с общественностью. Внешние связи с общественностью (ориентированные на клиентуру) 
потребуют создания специального журнала для женщин, который необходимо будет 
разослать тысячам читательниц, среди которых окажутся руководители, работники 
органов власти, экономисты и домохозяйки. «В этом журнале не будет рекламы в прямом 
смысле этого слова, а только материалы, расска зывающие о том, что так или иначе 
связано с использованием продукции и с фирмой-изготовителем, перемежаемая интерес-
ными рассказами и дамской хроникой». В дополнение к этому фирма устроит также 
серию «бесплатных семинаров по домашнему хозяйству, об организаторе которых станет 
известно общественности». Она предложит экскурсии по предприятию, создаст женские 
клубы и т. п.
Очевидно, впрочем, что основное различие между рекламой и PR кроется в точности 
информации. Конечно, реклама не врет, но она представляет истину очень специфически, 
«ретуширует» ее, «приодевает», слегка провоцирует. Сообщение, передаваемое в рамках 
PR, должно быть, напротив, совершенно аутентичным. Реклама не может не «деформиро-
вать», или даже не приукрашать или «возвеличивать» имидж марки. «Связи с 
общественностью, — говорит почетный председатель Французской федерации рекламы 
Анри Эно (Henri Henault), — показывают истинное лицо предприятия».
На уровне коммерческого предприятия нередко происходит смешение рекламы и PR, а в 
государственных службах подобное бывает с PR и пропагандой. Действительно, если речь
идет об отношениях администрации или же самого государства с обществом, как 
избежать риска подмены связей с общественностью пропагандой?
В четко очерченном случае тоталитарного государства роль пропаганды будет состоять в 
вовлечении общества в строгую политическую, идеологическую или религиозную 
систему, и убеждение будет осуществляться здесь жесткими принудительными методами. 
Здесь будут стремиться к «промыванию мозгов». Пропаганда принципиально отличается 
от связей с общественностью в той мере, в какой она стремится воспитать сознание в духе
религиозного поклонения и фанатизма там, где связи с общественностью ограничиваются 
представлением, информированием или обеспечением свободного доступа к 
документации. «К примеру, американская церковь, — справедливо замечает Г. Вердье, — 
будет вести PR-кампанию в том случае, если ее цель будет показать себя и завоевать 
расположение в том сообществе, где она существует. Но если она намеревается обращать 
людей и переманивать их у церквей-соперниц — налицо пропаганда. Марсель Блештейн-
Бланше (Marcel Bleustein-Blanchet) поведал о том, как его упрекал советский посол: «"Вы 
ведь так часто лжете в ваших газетах!"... — "Да, господин посол, — ответил я, — но я не 
могу повторяться, ведь во второй раз мне никто не поверит. Это была бы уже 
пропаганда!"» Анекдот кажется нам весьма показательным, особенно если вспомнить 
слова президента Publicis, добавлявшего: «Нелегко порой провести грань между рекламой
и пропагандой, однако очевидно, что последняя апеллирует только к силе и власти, она 
навязывается с жестокостью рукоприкладства. Что до рекламы, то она порождение 
свободного выбора, игры спроса и предложения».
Превосходно проанализированное Сергеем Чахотиным (Serge Tchakhotine) насилие над 
толпой, в котором уже присутствовали следы «психологического действия», 
представляется чем-то в корне противоречащим самому принципу связей с 
общественностью. Напротив, свобода суждения, в идеале уважаемая рекламой и 
основанная на достоверной, полной и целостной информации, указывает нам верный путь 
развития связей с общественностью. В то же время пропаганда, как бы этого порой ни 
хотелось избежать, следует по пятам за связями с общественностью везде, где их 
принимают по доброй воле. Таким образом, если критерием отличия PR от рекламы 
является истина, то от пропаганды его позволит отделить свобода.