Панченко А.М., Живов В.М., Николаев С.И., Плюханова М.Б. и др. Из истории русской культуры. Том III (XVII

Подождите немного. Документ загружается.

566 В.М. Живое

изображался как форма папизма и в силу того подлежал

уничтожению.

В этом контексте делается понятной и функция князь-

кесаря, роль которого, как представляется Р. Витраму, «1st

schwer zu erkennen» (Витрам, I, с. 110). Князь-кесарь и

князь-папа выступают как та «священная двоица», образец

которой был задан — по легенде о Константиновой даре —

Существование пары пародийных властителей дискредити-

ровало саму идею симфонических отношений светской и ду-

ховной власти, которую Петр ассоциировал со Сказанием о

белом клобуке и относил к недопустимым «замахам» духов-

ных иерархов на единоначалие царской власти. Конкретным

прецедентом, который мог здесь иметься в виду, было наи-

менование царя и патриарха «богоизбранной, святой и бого-

мудрой двоицей», «богоизбранной сугубицей» и т.д. в нико-

новском Служебнике (Служебник, 1656, с. 21,. 22, 34, 40) и

употребление Никоном титула «Великого Государя», которое

ставилось ему в вину после его ухода с московской кафедры

(ср.: Живов и Успенский, 1987, с. 95). Показательно, что «и

Культурные реформы в системе преобразований Петра I 567

Ромодановский и Бутурлин являются в облачении, подобном

одежде русских монархов XVII века» (Молева и Белютин 1965,

с. 12) — несомненная пародийная отсылка к прежнему госу-

дарственному устройству и прежним политическим идеям.

В плане дискредитации традиционных государственно-по-

литических идей прочитывается и легитимный порядок на-

следования шутовского князь-кесарства: когда в 1717 г.

умирает князь-кесарь Ф.Ю. Ромодановский, новым князь-

кесарем становится его сын И.Ф. Ромодановский. Эта «пра-

вильная» передача власти старшему сыну имеет место в то

время, когда Петр готовился к расправе над царевичем

Алексеем и, несомненно, уже обдумывал установление ново-

го порядка престолонаследия в России: новый порядок, по

которому наследника выбирал правящий монарх, был за-

креплен в 1722 г. (ПСЗ, VI, М3893)

Любопытно в этом контексте сообщение Вебера о смерти Ф.Ю.

Ромодановского, предваряемое сообщением о возвращении в Россию

царевича Алексея: «Aus Novogrod liess Nachricht ein, dao der Cza-

rewitz mit dem geheimten Rath Tolostoy von Neapolis kommend,

daselbst nach Moscau passiret ware, und aus dieser letztern Stadt

berichtete man, dao nachdem der dortige Vice-Czar Romodanofsky ver-

storben, und Se.Czar. Majest. dessen hinterlassenen eintzigen Sohne

dieses hohe Amt wieder conser[v]iret, und den Nahmen dieser vorneh-

men alten Familie nicht gerne aussterben lassen wolten, so solten die

beyden Schwestern des jetzigen Fice-Czaren, der ohne Erben und der

letzte Sprosse solches Nahmens 1st, mit zween Vornehmen des Landes

sich unter der Bedingung vermahlen, dao die beyden Manner ihren an-

gebohrnen Nahmen fahren liessen, und denjenigen der Romodanofsky

annahmen» [Из Новгорода пришло известие, что из Неаполя прибыл

туда царевич с тайным советником Толстым, чтобы оттуда сразу же

проследовать в Москву, а из этого последнего города сообщают, что

после кончины тамошнего вице-царя Ромодановското Его Царское

Величество сохранил эту высокую должность для его единственного

оставшегося сына; он не хотел бы допустить, чтобы имя этого древ-

него знатного рода перестало существовать, так что обе сестры те-

перешнего вице-царя, который не имеет наследника и является по-

следним отпрыском своего рода, должны выйти замуж за двух вель-

мож с тем условием, чтобы оба эти человека отказались от своих

прирожденных имен и взяли себе имя Ромодановских] (Вебер, 1721,

с. 235-236). Эта забота о продолжении рода и имени князь-кесаря

(Вебер, не представляющий себе подобных игр, принимает этот па-

родийный титул за высокую должность) явно вступает в зловещий

контраст с начинающейся расправой царя над собственным наслед-

ником.

568

В.М. Живое

Очевидную идеологическую нагрузку несет и пародийная

служба самого Петра, которого князь-кесарь Ромодановский

производит по случаю различных военных успехов в следу-

ющие друг за другом военные чины. Из бомбардира Петр

становится капитаном, из капитана полковником и т.д., ср.

отражение этого продвижения по служебной лестнице в пе-

реписке Петра (ПиБ, I, с. 521, 533, 555, 559, 582; II, с. 465;

IV, с. 1124 et passim). Вместе с регулярным и демонстратив-

ным появлением Петра в роли «мореплавателя и плотника»

эта пародийная карьера реализовала идею властелина, пол-

учающего власть в качестве воздаяния за заслуги, а не в ка-

честве божественного дара, за который монарх несет перед

Богом ответственность. Именно так, кстати, и воспринимал

это производство в чины А. Нартов, вполне усвоивший пет-

ровскую идеологию. Он писал: «Чин вице-адмирала от князя-

кесаря объявлен был царю Петру Алексеевичу, яко бывшему

контр-адмиралу, в Сенате, где князь-кесарь сидел посреди

всех сенаторов на троне и давал аудиенцию государю при

прочтении письменной реляции подвигов его, в образец про-

чим, что воинские достоинства получаются единственно по

заслугам, а не породою и счастьем» (Нартов, 1891, с. 58—59).

Эта идея, которая пропагандировалась в триумфах и иных

гражданских церемониях (см. выше), здесь получала мифо-

логическое воплощение, обращаясь в сказочный сюжет о

простом работнике (или солдате), который благодаря своему

уму и ловкости становится царем или властителем города.

Эта мифологизированная схема должна была, видимо, и

опорочить старый порядок, и увлечь новым — как сказочной

возможностью восхождения к власти и славе. Вместе с тем

она фокусировала внимание на Петре как единоличном

творце новой России, как демиурге, создавшем новый поря-

док бытия

Подчеркивание сакрального всевластия Петра с помощью мо-

делей антиповедения обнаруживается и в эпизоде с орденом Иуды

(см.: Платонов, 1927). Сразу же после Полтавской победы была за-

казана медаль с изображением повесившегося Иуды и рассыпанных

под ним тридцати серебренников на большой серебряной цепи. Эту

медаль носил князь Ю.Ф. Шаховской, один из активных участников

Всешутейшего собора, в котором он фигурировал как «архидиакон

Гедеон»; Шаховской заявлял ранее, что ему понятно поведение

Иуды, но что на его месте он запросил бы за Христа большую плату

Культурные реформы в системе преобразований Петра I 569

Эта идея поддерживалась и всем комплексом игровых за-

тей императора, из года в год обрушивавшихся на русское

общество. Сюда относятся, например, постоянно устраивав-

шиеся публичные маскарады. Само по себе переодевание и

появление в личинах не было в России новинкой, они вхо-

дили в святочные игры и в этом качестве составляли часть

традиционного быта. Они не были, однако, религиозно ней-

тральным занятием, но представляли собой элемент антипо-

ведения, включенный в годовой цикл и связанный с «нечи-

стым» временем. Святочные игры требовали крещенского

покаяния. Распространяя карнавальный обиход за отведен-

ные ему рамки, Петр (надо думать, вполне сознательно) раз-

рушает традиционный порядок и делает антиповедение

постоянным modus vivendi. Он тем самым переворачивает

принятую картину мира. Вводя маскарад в структуру госу-

дарственной жизни (в частности, в структуру гражданского

(ср.: ПиБ, VIII, 2, с. 472). С.Ф. Платонов полагает, «что орден Иуды

имел иное назначение, более серьезное, чем украшение шута... Ду-

маем, что здесь имелось в виду иное более реальное предательство,

скорее всего — Мазепино. Петр надеялся поймать Мазепу на пути

его бегства в Турцию—Эту надежду окончательно уничтожила кон-

чина Мазепы, последовавшая 22-го августа 1709 года. Если орден

Иуды готовили для издевательства над изменою Мазепы, то с кон-

чиною гетмана он терял свой смысл, и попрошайка Шаховской мог

получить его в дополнение к наградному кубку, как человек, не

брезговавший никакою вообще подачкою» (там же, с. 197).

Думается, что Платонов чрезмерно рационализирует поведение

участников этой затеи, причем остается совершенно неясным, какое

употребление могло бы предназначаться этому ордену в расправе

над пойманным Мазепой и зачем он понадобился Шаховскому, для

обвинения которого в патологической жадности нет ровно никаких

фактических оснований. Очевидно, однако, что изготовление медали

и измена Мазепы не два случайно совпавшие по времени происше-

ствия. Мазепа, как упоминалось выше, был за свою измену предан

анафеме как второй Иуда, что придавало государственной измене

религиозное измерение и уподобляло Петра Христу. Хотя объясне-

ние Платонова нельзя полностью исключить, кажется более вероят-

ным, что церковно-государственный акт обретает здесь, как и во

многих других случаях, своего пародийно-кощунственного двойни-

ка. Шаховской с орденом Иуды постоянно напоминает о предатель-

стве Мазепы как безмерном противобожном преступлении и указы-

вает на Петра как на «Христа Господня», сакрального властелина,

измена которому неизбежно кончается позорной смертью.

570

В.М. Живое

праздника), он отдает семиотическому «низу» функции

«верха». В восприятии традиционного общества это оказы-

вается переменой Богом установленного порядка, т.е. деми-

ургической деятельностью. Император показывает, что ему

принадлежит божественная власть, и общество оказывается

перед выбором между признанием этого нечеловеческого вер-

ховенства и оценкой его как сатанинского умысла. В любом

случае эти игровые затеи ставят общество перед религиозной

дилеммой. Еще более очевидно покушение на традиционный

порядок бытия в таких царских потехах, как похороны кар-

лика, когда в игровой ряд встает человеческая смерть и са-

мый обряд христианского освящения исхода души: тот, кто

утверждает свой произвол в данной сфере, приписывает себе

власть над человеческими душами, т.е. власть божествен-

ную, а не человеческую

Похороны карлика описывает в своем дневнике Берхгольц под

1 февраля 1724 г. Похоронная процессия шла по улицам Петербурга.

«Впереди всех шли попарно тридцать певчих, все маленькие

мальчики. За ними следовал, в полном облачении, крошечный поп,

которого из всех здешних священников нарочно выбрали для этой

процессии по причине его малого роста. Затем ехали маленькие, со-

вершенно особого устройства сани, на которых помещалось тело...

Тотчас позади их шел маленький карло, фаворит императора, в ка-

честве маршала, с большим маршальским жезлом... На этом карле,

как и на всех прочих его товарищах, была длинная черная мантия;

он шел во главе других карликов, следовавших за ним попарно,

именно меньшие впереди, большие позади, и в числе их было немало

безобразных лиц и толстых голов. Потом выступал такой же другой

маленький маршал во главе карлиц... По обеим сторонам процессии

двигались с факелами огромные гвардейские солдаты, а числе по

крайней мере 50-ти человек, а возле обеих траурных дам шли четыре

громадных придворных гайдука в черных костюмах и также с

факелами. Такую странную процессию не в России едва ли где-ни-

будь придется увидеть... Император вместе с кн. Меншиковым шел

за процессиею пешком (но не в траурном одеянии) от самого своего

дома до проспекта. Когда карл сажали там в сани, он, говорят, мно-

гих из них бросал туда собственными руками. Умерший карло был

тот самый, для которого в 1710 году устроена была большая и зна-

менитая свадьба сорока пар карл и карлиц, собранных, по приказа-

нию императора, изо всего государства» (Берхгольц, IV, с. 13-14;

описание свадьбы 1710 г. см.: Вебер, 1721, с. 385-388; Юль, 1900,

с. 261-264; ср. еще письмо Петра к Ромодановскому по этому по-

воду: ПиБ, X, с. 271-272; еще одни похороны карлика в январе

Культурные реформы в системе преобразований Петра I 571

Смешение кощунственно-пародийных элементов с эле-

ментами официальной (государственной) деятельности ока-

зывается достаточно характерной (если не постоянной) чер-

той петровского времени. Некоторые примеры (участие шу-

товского самоедского короля в триумфе 1710 г., посещение

князя-кесаря с извещением о мире со Швецией) уже приво-

дились выше. Их легко умножить. Так, например, за торже-

ственным пиршественным столом князь-кесарь Ромоданов-

ский может занимать первое (царское) место, «имея подле

себя обоих архиепископов, Псковского и Новгородского, и

еще кого-то из членов Синода» (Берхгольц, III, с. 125). Им-

ператорское достоинство Ромодановского имеет шутовской

характер, в то время как архиерейский сан Феофана Проко-

повича и Феодосия Яновского является вполне реальным.

Понятно, что такое соединение не только придает особый

статус игре, но сообщает определенный карнавальный отте-

нок самой реальности: семиотическая амбивалентность

1715 г., также довольно пышные, описывает Вебер: Вебер, 1721,

с. 59). Заметим, что царь выступает не как участник, а как зритель

процессии, что, безусловно, сообщает всему зрелищу пародийно-иг-

ровой характер.

Стоит вообще отметить, что кощунственно-игровой момент при-

сутствует в интересе царя к уродам в целом. 13.11.1718 г. царь из-

дает указ, согласно которому его подданные должны были высылать

в Петербург всяческих уродов, причем за живого человеческого уро-

да платилось 100 рублей, скотского и звериного — 15 рублей,

птичьего — 1 рублей (ПСЗ, V, № 3159). Присланные уроды помеща-

лись в кунсткамеру, которая (как и анатомический театр) явно слу-

жила не только прогрессу естественных наук, но и воспитанию об-

щества. В кунсткамере могли находиться живые уроды, ср. сообще-

ние Берхгольца: «Там между прочим находится живой человек без

половых органов, вместо которых у него род грибообразного наро-

ста... Человек этот, как говорят, из Сибири, и родители его зажи-

точные простолюдины. Он охотно дал бы сто рублей и более, чтобы

только получить свободу и возвратиться на родину, откуда родст-

венники должны были выслать его вследствие царского указа... Гу-

бернаторам предписано точно исполнять его под страхом тяжкого

наказания» (Берхгольц, I, с. 106-107). Из скончавшихся уродов (че-

ловеческих) могли делать чучела, лишая их тем самым христиан-

ского погребения. Ясно, что царь выступает в данном случае как

властитель человеческого естества, распространяющий свои дейст-

вия на ту сферу, которая традиционно считалась недоступной чело-

веческому произволу.

572 В.М. Живое

князя-кесаря создает и аналогичную амбивалентность по-

длинных архиепископов. Когда в 1699 г. во время казни

стрельцов казнили стрелецкого священника, функции пала-

ча — в силу своей пародийной принадлежности к духовному

ведомству — должен был выполнять Никита Зотов (см.:

Корб, 1906, с. 187; в казнях принимал непосредственное

участие сам царь и — по его настоянию — многие из при-

дворных, в том числе и Зотов). И в этом случае возникала

макаберная двойственность, вводившая сакральные элемен-

ты в контекст кощунственной игры. Бракосочетание князь-

папы и его невесты совершал по подлинному православному

обряду реальный священник в настоящей церкви, и это

включение таинства в кощунство стирало грань между ре-

альным и нереальным. Такое же стирание граней происхо-

дило и тогда, когда, по сообщению Берхгольца, во время

уже маскарада в феврале 1723 г. «все члены императорских

коллегий обязаны по утрам являться на службу в масках,

что мне кажется неприличным, тем более, что многие из

них наряжены так, как вовсе не подобает старикам, судьям

и советникам» (Берхгольц, IV, с. 17). Понятно, что явив-

шийся в коллегию проситель получал достаточно сложное

представление о государственной деятельности в преобразо-

ванной Петром стране. Во всех этих случаях, делая амбива-

лентной реальность, Петр встает над нею, как бы получая

власть по своему произволу превращать реальность в па-

родию, а пародию в реальность. В этом плане пародийно-

кощунственные действа не в меньшей степени утверждали

демиургическое всемогущество царя, чем провозглашение

его «отцом отечества», который производит своих подданных

«изъ небытия въ быт!е» (ОДДС, I, прилож., с. CCCCLVIII-

CCCCLIX; см. выше).

Переплетение реальной государственной деятельности с

пародийно-кощунственной игрой может придавать этой по-

следней прогностический характер, когда реальные преобра-

зования предварительно проигрываются в шутовских затеях

царя. Так, например, учреждение Всешутейшего собора во

главе с князь-папой совершается еще при жизни последнего

патриарха и предвосхищает последующую отмену патриар-

шества. Точно так же формирование шутовской иерархии из

одних митрополитов является своеобразным предвестником

отмены этого сана в подлинной русской церкви (о причинах

ненависти Петра к этому сану см. выше). Потешные полки

Культурные реформы в системе преобразований Петра I 573

и Кожуховский поход часто рассматриваются как репетиция

дальнейшей военной деятельности Петра — исследователь

должен помнить при этом, что он имеет дело с игровым ме-

ханизмом, непосредственно связанным со Всешутейшим со-

бором (ср.: Молева и Белютин, 1965, с. 11). Действительно,

в Кожуховском походе потешные полки выступали под ко-

мандованием князя-кесаря Ф.Ю. Ромодановского, тогда как

стрелецкие формирования — под командованием «польского

короля» И.И. Бутурлина (его место во Всешутейшем соборе

неясно, однако в последующие годы Петр посылает ему та-

кие же «игровые» донесения, как и Ромодановскому, так

что сама его причастность петровским играм не вызывает со-

мнения). Понятно, что исход этих потешных маневров был

предрешен: польский король, а вместе с ним и стрелецкие

полки должны были потерпеть поражение (ср.: Богослов-

ский, I, с. 205-206; Панченко и Успенский, 1983, с. 56). Это

поражение стрельцов моделирует будущую военную реформу

и служит предзнаменованием той печальной судьбы, кото-

рая ожидала стрельцов. Прогностичны и некоторые детали.

Так, потешная одежда (европейского покроя) становится за-

тем обязательной одеждой служилых людей, а пир Ромода-

новского и Бутурлина — победителя и побежденного — после

Кожуховского похода выступает как прообраз того прослав-

ленного в литературе пира с шведскими военачальниками,

который устроил Петр после Полтавской победы (ср.: Устря-

лов, II, с. 137).

Рассмотренные выше материалы позволяют интерпрети-

ровать все церемониальные инновации Петра как единый

комплекс, связанный единством пропагандируемых идей и

переплетением конкретных действий. Эти инновации при-

званы создать образ новой России, порожденной Петром как

демиургом: новая Россия обретает достоинство вселенской

империи, подобной Римской, а ее верховный властелин на-

деляется божественной властью, совмещающей сакральные

мотивы античного язычества и византийских теократиче-

ских концепций. Император возносится над реальным быти-

ем и, властвуя над жизнью и смертью, преобразует реаль-

ность по своему произволу, превращая вековые установле-

ния в кощунственную потеху, а игровые изобретения в

государственные институты. Вместе с тем петровская пропа-

ганда создавала не только образ новой России, но и — в ка-

честве прямой противоположности ему — образ России ста-

Панченко А.М., Живов В.М., Николаев С.И., Плюханова М.Б. и др. Из истории русской культуры. Том III (XVII - начало XVIII века)

Подождите немного. Документ загружается.