Троцкого, которую размести ли в одном деле с этим протоколом. Свою заверительную
подпись-росчерк на данной копии с копии Шерлина почему-то не поставила[95].
Отложилось письмо Троцкого в виде копии и в тематическом деле АПРФ. Эта заверенная
копия изготовлена одновременно с выпиской на бланке ЦК ВКП(б) 1930-х гг.
постановления Политбюро о московской комиссии по изъятию церковных ценностей.
Таких копий было сделано две, ровно столько, сколько экземпляров выписки. На
документе не были воспроизведены гриф секретности и дата написания Троцким письма
— 11 марта 1922 г.[96]
В письме Троцкий, только что вернувшийся из отпуска, подвел промежуточный итог
работе по изъятию церковных ценностей в Москве за период своего отсутствия. По
мнению особоуполномоченного СНК, Президиум ВЦИК публикацией актов по изъятию
окончательно запутал субординацию среди различных подразделений, занимающихся
ценностями. Помимо комиссий Троцкого (по учету и сосредоточению ценностей) и
структур ЦК Помгола, организованных на местах, высший советский орган учредил еще и
свои комиссии в каждой губернии с подкомиссиями в уездах. Желая упорядочить эту
разномастную череду ведомственных комиссий, хотя бы для Москвы, Троцкий и
предложил членам и кандидатам в члены Политбюро создать новую сверхкомиссию:
«единственную в этом деле», «совершенно секретную», «ударную». Кстати, при
перечислении ее состава Троцкий четко обозначил: «председатель — т. Сапронов,
члены[:] Уншлихт (заместитель -
[82]
Медведь)[,] Самойлова-Землячка и Галкин». Таким образом, проблема закрытия скобки и
того, кто чей заместитель, Троцким однозначно была определена изначально. Обратился
председатель Реввоенсовета с этим предложением в Политбюро, т. к. хотел, чтобы новую
комиссию признали «единственной» Президиум ВЦИК, ЦК Помгола и Президиум
Моссовета. В то же время он считал, что прикрывать ее секретную деятельность должна
ЦК Помгола, где Сапронов бы вел прием. По-видимому, Сапронов был намечен
председателем согласно предписаниям постановления Президиума ВЦИК от 23 февраля
1922 г., в котором главами губкомиссий по изъятию определялись только члены ВЦИК,
т.е. Сапронов, будучи председателем секретной ударной комиссии, формально выступал
как глава московской губернской комиссии по изъятию, организованной ВЦИК.
Нужно отметить, что все вышеперечисленные предложения, которые Троцкий выдвинул в
письме членам и кандидатам в члены Политбюро (вплоть до персонального состава
комиссии), были кратким пересказом отдельных решений, принятых 10 марта 1922 г. на
заседании комиссии по учету и сосредоточению ценностей во главе с
особоуполномоченным СНК. Два экземпляра одной машинописной закладки протокола №
7 этого заседания комиссии (на него председатель Реввоенсовета ссылался в своем
письме) обнаружены в фонде П. Г. Смидовича в ГАРФ и в ЦА ФСБ[97]. Несомненно,
данный протокол можно считать своеобразным «протографом» инициативного письма
Троцкого от 11 марта 1922 года.
Троцкий проявил активное участие и в принятии третьего «церковного» постановления
Политбюро, внесенного в «подлинный» протокол № 111 от 13 марта 1922 г. Правда,
инициатором обсуждения высшим партийным органом данного решения все же был не
председатель Реввоенсовета, а полпред РСФСР в Германии Крестинский и,
соответственно, рассматриваемый вопрос касался не изъятия церковных ценностей, а
бывшего обер-прокурора Святейшего Синода Львова. В машинописной выписке на
бланке ЦК РКП(б), вставленной пунктом 37 в «подлинный» протокол № 111 Политбюро,
текст левой колонки «Слушали» так и гласил: «37. Предложение т. Крестинского о В. Н.
Львове» (номер пункта приписан карандашом). В правой же колонке «Постановили»
сообщалось: «Принять предложение т. Крестинского». Поверх этих двух колонок была