребию судей
играла правовая аналогия — толкование и решение данного правового спора на
основе устоявшихся общих принципов полисного правопорядка, по аналогии с
прежними решениями подобных дел, подведение актуальной коллизии под тот или
иной наиболее подходящий по смыслу закон.
Недостатка в таком правовом материале не было. Так, сократовскому случаю
предшествовали дела философа Анаксагора и софиста Протагора, которые, будучи
обвиненными в безбожии и спасаясь от расправы, покинули Афины. Обвинение
Сократа по двум первым пунктам (непризнание признанных богов и введение
новых божеств) довольно отчетливо подпадало под действие закона, предложенного
примерно в 433—432 гг. до н. э. афинским прорицателем Диопифом, приверженцем
старины и врагом «софистических» нововведений, Плутарх сообщает: «Диопиф
внес предложение о том, чтобы люди, не почитающие богов или распространяющие
учения о небесных явлениях, были привлекаемы к суду как государственные
преступники». Законопроект Диопифа был нацелен, прежде всего, против
«софиста» Анаксагора, а косвенно — против его ученика и покровителя Перикла.
Кстати, Анаксагору удалось спастись благодаря вмешательству и помощи Перикла.
Что же касается третьего пункта — обвинения Сократа в «совращении
молодежи», то, судя по всему, имелось в виду, во-первых, это «совращение» путем
внушения им в ходе бесед собственного отношения к богам, т. е. распространение
преступных воззрений, отмеченных в двух первых пунктах обвинения, и, во-вторых,
«совращение» юношей-«учеников» с истинного пути воспитания их в преданности
демократическим устоям и порядкам афинского полиса. В этом втором аспекте
Сократ обвинялся в подрыве самих основ полиса, его основных законов, а не
какого-то частного и конкретно определенного законоположения.
Великий принцип нового времени—енот преступления, нет наказания, если
об этом не сказано в законе» — не адекватен условиям и отношениям в античном
полисе, где удельный вес собственно юридического законодательства незначителен
по сравнению с другими средствами упорядочения и регламентации человеческого
поведения и общественного устройства (обычаями, традициями, заветами,
гражданской присягой, нравами, сложившимися обыкновениями и нормами
полисной жизни, правосознанием, чувствами принадлежности к единому
коллективу полиса и т. п.).
Все устоявшееся и вошедшее в жизнь полиса считалось законом и законным
в силу своей фактической принятости; такое утвердившееся в течение времени
установление и выкристаллизовавшаяся норма-правило политической, религиозной
или частной жизни становились регулятором поведения и без того, чтобы
специально оформляться в качестве закона на народном собрании. Легкая
обозримость внутриполисной жизни, обстановка общеизвестности (вот уж где все
обо всех знали все!) и доступности позволяли довольствоваться во многих от-
ношениях и сферах жизни фактичностью, не прибегая к формальностям: силой
обязательной нормы пользовалась сложившаяся фактичность.