Панченко А.М., Живов В.М., Николаев С.И., Плюханова М.Б. и др. Из истории русской культуры. Том III (XVII

Подождите немного. Документ загружается.

Глава третья

бесам. Может быть, «веселым» — скоморохам тоже «попуща-

ли» власти Древней Руси?

Забегая вперед, скажем, что так и было. Обратимся к тя-

желому для скоморохов времени — к первой половине

XVII в., когда сначала «боголюбцы», а вскоре и патриарх с

царем объявляют им форменную войну. «Приидоша в село

мое плясовые медведи с бубнами и с домрами, — вспоминал

о своей нижегородской молодости протопоп Аввакум, — и

я, грешник, по Христе ревнуя, изгнал их, и хари и бубны

изломал на поле един у многих и медведей двух великих

отнял, — одново ушиб, и паки ожил, а другова отпустил в

поле» (Житие протопопа Аввакума, 1960, с. 62). Это типич-

ная для 30-40-х годов сцена. Один за другим издаются указы

против скоморохов. Отбирают и уничтожают их музыкаль-

ные инструменты, как бы действуя против пословицы «Рад

скомрах о своих домрах». Ослушников, упорствующих в

древнем своем веселом ремесле, до двух раз секут батогами,

а на третий раз ссылают. Но не все, далеко не все власть

предержащие едины в репрессиях.

За ратоборство с «веселыми» Аввакума выбранил боярин

В.П. Шереметев. Заметим, что это случилось в 1647 или

1648 г., когда у кормила духовной власти уже стояли «бо-

голюбцы»— Стефан Вонифатьев, Иван Неронов, Никон...

Юный царь Алексей не просто им мирволил — он был дея-

тельным членом кружка ревнителей благочестия и всецело

поддерживал пуританскую программу оцерковления русского

быта, «русскую реформацию», как выражались иностранные

наблюдатели. В «нижегородских пределах» эту программу

ретиво проводил в жизнь молодой Аввакум. Осудив его,

В.П. Шереметев тем самым осудил своего венценосного род-

ственника (Романовы и Шереметевы происходили от одного

предка — от Федора Кошки, пятого сына Андрея Кобылы,

боярина великого князя Симеона Гордого).

Нет никаких оснований числить В.П. Шереметева в оп-

позиции царю и его сотрудникам. Заступившись за скоморо-

хов, он просто-напросто заступился за обычай, за старину:

ведь до реформы Никона «боголюбцы» воспринимались все-

ми как новаторы, как враги престарелого и консервативного

патриарха Иосифа, посягнувшие на первенство в церкви. Но

В.П. Шереметев был как-никак «сигклитиком», мирским

человеком, и духовных дел не касался. Важно выяснить,

Скоморохи и древнерусская концепция веселья 83

как относились к скоморохам архипастыри: блюсти чистоту

веры было их правом и обязанностью.

Если верить «Житию* зачинателя боголюбческого движе-

ния Ивана Неронова, по крайней мере некоторые из архи-

пастырей разделяли взгляды боярина В.П. Шереметева на

веселье, были терпимы к нему. Когда в 1610-х годах Иван

Неронов переселился в Вологду из скита св. Спаса на Лому,

где родился и получил аскетическое воспитание, то в этом

епархиальном городе на святках «бысть <...> первое его стра-

дание» (Материалы для истории раскола, 1875, с. 246—247).

Он стал обличать ряженых, которые славили в епископском

доме, укорив и самого хозяина: «Не мню, дабы сей дом

архиереев был, ибо архиереи поставлени суть от Бога пасти

стадо Христово». Молодого проповедника-ригориста жестоко

избили — конечно, с ведома вологодского архиерея, который

принял сторону славелыциков, несмотря на их «личины раз-

личные страшные по подобию демонских зраков»

Если считать скоморохов вождями народной антицерков-

ной оппозиции (такова ныне самая распространенная, почти

хрестоматийная точка зрения), тогда владыка, действитель-

но, оказал себя не благим пастырем, а волкохищным гу-

бителем православных душ. Но нет никаких решительно ре-

зонов подозревать в конфессиональных уклонениях людей,

занимавших в те времена вологодскую кафедру (точно дати-

ровать злоключение Ивана Неронова не удается). Все это

были «обычные» архиереи, не склонные к вольнодумству, и

поступали они по обычаю. А древнерусский обычай предпи-

сывал относиться к скоморохам как к добропорядочным

гражданам.

Это ясно из материалов по социологии скоморошества

(см.: Петухов, 1961, с. 409—419). До эпохи репрессий скомо-

рохи делились на две группы. Первую составляли «опис-

ные», т.е. оседлые, приписанные к какому-нибудь городско-

му или сельскому обществу скоморохи, вторую — вольные,

гулящие, «походные». У скоморохов, подобно другим со-

словиям и чинам, была «честь». Это очевидно из того, что

Судебники XVI в. устанавливают пеню за их «бесчестье», за

На историко-культурное значение архиерейского «приятия»

святочных игрищ обратила внимание Н.В. Понырко (Понырко,

1977, с. 86-87).

Глава третья

оскорбление словом и действием, и пеню немалую: «Плата

за "бесчестье" описным скоморохам достигала сравнительно

большой суммы — 2р. (равнялась плате за бесчестье сотско-

му), и в 20 раз превышала плату неопасным скоморохам»

(Зимин, 1959, с. 338).

Вполне возможно, что у них была какая-то корпоратив-

ная организация (пусть только во второй группе). Ее роди-

мые пятна — слова «ватага» и «мехоноша», входившие в

терминологию скоморошьего быта. Ватагами названы груп-

пы гулящих «веселых людей» в известной 19-й статье 41-й

главы «Стоглава» 1551 г. (Стоглав, 1863, с. 137), к которой

мы еще вернемся. Ватага — та же артель (collegium), в изло-

жении «Стоглава» очень похожая на разбойничью. Внутри

ватаги должна существовать иерархия, и на иерархической

лестнице ватаги определенную ступеньку занимал мехоно-

ша, один из персонажей песни «Про гостя Терентиша»

(Древние российские стихотворения, 1977, с. 17; о других ва-

риантах песни см.: там же, с. 430). Мехоноша «в местах, где

колядуют или щедруют, славят Христа, тот из колядовщи-

ков, кто принимает подачку и носит ее, до дележа, в мешке»

(Даль, 1955, т. 2, с. 372). А.Н. Веселовский сопоставлял вели-

корусских скоморохов с белорусскими бродячими исполните-

лями духовных стихов, волочебниками, среди которых, наряду с

починальником — запевалой, помагальниками — подголо-

сками, освистым — остряком, музыкой — скрипачом, был и

мехоноша (Веселовский, 1883, с. 212). Однако мехоноша в вос-

точнославянском фольклоре — не всегда простой «носильщик».

Он и игрец на дуде, и вожак козы (там же, с. 214). В мешке,

который он таскал за плечами, могли находиться орудия ве-

селого ремесла — в соответствии с пословицей «Из доброго

меха добра и потеха». Напомним, что герои песни «Про гостя

Терентиша» покупают шелковый мешок, т.е. как раз

«добрый мех».

Что касается описных скоморохов, то в XVI — первой по-

ловине XVII в. они не составляли замкнутой корпорации про-

фессионалов. Они принадлежали к различным старомосков-

ским «чинам», чаще всего к посадским людям, вместе со

всеми обывателями правя тягло «по животам и по промыс-

лам». Обычно животы бывали скудные, а промыслы мало-

доходные, и скоморохи входили в «молодшую» часть посад-

ского общества. Но иные из них владели домами и лавками,

житницами, поварнями и торговыми банями. У гусельника

Скоморохи и древнерусская концепция веселья 85

Любима Иванова, проживавшего в Москве в 1638 г., был даже

холоп Левка (Переписная книга, 1881, с. 244). Иногда ско-

морохи подымались выше посадского состояния — до служи-

лых людей по прибору, до стрельцов и затинщиков (это при-

слуга у крепостных пушек, «затинных пищалей»), иногда

опускались ниже него, работали за чужим тяглом в качестве

захребетников, дворников, соседей.

Известны, наконец, и царские скоморохи. Лучшим их

временем было время Ивана Грозного, который любил те-

шиться вместе с ними (РИБ, 1914, т. 31, стб. 279; Материа-

лы по истории СССР, 1955, с. 73—74; Переписка Ивана Гроз-

ного, 1979, с. 16, 117, 383). Осенью 1571 г., готовясь к оче-

редной своей свадьбе (с Марфой Собакиной), он послал в

Новгород опричника Субботу Осетра Осоргина взять на госуда-

рево имя лучших скоморохов и медведчиков (Новгородские

летописи, 1879, с. 107; ср.: Скрынников, 1969, с. 113-114).

Современники осуждали склонность Грозного к «богомерз-

ким» игрищам, а боярин князь М.П. Репнин-Оболенский за-

платил жизнью за отказ плясать на царском пиру в маске

со скоморохами.

Следовательно, развлечения Ивана IV трактовались как

эксцесс, как нарушение исстари заведенного порядка. И верно,

пляски с участием царя и бояр были, с точки зрения тради-

ции, крайне неприличными. В этом плане любопытна реак-

ция русских посланников Федора Писемского и Неудачи

Ховралева на послеобеденные танцы при дворе Елизаветы

Английской (дело происходило в 1582 г.): «А в те поры учали

в той в столовой полате играти игрецы в сурны и в трубы и

в ыные во многие игры; а дворяне королевнины з боярынями

и з девицами учали танцевати. И советники жь Федору и

Неудаче говорили: "В том де государыни нашей королевны

Елизаветы не осудите, что при вас танцуют; у государыни

нашей у королевны в обычае так ведетца: по вся дни после

стола живут потехи и танцеванье". И Федор и Неудача го-

ворили: "Волен Бог да королевна: нас для ей у себя чинов

не переставить; как ей годно, так и чинит"» (Сб. РИО, СПб.,

1883, т. 38, с. 43; ср.: Казакова, 1980, с. 208). Дипломаты вы-

разились дипломатически, но не без оттенка осуждения. Оно

было рассчитано не столько на британских лордов, сколько

на русского царя. «Список посольства тайного» не мог ми-

новать его рук, потому что у Грозного были личные причи-

ны особо им интересоваться: Писемский и Ховралев сватали

Глава третья

за царя «княжну» Мери Гастингс и описали смотрины неве-

сты. По традиции надлежало осудить пир с пляской. Послы

так и поступили, будучи уверены, что государь их одобрит.

После гибели царевича Ивана Ивановича придворные по-

рядки изменились, да и прежде Грозный предавался раз-

гульному веселью только в кругу близких людей.

Как бы то ни было, скоморохи постоянно пребывали в

дворцовом штате, но, в отличие от эпохи Грозного, играли

скромную роль, зная свое место и свое время. Например, у

царя Михаила Федоровича были «государевы накрачеи», т.е. бу-

бенщики или литаврщики (Переписная книга, 1881, с. 218).

Они, в частности, выполняли определенные обязанности на

свадебных торжествах: когда царь-«новожен» шел в мыль-

ню, били по накрам (а другие музыканты играли в сурны и

в трубы).

Итак, государство не видело в скоморохах париев и не

лишало их мирской части. Если они «едины в двух лицах»,

это значит, что между ними и обществом нет непроходимой

преграды. Это значит также, что описной скоморох посвя-

щает себя веселью от случая к случаю: когда настает уроч-

ное время — святки, масленица и т.п., когда играют свадьбы

или когда его позовут в чей-нибудь дом (именно такую

ситуацию описал С. Маскевич — Сказания современников о

Димитрии Самозванце, 1834, с. 61-62)

. У описных скомо-

рохов две профессии, и трудно сказать, которая из них глав-

ная, а которая побочная. Во всяком случае, в эпоху репрессий

им было куда легче приспособиться к новым обстоятельст-

вам, нежели скоморохам гулящим, ватажным. Однако соци-

альная «благонадежность» не может быть порукой благона-

дежности духовной. Судить о ней, к сожалению, приходится

предположительно, по косвенным данным.

Из такого беспристрастного источника, как ономастикой,

ясно, что скоморохов нарекали по святцам (ср. имена Анд-

рей, Антон, Василий, Григорий, Епифаний, Иван, Лука,

Степан, и т.д. в документах конца XV — начала XVII в.).

Иногда сообщаются лишь мирские их прозвища — Любим,

«Пляска на пиру русского боярина была лишь зрелищем и,

как всякое искусство, — трудом: тот, кто плясал, не веселился, а

работал, веселье же было уделом зрителей, слишком важных, чтобы

танцевать самим» (Лотман, Успенский, 1977, с. 159).

_______ Скоморохи и древнерусская концепция веселья_________ 87

Найден, Неупокой, Суббота, но это обычная для того перио-

да манера. У древнерусского человека по традиции было два

имени, крестное и мирское (часто и третье — молитвенное,

сохранявшееся в тайне). Современники знали, а потомки

запомнили Малюту Скуратова под мирским именем и мир-

ским отчеством, хотя «правильно» его звали Григорий Лукь-

янович Вельский. Значит, скоморохи были сплошь люди

крещеные, а крещение есть первая и основная предпосылка

спасения. Крестившись, человек становится членом церков-

ного тела. Повзрослев, он выбирает себе духовного отца

тот ведет его стезей добродетели и т.д. Таков порядок. Но

тот же порядок за грехи предусматривает различные духов-

ные наказания вплоть до отлучения. Быть может, скоморо-

хов отлучали от церкви?

Данные об этом есть, но они чрезвычайно редки и при-

ходятся в общем на позднее время. Например, в 1657 г. рос-

товский митрополит Иона грозил скоморохам и приглашаю-

щим их мирянам «быть от него, святителя, в великом сми-

рении и наказании без пощады и во отлучении от церкви

божий» (Беляев, 1854, с. 92)

. Для эпохи репрессий это нор-

мально

. Но столетием раньше архипастыри еще не реша-

лись прибегать к столь суровым мерам. Это видно из «Сто-

глава», в котором скоморошья тема затрагивается неодно-

кратно.

Глава 41, вопрос 16: скоморохи играют и поют на свадьбах,

«и как к церкве венчатися поедут, священник со крестом

будет, а пред ним со всеми теми играми бесовскими рищут,

Если удастся найти сведения хотя бы об одном скоморошьем

духовнике, то вопрос о духовной лояльности скоморохов будет ре-

шен положительно и безоговорочно. Впрочем, даже палачам позво-

лялось выбирать духовников: из одного розыскного дела 1636 г. мы

знаем, что у суздальского палача Афоньки Иванова был духовный

отец — успенский поп Иван (Новомбергский, 1911, с. 442). Следова-

тельно, отрубленные головы и сеченые спины палачу не вменялись

в вину. Это была служба, общественная повинность. Зато за измену

жене (Афонька был женат) он вполне мог угодить в геенну огненную.

Ср. на с. 91 редкое указание такого рода, найденное И. Беляе-

вым в покаянной дисциплине («да отлучен будет обавник <...> чаро-

дей, скомрах, узолник»).

Потом со скоморохов брали особую пеню — как штраф за бо-

роду при Петре (см.: Шептаев, 1944, с. 47-68).

Глава третья

а священницы им о том не возбраняют и не запрещают». В

ответе сказано, чтобы к венчанию, «ко святым Божиим цер-

квам скомрахом и глумцом пред свадьбою не ходити», а

попам «о том запрещати». Про свадебный пир — ни слова

(Стоглав, 1863, с. 135—136). Вопрос 23 той же главы касается

ритуального смеха — участия скоморохов в поминаниях на

кладбищах в Троицкую субботу. Ответ также крайне сдер-

жанный. Предписывается в память о родителях «нищих

покоить и милостыню по силе <...> давать». Что до священ-

ников, то они «скомрахом бы и всяким глумником запреща-

ли и возбраняли, чтобы в те времена, коли поминают роди-

тели, православных християн не смущали теми бесовскими

играми» (там же, с. 140—141).

Между тем «Стоглав» не всегда столь толерантен. Ника-

кого снисхождения не заслуживают те, кто держит и читает

богомерзкие книги «Рафли, Шестокрыл, Воронов грай, Остро-

ломию, Зодии, Альманах, Звездочет, Аристотелевы врата».

Это еретики — им «быти от благочестивого царя в великой

опале и наказании, а от святителей, по священным пра-

вилом, быти во отлучении и проклятии». Снисхождения не

заслуживают волхвы и чародеи: «аще таковое кто сотворит,

аще клирик, да извержется, аще простец, да отлучится»

(Стоглав, 1863, с. 139-140, 264-267). Но участь скоморохов

Стоглавый собор не решает, полагаясь на монаршее усмотре-

ние. «Бога ради, государь, — воззвал один из архиереев, —

вели их извести, кое бы их не было в твоем царстве, се тебе,

государю, в великое спасение, аще бесовская игра их не бу-

дет» (там же, с. 311). То же — в 19-й статье 41-й главы:

«Благочестивому царю своя заповедь учинити, чтобы впредь

такое насилство и безчиние не было».

Колебания «Стоглава» как будто свидетельствуют о том,

что скоморохи принадлежали к церковному телу, — конечно,

не по «Божественным правилам», а по обычаю. Вообще отцы

собора смотрели на вещи здраво и различали эти два фактора,

причем в иных случаях второй ставили выше первого. Вот

обсуждается вопрос, можно ли хоронить мужчин в женских

монастырях (и наоборот). По канонам нельзя, а по обычаю

можно, и «Стоглав» на его стороне (Стоглав, 1863, с. 144).

Собирая разрозненные сведения о скоморохах, мы убеж-

даемся, что в глазах среднего человека, мирянина и причет-

ника, они не выглядели нехристями. Есть данные (по Туле

1587 г. и по Москве 1638 г.), согласно которым они жили в

Скоморохи и древнерусская концепция веселья 89

монастырских и церковных кельях (Петухов, 1961, с. 416).

Разве пустили бы туда отлученных или проклятых? В 1585 г.

во Пскове в сапожном ряду держал лавку скоморох Суббота

(там же, с. 415). Он наверное бы проторговался, находясь под

отлучением. Скоморохи венчались («тотьмянин веселой Ефрем

Давыдов женился на вдове Олене Ильине») (Таможенные

книги, 1950, с. 506) — значит, двери храма были для них

открыты. Напомним.что даже на средневековом германском

Западе, где юридически бесправные шпильманы были по-

истине париями, церковь все же допускала их к причастию

«под условием не заниматься своим ремеслом за две недели

до причастия и столько же спустя» (Веселовский, 1883, с. 152).

Все это дает возможность предположить, что скоморохи

были адаптированы православной культурой. Чтобы понять

их роль, нужно вернуться к «Стоглаву», к пресловутому 19-му

вопросу 41-й главы. «Да по дальним странам ходят скомра-

хи ватагами многими, по шестидесят и по семидесят человек

и по сту, и по деревням у христиан сильно ядят и пьют, и

из клетей животы грабят, а по дорогам людей розбивают»

(Стоглав, 1863, с. 137). По поводу этого текста писали всякое,

толкуя его вкривь и вкось, в частности и как свидетельство

об «активной борьбе против феодального гнета», возглавля-

емой скоморохами (Зимин, 1959, с. 339). Это сомнительно —

и потому, что нет оснований обижаемых «христиан» и

«людей» отождествлять с феодалами, и потому, что скомо-

рошье «насильство» может иметь культурные истоки, может

указывать на магическое вредительство, на святочное или

свадебное воровство и озорничество, хорошо известное этно-

графии. Впрочем, загадочный текст «Стоглава» оказывается

более вразумительным, если мы сопоставим его с жалован-

ными грамотами конца XV—XVI в. (см.: там же, с. 340, при-

меч. 17-19; Беляев, 1854, с. 87-89

; ср.: ААЭ I-IV, т. 1,

с. 62, 117, 122, 153, 257; Финдейзен, 1928, с. 157).

В числе особых прав, которыми в 1470 г. князь Юрий

Васильевич Дмитровский пожаловал некоторые села Троиц-

кого монастыря, было право не принимать скоморохов:

«Также и скоморохи у них в тех селех не играют». В уставной

грамоте 1509 г. дмитровского же князя Юрия Ивановича

бобровникам Каменского стана сказано: «А скоморохом у

По этой работе цитируются грамоты 1470, 1509, 1536, 1555 гг.

Глава третья

них ловчей и его тиун по деревням сильно играти не ослобо-

жает; кто их пустит на двор добровольно, и они тут играют,

а учнут у них по деревням скоморохи играти сильно, и они

их из волости вышлют вон безпенно». Сходно — в онежской

грамоте 1536 г.: «А скоморохом у них в волости сильно не

играти, а кто у них учнет в волости играти сильно, и ста-

росты и волостные люди вышлют их из волости вон, а пени

им в том нет».

Несколько таких грамот дошло от 40—50-х годов. Эти со-

временницы «Стоглава» по строгости тона неоднородны.

Одни вполне совпадают с только что цитированными доку-

ментами, в других тон ужесточается. Круче всех приговор-

ная память собора Троице-Сергиева монастыря 1555 г.: «Не

велели есмя им в волости держати скоморохов, ни волхвей,

ни баб ворожей <...> а учнут держати, и у котораго сотскаго

в его сотной выймут <...> и на том сотском и его сотной взяти

пени десять рублев денег, а скомороха или волхва или бабу

ворожею <...> бив да ограбив, да выбити из волости вон».

Здесь скоморохи приравниваются к колдунам и ведуньям.

Весь этот материал свидетельствует о том, что на протя-

жении столетия, которое предшествовало Стоглавому собору,

общественная и культурная репутация скоморохов менялась,

и менялась резко. Три ее оттенка, по-видимому, соответст-

вуют трем этапам истории скоморошества. В ретроспекции это

выглядит следующим образом. Для некоторых церковных

кругов середины XVI в. характерно появление репрессивной

тенденции (идеологически она была подготовлена еще митро-

политом Даниилом)

, которую так ярко выразили троицкие

иноки. Связь с Троицей не случайна и любопытна: здесь про-

вел последние годы жизни Максим Грек, отрицавший ско-

морошество (см.: Ржига, 1935-1936, с. 105-106); здесь впослед-

ствии, под крылом Дионисия Зобниновского, прошел курс

благочестия Иван Неронов. Не получив чаемой поддержки

Ивана Грозного, репрессивная тенденция до поры до време-

ни как бы сохранялась под спудом, чтобы снова пробить себе

дорогу при первых царях из дома Романовых. Что ей про-

тивостояло? Что ей реально и стадиально предшествовало?

«Идеже есть играния, тамо есть диавол, а идеже есть пляса-

ние, тамо есть сатана» (Жмакин, 1881, прил., с. 560).

Скоморохи и древнерусская концепция веселья 91

Ей предшествовала идея культурного компромисса, от-

четливо выраженная в большинстве жалованных грамот. На

этом компромиссном этапе предусмотрена возможность вы-

бора. Общение со скоморохами объявлено делом вполне доб-

ровольным. Каждый волен пользоваться или не пользовать-

ся их услугами. Это выглядит как некая новая привилегия,

а привилегии всегда даются в соответствии с альтернатив-

ным принципом: либо можно делать то, что разрешено, —

либо можно делать то, что не запрещено. Отныне и впредь

начальствующим лицам (ловчим, тиунам, старостам и т.д.)

не запрещено применять административную силу против си-

лы культурной, ополчаться против тех скоморохов, которые

«учнут <...> по деревням <...> играти сильно», т.е. насильно,

без приглашения сельского общества или какого-нибудь

обывателя. Таковых надлежит высылать из волости вон, и

денежной пени за высылку платить не придется. Значит,

раньше так поступать запрещалось.

Попробуем, рассуждая от противного, восстановить в

общих чертах ту ситуацию, которая предваряла компромис-

сную и была до 1470 г. общепринятой, нормальной. (Дата,

конечно, условна: аналогичные грамоте князя Юрия Василь-

евича Дмитровского документы могли появляться и раньше;

может быть, они до нас не дошли). Получается неожиданная,

просто поразительная картина — картина некоего «золотого

века» скоморохов. Они «играют» в обстановке полной свободы;

более того, им не возбраняется действовать «сильно», при-

нуждать людей к игре. Если обыватели ропщут, то обязан-

ность начальства — пресечь протесты. Если сами начальники

разделяют недовольство «сильной игрой», то они нарушают

порядок. Изгонять скоморохов нельзя, за это предусмотрен

особый штраф. «Скоморошья примета, что в пир без приве-

та»,— гласит сохранившаяся в записях XVII в. пословица

(Дмитриев, 1972, с. 45). Без спросу, «сильно» является на пир

скоморох. Он не гость и не шут, не забавник, за деньги или

просто так потешающий честной народ, потому что и гостя

и затейника без хозяйского зова в дом не пустят. Кто же он?

Он — причетник смеха. «Сильная», обязательная для же-

лающих и нежелающих, принудительная игра имеет смысл и

право на существование при одном только условии: если ве-

селье — это обряд, а скоморохи — его иереи. В замечательной

былине «Вавило и скоморохи», напетой М.Д. Кривополе-

новой (Григорьев, 1904, с. 376—381), они пять раз названы

Панченко А.М., Живов В.М., Николаев С.И., Плюханова М.Б. и др. Из истории русской культуры. Том III (XVII - начало XVIII века)

Подождите немного. Документ загружается.