Как следствие, Япония, Сингапур, Гонконг и Тайвань, ставшие лидерами "догоняющего"
развития, настолько уверовали в правильность избранного пути, что продолжали
наращивать инвестиции в страны региона даже тогда, когда рискованность подобной
практики стала очевидной. В 1993 году они обеспечивали 59,7 процента иностранных
инвестиций в экономику Таиланда, тогда как доля США не поднималась выше 20
процентов; аналогичные данные по Малайзии для 1994 года составляют 62,2 и 11,6
процента, по Вьетнаму по состоянию на конец 1995 года - 68,1 и 5,9 процента. Более того,
если с 1994 по 1996 год японские и сингапурские инвестиции в страны региона росли
темпами, достигавшими 30 процентов в год, то американские стагнировали, а иногда
(например, в Индонезии) даже сокращались. Еще более неправдоподобным образом росли
финансовые потоки, направляемые на местные фондовые рынки. Если в 1990 году их
объем не превосходил 2 млрд. долл., то за 1990-1994 годы в целом он составил 42 млрд.
долл.
13
В 1994 году, когда рыночная капитализация китайских компаний, представляющих
страну с более чем миллиардным населением и гигантским хозяйственным потенциалом,
составляла около 44 млрд. долл., соответствующий показатель для 19-миллионной
Малайзии достиг 200 млрд. долл., или 300 процентов ВНП, что почти в два с половиной
раза превосходило показатели Великобритании и США
14
. Подобная ситуация приводила к
переоцененности национальных активов в условиях, когда расширение производства
зависело от поступления дополнительных инвестиций. Возникал заколдованный круг,
который рано или поздно должен был разомкнуться.
В качестве пятого, и, пожалуй, наиболее существенного фактора несамодостаточности
"догоняющего" развития необходимо отметить зависимость стран, идущих по этому
пути, от экспорта собственной продукции. Концепция ориентированности на внешние
рынки была и остается одной из идеологических основ азиатской модели
индустриализации. Ее следствиями выступают проведение жесткой протекционистской
политики и откровенный демпинг собственных товаров на мировых рынках. Между тем в
90-е годы подобная политика перестала приносить плоды, так как поддержание высоких
объемов экспорта не только требовало дополнительных (и притом
малопроизводительных) инвестиций, но и существенно повышало зависимость от
мировой конъюнктуры.
В результате все эти страны оказались в ситуации, когда доля поставляемой на экспорт
продукции (составляющая в постиндустриальных державах не более 7-8 процентов ВНП),
достигает гораздо более высоких значений - 21,2 процента в Китае, 21,9 в Индонезии, 24,4
на Филиппинах, 26,8 в Южной Корее, 30,2 в Таиланде, 42,5 на Тайване, 78,8 в Малайзии и
фантастического уровня в 117,3 и 132,9 процента, соответственно, в Гонконге и
Сингапуре
15
. Возведенный в абсолют, принцип экспортной ориентированности
развивающихся экономик привел к тому, что в 80-е годы хозяйственный рост Южной
Кореи и Тайваня на 42 и 74 процента соответственно был обусловлен закупками
промышленной продукции этих стран со стороны одних только США
16
; для Бразилии
американский импорт обеспечивал более половины, а для Мексики - почти 85 процентов
положительного сальдо торгового баланса. Зависимость развивающихся стран от
постиндустриального мира принимает непропорциональный характер. Доля их
экспортных товаров, направляемых в США, Западную Европу и Японию, составляет, как
правило, от 45 до 60 процентов, то время как доля экспорта развитых держав в данные
страны остается минимальной (в торговом обороте Франции и Италии она составляет 4,3
процента, Германии - 5,5, Великобритании - 7,7, США - 16,3, и только показатель Японии
значительно выше - 30,4 процента
17
). Таким образом, в современных условиях возможная
потеря развивающихся рынков для постиндустриальных стран окажется гораздо менее
болезненной, чем сокращение поставок в Европу и США для "догоняющих" государств.
Данное обстоятельство стало катализатором кризиса 90-х годов: если в 1995 году объем