Жураковский Г.Е. Очерки по истории античной педагогики

Подождите немного. Документ загружается.

Эти и подобные рассуждения Сократа, которые приводом

Ксенофонт, конечно, были бы приемлемы для любого из софистов.

И, однако, все же мы не имеем права отождествлять цели об-

разования в их трактовке и в трактовке Сократа.

В данном случае нам приходится наблюдать любопытное

явление, нередко встречающееся в истории философии и педаго-

гики: явление внешнего «словесного» совпадения мыслей в усло-

виях их глубокой внутренней разобщенности.

Педагогическая система а учительская деятельность Сократа.^

Сократ занимает совершенно иные позиции, чем софисты, в ос-

новном педагогическом вопросе о целях воспитания и образова-

ния, что находится в связи с тем, что он пребывал и на иных./

общественно-политических позициях.

Для любого из софистов, при всех их расхождениях между со-

бой, подготовка к практической деятельности являлась прямою

целью педагогической работы, для Сократа эта практическая

"цель

была~У1рёжде всего неизбежным следствием иной — чисто

ин-

дивидуалистической цели.

<•'•*

Эта чисто индивидуалистическая цель сводилась к личному

моральному самосовершенствованию каждого из учеников Со-

крата в отдельности. Именно в этом следует видеть сердцевину пе-

дагогических вадач, стоящих перед Сократом в его собственной

интерпретации.

Однако анализ этой оердцевины крайне осложняется отчет-

ливо выявленными Сократом реакционными политическими тен-

денциями, ведущими к ряду основных противоречий в сократов-

ском мировоззрении, на выяснении которых нам придется оста-

новиться далее, .

Из сказанного следует,

что!

Сократ является защитником си-

стемы образования, распадающейся фактически на две ступени:

первая ступень, определяющая и основная, была связана с изу-

чением этики; на ней, в виде надстройки, поднималась вторая \

ступень

—

изучения специальных практических жизненных вопро- ;

сов.

Сам Сократ считал себя специалистом лишь в области вопросов

этики, что же касается изучения вопросов, связанных с отдель-

ными дисциплинами, то, по свидетельству Ксенофонта, он для

этой цели отсылал -своих слушателей к другим учителям

Ксенофонт, Воспоминания о Сократе (IV, 1). Платон в «Федоне»

(X, VI) сообщает очень любопытные, но, конечно, с трудом поддающиеся

проверке сведения, согласно которым Сократ пришел к отрицанию основного

значения науки о внешнем мире далеко не сразу. «...Я с радостью думал, —

говорит Сократ в «Федоне», — о днях своей молодости... что нашел в Анак-

сагоре

учителя,

который объяснит мне причины всех вообще явлений согласно

моему желанию, который сообщит мне сначала, плоская земля или круглая,

а сообщив это, объяснит причину и необходимость того или другого, возводя

их к началу наилучшего и показывая, что ей лучше быть именно такою».

Это увлечение Анаксагором продолжалось, однако, у Сократа недолго:

«По мере того, как я подвигался в чтении вперед (в данном случае Сократ

имеет

виду книгу Анаксагора), я видел человека, который не делал ника-

141

Как цели образования, выдвигаемые Сократом, так и его сту

пени образования являлись непосредственным следствием психо-

логических предпосылок его учения.

Согласно этим предпосылкам, наш§ разумное сознание —

интеллект, воспринимаемое Сократом как нечто простое и единое,

является определяющим фактором нашей деятельности. По

саШ)й своей внутренней сути это разумное сознание стремится

к "добру и к истине. В этом случае отсутствие противоречий между

целями и путями личного бытия и окружающего субъективно

- воспринимается как счастье.

Наоборот, противоположение себя окружающему, выдвиже-

ние на первое место личных интересов — сравнительно с интереса-

ми ближних — не может не породить душевного разлада и ведет

к созданию дисгармоний в общественной жизни. В таких обстоя-

тельствах человек сознает, что полнота его личной жизни терпит

ущерб, и это субъективно воспринимается как чувство горести,

беспокойства и приниженности.

Причина таких душевных состояний — незнание и неимение

охватить все многообразие путей добра и зла. Таким образом,[Со- 4

крат является одним из основоположников того учения 6 «доброй ^

природе» человека, которое, будучи заглушено на много веков

противоположным учением христианства, возникло с новой силой

два века назад, оказало могущественное влияние на новейшую

историю педагогики и в некоторых отношениях не изжито еще до^

сих пор

**??•-•'•

кого приложения из ума и не к нему возводил причины правильного распоряд-

ка вещей, а поставлял их в воздухе, эфире, воде и многих других, также не-

разумно принятых им, началах». Такой порядок мыслей и привел Сократа

к отказу от изучения внешнего мира. «Мне показалось необходимым, обра-

тившись к разумным основаниям, в них искать объяснения истинной сущно-

сти бытип» (перев. Лебедева; дальнейшие цитаты из «Федона» даны в этом

переводе).

Попутно можно отметить попытку французского исследователя G. P i a t

(«Socrate» P. 1900, стр.

2) пересмотреть заново вопрос об общем 8нании

у Сократа — в смысле объединения в этом понятии как элементов морали,

так и изысканий о внешнем мире. Автор при этом опирался на некоторые

тексты Аристофана и Ксенофонта. Попытка эта не встретила, однако, под-

держки в позднейшей литературе. См. G. Dantu, H.c, стр. 94—95.

Изложенные здесь воззрения Сократа на «природу человека» относятся

равным образом и к мужчине и к женщине. У Ксенофонта в «Пире» описы-

вается выступление танцовщицы.

«По поводу этого Сократ сказал: как многое другое, так и то, что делает

эта девуш! а, друзья мои, показывает, что женская природа нисколько не

ниже мужской, только ей нехватает силы и крепости. Поэтому, у кого из

вас есть жел.шпе, тот пусть учит ее смело тем знаниям, которые он желал бы

в ней видеть» (II, 9).

Из сказанного, таким образом, следует, что выдвигая учение о равенстве

«природы» мужчины и женщины, Сократ не делал из этого учения вывода об

их одинаковых правах на образование в соответствующих учреждениях или

у соответствующих учителей: женское образование у него проводится, со-

гласно греческим традициям, в семейных условиях. Вывод о равных правах

женщины на образование, на основе признания относительного равенства

природы мужчины и женщины, сделает несколько позже ученик Сократа—

Платон. •

Признание Сократом изначальной <щобр.рть1>> человеческой >

природы не ведет его, однако, к утверждению равенства всех лю-

дей по способностям. ;

«Призраками хороших способностей, — говорит Ксено- I

фонт, — С жрат считал быстрое усвоение человеком предмета,

который его занимал, запоминание выученного и интерес ко всем

занятиям, которые помогают хорошо вести домашнее хозяйство, \

управлять государством и вообще уметь воспользоваться дей- ;

ствиями людей»

Наиболее верный путь к выявлению способностей Сократ видел /

в самопознании.

TS данном смысле, а также и в более глубоком — в смысле

освобождения своего сознания от оболочек зла, которое овладевает

этим сознанием, как следствие отрицательных воздействий окру-

жающего, Сократ придавал громадное значение старинному изре-

;

чению, начертанному в Дельфийском храме: «Позндй самого

.себя»

;

(«yv<b6t oeauTcv») и любил часто повторять это изречение своим /

собеседникам.

«Как ты думаешь, — говорит Сократ, обращаясь к одному из

них — Евфидему, — кто знает себя — тот ли, кто знает только

имя свое, или тот, кто узнал свои способности, делая наблюдения

над собой, какими он обладает качествами для того, чтобы поль-

зоваться людьми, подобно тому, как при покупке лошадей по-

купатель только тогда считает себя знающим лошадь, которую он

хочет узнать, когда произведет наблюдения над ней, смирная

она или с норовом, сильная или слабая, быстрая или медленная

и вообще, каковы ее свойства, положительные и отрицательные,

касающиеся пользования лошадью. Таким образом, кажется-

мне,

кто не знает своих слабостей, не знает себя. А то разве не Ъ

очевидно, что знание себя дает людям очень много благ, а заблуж-

дение относительно себя — очень много несчастий. Кто знает $

себя, тот знает, что для него полезно, и ясно понимает, что он мо- '

жет и чего он не может. Занимаясь тем, что знает, он удовлетво-

ряет свои нужды и живет счастливо, а не берясь за то, чего не /

знает, не делает ошибок и избегает несчастий»

. ^4-

Изложенное выше учение Сократа о способностях имеет очен#.

большое значение в его педагогической системе, поскольку именно!

критерием наличия способностей Сократ теоретически подкрепи:

лял «право на образование» того или иного человека, исходя при|

этом из признания той пользы, которую он может в таком случаев

принести «обществу» (наряду с основной пользой, приносимой ^

самому себе процессом /самопознания). , ^>\J

«Могучие духом, — говорит он (у Ксенофонта) о талантливых \

людях, — способные довести до конца начатое дело, они, если ]

получат образование или научатся, в чем заключается долг чело- /

века, становятся отличными, в высшей степени полезными дея-

Ксенофонт, Воспоминания о Сократе, IV, 2, 25, 26.

Т а

же.

143

телями: они делаются величайшими благодетелями человечества.

Но,

оставшись без образования, невеждами, они бывают очень

дурными, вредными людьми: не будучи в состоянии разобраться,

в чем заключается долг человека, они часто занимаются преступ-

ными делами: они горды, заносчивы, трудно их удержать или от-

клонить от задуманного, поэтому они становятся величайшими

врагами рода человеческого» Ч

В тесной связи со своим учением о природе человека и его

способностях, Сократ разрешает проблему учителя.

Оцениваемая о этой же точки зрения его практическая, учи-

тельская деятельность приобретает новое, более углубленное

значение. Главная задача этой деятельности, сводилась к тому,

чтобы вызвать к жизни лучшие, сокровенные душевные силы вос-

питанника на основе внимательного изучения его склонностей

и способностей»

. Вызов этих сил Сократ считал «вторым рожде-

нием» и то учительское искусство, которое должно было помо-

гать этому второму рождению, называл «повивальным искусством»,

намекая на занятия своей матери и выражая ту основную мысль,

что истинное энание нельзя вложить в сознание ученика извне,

но что око должно вырасти из глубин его личности и с помощью

учителя выйти на свет во всеоружии, как Афина из головы Зевса.

В каждом отдельном жизненном случае разрешение подобной за-

дачи шло многообразными различными путями, но все же основ-

ная схема оставалась обычно неизменной

Суть схемы сводилась к тому, что следовало прежде всего

разрушить систему ложных представлений и связанных с нею

суждений в сознании ученика, привести его к выводу, что он

ничего не знает, а дальше, сломив, таким образом, его пред-

взятость, на расчищенной почве построить систему новых пред-

ставлений, каждый этап развития которой возникал бы в созна-

нии ученика как нечто объективно неизбежное и в то же время

как близкое, родное, растущее из собственного «я». Исходя из

.этих же предпосылок, сам Сократ в своей речи перёд судом на-

зывал своих слушателей не учениками, но друзьями, подражате-

лями и товарищами, говоря: «Нет, никогда ничьим учителем

я не был. Если бы кто — будь то молодой, будь то старый — же-

лал меня слушать, вести беседы со мною, следить за тем, как

я исполняю свое дело, я никому никогда не возбранял этого.

И не то, чтобы я за деньги вел беседы, а не получая их — не вел.

Н(т, одинаково и богатому и бедному я предоставляю задавать

мке вопросы, а если кто хочет, то и отвечать мне и слушать, что

я говорю. И за то, честные ли это люди или нет, я по справедли-

вости не отвечаю, так как никому из них никогда никакого обуче-

ния не обещал и ничему их не учил. Если же кто утверждает,

Ксенофонт, Воспоминания о Сократе, IV, i, 4.

Т а

же.

» К «повивальному искусству» Сократа неоднократно обращается Пла-

тон в своих диалогах. Всесторонне этот вопрос трактуется в «Теэтете» (см.

U49

далее).

144

что он когда-либо чему-либо научился от меня или услышал

отдельно то, чего не слышали бы и все прочие, — будьте уверены,

что он говорит неправду»

Принимая во внимание все сказанное, мы можем понять,

почему и Ксенофонт не называет собеседников Сократа его уче-

никами, употребляя другие термины: «находящиеся с Сократом»,

«друзья», «участники разговоров» и т. д. __,^

Сам Сократ был преисполнен сознанием высокого значения j' ^

своей учительской миссии, считая свои обязанности в этой обла- !

сти более важными, чем обязанности родителей.

В этом отношении любопытна страница из «Защиты Сократа*"

на суде» Ксенофонта.

На заявление обвинителя Мелета, что он знает тех, кого Сократ

уговорил слушаться больше, чем родителей — философ отве-

чает:

«Согласен, — сказал Сократ, — в вопросе о воспитании: во-

прос этот, как все знают, меня интересует. Однако относительно

здоровья людей больше слушаются врачей, чем родителей, в на-

родном собрании, как известно, все афиняне слушаются больше

разумных ораторов, чем родственников. Да ведь и при выборах

в стратеги, не отдаете

вы предпочтение перед отцами и братьями

и, клянусь Зевсом, даже перед самими собой тем, кого считаете

главными специалистами в военном деле».

«Да, — заметил Мелет, — потому что этого требуют обществен-

ный интерес и обычай».

«В таком случае, — продолжал Сократ, — не кажется ли тебе

странным еще вот что: во всех действиях лучшие специалисты

пользуются не только равноправием, но и предпочтением, а я

за то, что меня считают некоторые специалистом в таком полезном

для людей искусстве, как воспитание, подвергаюсь с твоей стороны

преследованию в уголовном преступлении»

Учительская деятельность для Сократа была дороже жизни. \

В минуты смертельной опасности, в своей защитительной

речи перед судом, когда перед Сократом стояла дилемма

—

или

жизнь вне этой деятельности, или смерть, он вполне сознательнее

.избрал последний выход.

Платон в своей «Апологии Сократа» в таких словах сохранил

нам соответствующее место этой речи: «...Даже если вы меня те-

перь отпустите... и при этом скажете: Сократ, мы... отпускаем

тебя с тем, однако, условием, чтобы ты более не проводил время

в этом исследовании и не занимался философией, если же впредь

будешь уличен в этом деле, то умрешь», если бы вы отпуотяли

меня на этом условии, ,я сказал бы вам: «Я вас, афиняне, люблю

и обожаю, но повиноваться буду более богу, чем вам, и пока дышу

и в силах, не перестану заниматься философией, всегда уговари-

вать и указывать каждому из вас, кого встречу, и говорить при

П л а т о н, Апология Сократа, XXI, перев. С. Жебелева, изд.

«Academia», т. I; Ксенофонт, Воспоминания о Сократе, 1, 2, 5, 8.

Ксенофонт, Защита Сократа на суде,

20—21.

10 Г. Е. Жураковскрй

145

этом то,что обыкновенно говорю: «О лучший из мужей, гражданин

Афин, города самого большого и самого славного своей мудростью

и силою. О деньгах тебе не стыдно заботиться, чтобы их было

у тебя, как можно больше, а о славе и почете, о рассудительности,

истине и о душе, чтобы она была как можно лучше, ты не заботишь-

ся и не печешься. И если кто из вас будет спорить и утверждать,

что он заботится, я его сразу не отпущу и не уйду от него, но

буду его расспрашивать, испытывать, изобличать и, если покажется

мне,

что он не обладает добродетелью, а только говорит, что обла-

дает, я буду поносить его за то, что самое дорогое он ценит де-

шевле всего, а то, что попроще, ценит дороже. Так я буду поступать

со всяким, кого только встречу, и с молодым и со старым, и с ино-

земцем и с горожанином и в особенности с горожанами, поскольку

вы блшке мне по происхождению. Ибо так мне повелевает бог —

будьте уверены в этом, и, я думаю, что для всех во всем городе,

.нет больше блага, как это мое служение богу. Ведь я только и

делаю то, что хожу и убеждаю вас, и молодых и старых, не забо-

титься ни о теле, ни о деньгах прежде всего и так сильно, как за-

ботиться о душе, чтобы она была как можно лучше. И говорю

я вам: «Не от денег добродетель рождается, а от добродетели

и деньги, и все прочие блага для людей и в частной жизни 9 в

общественной». Если я такими словами развращаю молодых лю-

дей, эти слова были бы вредны. А кто утверждает, что я говорю

не это, а другое, тот говорит вздор. И я мог бы сказать вам сверх

того:

«Афиняне, ... отпустите меня, или не отпуетите, — посту-

пать иначе, чем я поступаю, я не буду, даже если бы мне пред-

стояло умереть десять раз»

Все источники подчеркивают бескорыстие Сократа, который, по

/^ примеру старых философов, не брал от своих учеников возна-

•( Vi гражденйй^а^Жнятйяс" ними и приобретал, таким образом, вну-

Со )>^реннюю и внепгаюю независимость ценой почти нищенского суще-

(^^уствования, хотя он вовсе не был аскетом и охотно принимал

при случае участие в маленьких пирушках своих ближайших

друзей

По существу дела Сократ предъявляет к своим последовате-

лям очень тяжелые требования: откав от воли родителей, от власти

господствующих воззрений, в некоторых случаях от привычного

уклада жизни. Самое тяжелое, конечно, было то, что Сократ тре-

бовал от своих учеников отказа от «самих себя» — в смысле ре-

шительного разрыва со своим прошлым.

Платон, Апология Сократа, I, 29, с, 30, с.

В «Гиппии Большем» Сократ прямо противопоставляет себя, «никогда

ничего не заработавшего» (III,

300,

d) софистам с их громадными гонора-

рами.

О своей материальной нужде («величайшей бедности») Сократ говорит

также в «Апологии Сократа» Платона (IX, XXVI). Ср. Д

и о

г е н Л а э р-

й, Жизнеописания, т. I, «Сократ». В «Домострое» Ксенофонта все

имущество Сократа оценивается в

мин (т. е. в 122 рубля, п. 2, 3). Крайнюю

умеренность в жизни Сократ настойчиво рекомендовал и своим слушателям

(см.

Ксенофонт, Воспоминания о Сократе, II, 1).

146

Далеко не все могли выдерживать искус, какой, например,

выпал на долю одного из последователей Сократа Евфндема

зато тот, кто выдерживал, превращался в верного «собеседника»

Сократа.

Некоторые из учеников Сократа ходили за ним всюду, имели

общую кассу — преимущественно на покупку книг, на органи- 7'

зацию общего стола, на расходы по исполнению обязанностей

культа.

Таким образом, тогда как между софистами и их ауди-

торией не было других отношений, кроме «платы по найму»,

Сократ сумел в полной мере подчинить окружающих своему влия-

нию и придать очищенное одухотворенное значение тому обще-

греческому обычаю — связи «вдохновителей» с молодежью, —

о котором мы говорили выше.

Окружающих Сократа прежде всего поражала глубина и на-\

пряженность его интеллектуальной жизни. Между ними ходили \

рассказы про его удивительную способность погружаться в дол- ,

гие размышления, когда весь окружающий мир исчезал перед ним

в том потоке отвлеченных понятий, который протекал в его

сознании.

Один из рассказов дошел до нас в Платоновском «Пире», где

Алкивиад сообщает о том, каким образом даже во время военного

похода Сократ отдавался своим размышлениям: «Однажды утром,

пораздумавши над чем-то, он остановился на одном месте, а так

как у него дело не подвигалось вперед, он не покидал своего места,

а продолжал стоять, погруженный в свои размышления. Насту-

пил уже полдень, и люди обратили на него внимание и с удивле-

нием рассказывали один другому, что Сократ стоит там уже

с раннего утра, над чем-то размышляя. Наконец, под вечер

некоторые из ионийских воинов после ужина вынесли свои по-

ходные кровати туда, где он находился, чтобы поспать ночь на

холодке (время тогда было летнее), а в то же время и затем, чтобы

посмотреть, будет ли он проводить и ночь все в том же по-'

ложении.

Ксенофонт сообщает: После беседы с Сократом «Ефидем ушел в co-

вершенном отчаянии, полный презрения к себе, считая себя подлинной раб-

ской натурой. Многие, доведенные до такого состояния Сократом, больше \

к нему не подходили; Сократ считал их тупицами. Но Евфидем сообразил, ,

что ему нельзя стать сколько-нибудь известным, если он не будет как можно /

чаще пользоваться обществом Сократа; поэтому он больше не отходил от него, /

кроме случаев крайней необходимости; кое в чем он даже подражал Сократу

в его образе жизни» («Воспоминания о Сократе», IV, 2, 39—40).

В данном случае перед Евфидемом стояли чисто практические, конкрет-

ные цели. Во многих случаях цели были иными.

Ксенофонт отмечает:

«Критон, Херефонт, Херекрат, Гермоген, Симмий, Кобод, Федон и дру-

гие собеседники Сократа искали его общества не с тем, чтобы сделаться

ораторами в народном собрании или в суде, но чтобы быть благородными

людьми и хорошо исполнять свои обязанности по отношению к «семье, слу-

гам, родным, друзьям, отечеству, согражданам» («Воспоминания о Сократе»

I, 2, 48). Ср. Платон, Теэтет, (50, с, 151, а).

10*

147

Он же продолжал стоять до рассвета, до появления оолнца,

а потом, помолившись солнцу, ушел и скрылся с глаз»

Для уразумения той атмосферы, которая создалась вокруг

Сократа, вспомним несколько слов из той же речи Алкивиада о

своем учителе: «Когда мы слушаем какого-нибудь другого оратора,

хотя бы даже и весьма искусного, мы, говоря откровенно, ни-

сколько не трогаемся его речами; напротив, когда кто-нибудь слу-

шает Сократа или даже другого, передающего его речи, хотя бы он

и плохо передавал, безразлично, будет ли это женщина, мужчина

или юноша, все мы поражаемся ими и приходим от них в во-

сторг»

В условиях такого воздействия Сократа, как учителя, перед

нами встает основная задача — выяснить, какие методы он при-

менял, ведя свою работу с «друзьями» и «собеседниками».

Стремясь вызвать «самозарождение истины» в сознании ученика,

Сократ должен был порвать с догматическим методом подачи соответ-

ствующего материала, практикуемым «старшими» софистами. Место

софистических лекций заменила живая непринужденная беседа.

В одном из ранних диалогов Платона, «Гиппии Меньшем», сам

Сократ и его противник софист Гиппий с необыкновенной отчетли-

востью противополагают свои методы построения доказательств:

«Гиппий. Ах, Сократ, всегда ты сплетаешь какие-то рас-

суждения и, выхватывая самое трудное во всяком вопросе, цеп-

ляешься за это и разбираешь по мелочам, а не пробуешь овладеть

целиком предметом, о котором идет речь.

Вот и теперь, если хочешь, я многими доводами докажу

тебе в убедительной речи, что Гомер изобразил Ахилла луч-

шим, чем Одиссей, и не лживым, а Одиссея лукавым и много-

ищущим и худшим, чем Ахилл. Если хочешь, противопоставь

моей речи свою в доказательство того, что Одиссей лучше.

Так наши слушатели скорее узнают, кто ив нас лучше говорит.

Сократ. Да я, Гиппий, и не сомневаюсь в том, что ты му-

дрее меня, но у меня такое обыкновение: когда кто-нибудь говорит,

я отношусь к этому со вниманием, особенно если мне кажется,

что говорящий мудр, и, желая понять, что он говорит, я

этой целью

расспрашиваю его, переспрашиваю и сопоставляю его слова,

если же мне покажется, что говорящий плох, я его и не переспра-

шиваю, и не интересуюсь тем, что он говорит. Из это^о ты узнаешь,

кого я считаю мудрым; ты знаешь, как я упорно слежу за тем,

что он говорит, как я расспрашиваю его, чтобы получить пользу,

научившись чему-нибудь»

ЦП латон, Пир, XXXVI, перев. И. Городецкого (все цитаты из

«Пира» даются в этом переводе).

том очаровывающем впечатлении, кото-

рое производил Сократ на своих учеников, см. также Платон, Хармид,

176,

в. Свидетельство этого диалога для нао особенно важно, поскольку он

принадлежит

числу ранних «сократических» диалогов Платона.

Там же, Пир, XXXII.

Т а

же, Гиппий Меньший, перев. Я. М. Боровского, изд. «Аса-

demia», 369,

13,

е. Подобное же место имеется и в Платоновском «Прота-

горе», где Сократ, между прочим, говорит Протагору»

148

Дидактические основы ведения образовательной беседы, сфор-

мулированные в виде отчетливых положений через две тысячи

лет Коменским в его «Великой Дидактике» (непрерывность пе-

реходов от предыдущего к последующему, путь от близкого к да-

лекому, менее сложного к более сложному и т. д.) были интуи-

тивно угаданы Сократом.

Отсюда и вытекала та особенность бесед Сократа, кото-

рая так поражала уже его современников: беседы эти начи-

нались обыкновенно с указания на простейшие жизненные

случаи, на самые обычные , из окружающих нас предметов.

«Если бы кто-нибудь захотел прислушаться к разговорам Со-

крата, — говорит Алкивиад в платоновском «Пире», — они по-

казались бы ему крайне смешными; слова и обороты, в ко-

торые облечены они снаружи, походят на шкуру бесстыд-

ного сатира. Он говорит о вьючных ослах, о каких-то мед-

никах, сапожниках, кожевниках; повидимому он всегда твердит

одно и то же, так что всякому ненаблюдательному и недале-

кому человеку его разговоры легко могли бы показаться крайне

смешными»

При этом все построение беседы не носило характера поучения

знающим незнающего.

Сократ выступал вместе со своими учениками «плечом к плечу»

в совместных поисках истины, исходя из знаменитого положения:

«Я знаю только то, что я ничего не знаю»

Приведенные выше темьд беоеды служили лишь исходным пунк-

том для дальнейшего их углубления и обобщения.

«Ведь я

не

настаиваю, Протагор, на том, чтобы у нас происходила беседа

вопреки тому, что тебе угодно, но ежели ты хочешь разговаривать так, чтобы

я мог за тобой следовать, тогда я буду с тобой разговаривать. То-то ведь,

как про тебя говорят, да

сам

ты

утверждаешь, [ты] способен беседовать

про-

странно и кратко, потому, что ты мудрец; я же в длинных-то этих речах

бейоилен, хоть желал бы и тут быть способным. Но ты, как сильный и в том

другом,

должен

бы

нам уступигь, чтобы вышла беседа; теперь же, так как

ты нехочещь, а у меня есть кое-какое занятие, и мне нельзя оставаться, пока,

ты растягиваешь длинные речи, — я ведь должен итти в другое место, —

иду; хотя, пожалуй, не без удовольствия црослушал бы от тебя и такие речи».

(325

в, с; см. также тот же диалог, 336, 13).

Платон, Пир, ХХХХ. Ср. Платон, Гиппий Больший, слова

Сократа, обращенные к Гиппию:

«Вы всегда говорите то же, что и ты говоришь теперь, будто я хлопочу

о глупых и мелких и ничего не стоющих вещах» (III, 304, 6, перев. А. Бол-

дырева, «Творения» Платона, изд. «Academia», т. IX, 1924. В дальнейшем все

цитаты из«Гиппия Болыпего»^по этому переводу).

Об

этом же сообщает Ксе-

нофонт, передавая беседу Сократа с одним из своих бывших учеников, Кри-

тием, впоследствии отпавшим от учителя и приобретшим большую власть

в Афинах:

«Критий сказал: Тебе придется, Сократ, отказаться от этих сапожников,

плотников, кузнецов: думаю, они совсем уже истрепались оттого, что вечно

они у тебя на языке.

Значит, — отвечал Сократ, -г и оттого, что следует ва ними — от спра-

ведливости, благочестия и всего подобного?» («Воспоминания о Сократе»,

I, 2, 37}.

Например, в «Теэтете» (210): «Я ничего не знаю, что знают другие, ве-

ликие и достойные удивления мужи настоящего и прошлых времен».

149

Развитие беседы шло, тЬким образом, индуктивным путем,

однако этот путь существенно отличался "от 'того толкования,

которое присваивает этому понятию новая логика, поскольку

Сократ или ограничивался сопоставлением произвольно выбран-

ных единичных случаев, желая путем их обобщения дать универ-

сальное определение понятия, или, наоборот, снова-таки из про-

извольно установленного общего понятия стремился выяснить,

в какой мере эта общность фактически объединяет содержание

каждого из совокупности подчиненных понятий.

Разбор отдельных образцов сократовской индукции поможет

нам яснее представить себе особенности сократовского метода.

За лучший пример первого типа индукции, индукции в соб-

ственном смысле этого слова, которую Аристотель в отличие от

индукции второго типа — «параболы» — называет просто «индук-

ция»,

нередко признают пример, приводимый Ксенофонтом в его

«Воспоминаниях о Сократе».

-" Среди друзей Сократа возникают сомнения по вопросу, что

нужно разуметь под понятием «справедливость». Сократ в дан-

ном случае ведет рассуждение следующим образом. «Не хочешь

ли,

— говорит он, обращаясь к одному из собеседников Евфи-

дему,— мы напишем здесь дельту, а здесь альфу. Потом, что по-

кажется нам делом справедливости, то будем ставить в графу

с дельтой, а что делом несправедливости, то в графу с альфой».

«Если ты находишь это нужным, пиши, — отвечал Евфидем».

Сократ написал буквы, как сказал, и потом спросил: «Так вот,

существует ли на свете ложь?

— Конечно, существует, — отвечал Евфидем.

— Куда же нам ее поставить? — спросил Сократ.

— Несомненно в графу несправедливости, — отвечал Евфидем.

— А воровство?

— И его тоже, — отвечал Евфидем.

— А что, если кто-нибудь, выбранный в стратеги, обратит

в рабство и предаст жителей несправедливого неприятельского

города, скажем ли мы про него, что он несправедлив?

— Конечно, нет, — отвечал Евфидем.

— Не скажем ли, что он поступает справедливо?

— Конечно.

— А что, если он, воюя с ними, будет их обманывать?

— Справедливо и это, — отвечал Евфидем.

— А если будет воровать и грабить их добро, не будет ли он

поступать справедливо?

— Конечно, — отвечал Евфидем, — но сперва я думал, что

твои вопросы касаются только друзей.

— Значит, — сказал Сократ, — что мы поставили в графу

несправедливости, это все, пожалуй, следовало бы поставить

и в графу справедливости.

— Повидимому так, — отвечал Евфидем.

— Так не хочешь ли, — предложил Сократ, мы это так и по-

ставим и сделаем новое определение, что по отношению к врагам

150