стороны характерной для эпохи приверженности сложным символико-
дидактическим темам и реалий антиеретической полемики. Очередной
всплеск «нестроения» в середине XVI в. возглавил Феодосий Косой. Он
и его сторонники («люторы») хулили Христа и Богоматерь, «ругались
кресту» и не признавали литургических таинств. Эта маленькая иконка
представляет целый полемический трактат в защиту Православия, а ее ав-
тор был одним из тех иконописцев-философов, которыми так славился
Псков. Чего стоит, например, упомянутый «узел» в форме рыбьего хвоста:
«рыба» – древнехристианский символ Христа, та же «материя» Евхари-
стии, что хлеб и вино, пресуществляемые в Тело и Кровь Христову во вре-
мя Таинства Литургии, истинность которой и пытается утвердить худож-
ник условным иконописным языком. Удивительный «травяной» вензель
из греческих букв – имя Богоматери – знак, служащий ключом к потаен-
ному смыслу иконы, в которой подчеркнута принадлежность Богоматери
к Божественной сущности. Так иконописец защищает догмат Воплоще-
ния, утверждает почитание Девы Марии как Матери Божией.
«Лука, пишущий икону Богоматери» (середина XVI в.) также произ-
ведение редкой иконографии. По легенде, евангелист Лука, покровитель
художников, сам был незаурядным живописцем и первым запечатлел
образ Богоматери в трех типах. На иконе Лука пишет т. н. «Богоматерь
Иерусалимскую» – вариант Одигитрии (Путеводительницы). Богоматерь
позирует стоя, легко придерживая Младенца Христа, задумчиво склонив
голову в типе, близком Деве Марии из устюжского «Благовещения», т. о.
привносится мотив, подчеркивающий незыблемость и истинность дог-
мата Воплощения. Голова Луки слегка повернута – он словно прислуши-
вается к голосу стоящего за ним ангела – Софии Премудрости Божией,
энергичным жестом благословляющего творение, – изображение, восхо-
дящее к образу античной Музы-вдохновительницы. Существует мнение,
что искусство Византии такой иконографии не знало, а если и существо-
вали греческие памятники с подобным изображением, то они были край-
не редки. Сочетание деталей в публикуемой иконе уникально. В ней, как
в «Недреманном Оке», живут отголоски тех же богословских споров. Как
в раннюю пору борьбы с язычеством, так и в упомянутое «смутное время»
обращение к авторитету предания о евангелисте Луке, написавшем образ
Богородицы, к символике животворящей силы Премудрости – промыслу
Воплощения как началу домостроительства Божия – было не случайно, а
имело декларативное значение. Это предание играло важную роль в си-
стеме доказательств достоверности иконного образа, овеянного свято-
стью нерукотворных образов, и в позднее время.
Характерный для XVI в. интерес к действительности нашел дальней-
шее развитие в иконописи XVII в. Особое внимание к сюжетной стороне