знаменитой геометрической теореме. Античный историк Порфирий (ок. 232-
ок. 301 гг. н. э.) в своей биографии Пифагора свидетельствует, что «многим,
кто приходил к нему, Пифагор напоминал о прошлой их жизни, которую вела
их душа, прежде чем облечься в их тело». Древнегреческий философ Диоген
Лаэртский (II—III вв. н. э.), ссылаясь на Гераклида Понтийского,
рассказывает, что сам Пифагор прошел через многие круги перерождения
душ. Пифагор утверждал, что некогда он был Эфалидом и почитался сыном
бога Гермеса. Гермес предложил ему на выбор любой дар, кроме бессмертия,
и Пифагор попросил оставить ему память о том, что было в прошлых
рождениях. В следующем рождении он был Евфорбом, которого убил
Менелай при осаде Трои. После смерти Евфорба душа его перешла в
Гермотима, который, желая доказать правду о своем предыдущем рождении,
явился в храм Аполлона и указал щит, посвященный богу Менелаем, когда
тот отплывал из Трои. После смерти Гермотима он стал Пирром, делосским
рыбаком, и по-прежнему все помнил, как он был сперва Эфалидом, потом
Евфорбом, потом Гермотимом, потом Пирром. А после смерти Пирра он стал
Пифагором и тоже сохранил память о своих прошлых рождениях.
Многие авторы, рассказывая о теории метемпсихоза (переселении душ)
Пифагора, обычно приводят пример превращения воина Евфорба в философа
Пифагора, затем в гетеру Аспасию, любовницу Перикла, после этого в
философа-киника Кратета, затем в царя, потом в нищего, после этого — в
сатрапа, коня, галку, лягушку и, наконец, в Петуха. Но при этом они
забывают, что сведения эти почерпнуты из диалога древнегреческого
сатирика Лукиана (ок. 120—180 гг. н. э.) «Сновидение, или Петух». В
«Петухе» остроумной критике подвергается мистическая философия
пифагоризма. Эта блестящая сатира представляет собой диалог между
бедняком Микиллом и его петухом, в которого вселился дух Пифагора.
Именно петух и рассказывает обо всей упомянутой выше чудесной череде
превращений Пифагора в коня, галку, лягушку и т. д. Но ведь это никак не
отражает истинных взглядов Пифагора, а представляет лишь насмешливую
пародию на его учение, изложенное нами по Диогену Лаэртскому. К
сожалению, из книги в книгу, как иллюстрация пифагорийского
метемпсихоза, кочует эта басня о Петухе, не имеющая ничего общего со
взглядами Пифагора. Ссылаясь на Лукиана, авторы забывают, что это не
документ историка, а пародия сатирика. Не избежал этой ошибки даже такой
авторитетный исследователь истории религиозных представлений, как
Эдуард Бернетт Тайлор.
А диалог Лукиана представляет собой действительно убийственную
сатиру на теорию переселения душ. Так, например, Микилл спрашивает
своего чудесного петуха, бывшего некогда Пифагором, а еще раньше —
троянским воином: «Расскажи мне сперва о том, что происходило в Илионе.
Так все это и было, как повествует Гомер?»
На что петух отвечает: «Откуда же он мог знать, Микилл, когда во
время этих
событий он был верблюдом в Бактрии?»