целый ряд иных сообщений.
Под перформансом Ричард Шехнер понимает действия одного человека или группы перед другим
человеком или группой [543], т.е. центральной характеристикой здесь становится третье лицо,
наблюдатель, зритель, наличие которого кардинальным образом меняет всю процедуру. Активно
защищал понятие "театральности" в нашей истории Николай Евреинов, выпустивший среди прочего и
трехтомник "Театр для себя", где показывал роль этого понятия в разных сферах жизни. "Примат
театрократии, т.е. господства над нами Театра, понимаемого в смысле закона общеобязательного
творческого преображения воспринимаемого нами мира, вытекает с достаточной убедительностью хотя
бы из сравнительного изучения данного закона с законом развития религиозного сознания" [102, с. 13-
14]. В качестве примеров театральности в жизни он упоминает Аракчеева, называя его "режиссером
жизни", доказывая это "не столько "постановкой" военных поселений, сколько отношением его к жизни
и природе, мощно взятых под ферулу режиссерской власти, — установив, например, "в плане декораци-
онного задания", что дорожки в его парке должны являть такой, а не иной вид, он не позволял ни
одному осеннему листику с дерева нарушить его режиссерскую волю: спрятанные в кустах мальчишки
немедленно же удаляли провинившийся листик!.." [102, с. 107]. Для него центральной составляющей
становится все же не момент зрительский, а момент творческий. Просто происходит совпадение этих
двух моментов в реальных осуществлениях театральности.
Николай Евреинов (а затем об этом писал Й. Хейзинга [362] смело распространяет перформансные
характеристики во все области:
"Словом "театр" вы называете и место международных столкновений при ultima ratio (театр
военных действий), и место, где происходит вскрытие трупов (анато-
333
мический театр — theatrum anatomicum), и эстраду престидижитатора (например, театр фокусов
Роберта-Гудена, первый из виденных в детстве Сарой Бернар театров), и нечто, служащее обозрению
различного рода наказаний (например, известный "Theatrum poenarum" криминалиста Доплера) и нечто,
отвечающее астрономо-астрологическому интересу (например, еще за полвека до Ньютона, в 1666 г.,
появилось сочинение под названием "Theatrum cometicum", где доказывалось, что за каждым
появлением кометы следует столько же счастливых событий, сколько и бедствий, так что нет оснований
бояться комет), и, наконец, кинематограф, кинетофон, кинеманатюр, представление марионеток,
китайских теней и т.п." [102, с. 36].
В обществе всегда были определенные утрированно-перформансные роли. Мы называем их так,
поскольку для их выполнения требовалось определенное "отклоняющееся поведение". Это роль
юродивого, шута. Юродивый не наказывался за свой тип поведения, поскольку, как считалось, через
него может говорить Бог. Первым русским юродивым называют Исаакия Печерского, монаха Киево-
Печерской Лавры, умершего в 1090 г. [121]. Затем до XIV в. юродивые не фиксируются, а потом воз-
никают русские "похабы". Они "днем бегают по городу в рубище или совсем голые; просят милостыню
и потом раздают ее; их отовсюду гонят, мальчишки кидают в них камнями; иногда богатые люди
заботятся о них, но юродивые не признают сытости и ухоженности: они рвут на себе чистую одежду,
садятся в грязь и т.д..." [121, с. 144].
Николай Евреинов, перечисляя список великих шутов, подчеркивает, что роль хорошего шута не
является легкой, а главное она отнюдь не унизительна, как это представляется сегодня.
"Многочисленные же примеры истории, когда великие монархи охотнее слушались (и с большим в
результате успехом) советов своих верных и лучших шутов, нежели своих верных и лучших министров,
окончательно нас убеждают, что историческая ценность шута, вошедшего в лексикон бранных слов,
нуждается в решительной переоценке..." [102, с. 143]. Вероятно,
334
этой же плоскости мы должны поместить диссидентов в бывшем советском обществе, так как они
явно выпадали из принятой нормы поведения.
Ричард Шехнер предлагает четыре возможных перформансные трансформации театральности в