130
В этих условиях значима роль экономического диалога (полифоничес-
кого, а не плюралистического), когда единство законов научной практики
экономиста и практики хозяйствующего субъекта возможно в рамках кон-
венциональной, социолингвистической практики, с признанием, что правила
той и другой практики методологически одной природы, да это не означает
их тождества, или того, что законы хозяйственной практики могут быть
открыты в экономической теории. Соответственно, экономическая прак-
тика станет эффективной при условии выхода за границы экономического
закона в ведение законов вкуса и сообразности, несмотря на «дилемму Гада-
мера»: не преодолеть ли понятие эстетики, обусловленной, как представ-
ляется, утопичностью рыночного абсолюта, а также явлениями экономи-
ческой мимикрии вместо положенного мимезиса. Особенно когда вопреки
«парадоксу Мидаса» наука и искусство в области принятия хозяйственных
решений не столь сильно различаются; эклектика становится источником
первоклассных решений независимо от уяснения их собственно экономи-
ческого содержания; антикризисное управление как управление разрывами
требует совершенствования не стратегии, а стиля инвестиций.
Горгий, пародируя риторику замечанием «вещи — не слова…», тем
самым позволяет заметить, что обмен вещами — неотъемлемый элемент
человеческого бытия, на какие бы вершины свои оно не опускалось. Ази-
атский финансовый кризис показал, что период символизации культуры,
концентрированной, несмотря на отчаянное желание не замечать этого, в
денежном фетишизме, должен вновь смениться предметностью. По крайней
мере, императивы геотехнологии привлекательнее геофинансов. Практика
же инфляционная показывает, что определенные вещи — монета, в которой
ценность всегда совпадает с номиналом, поэтому символы, которыми явля-
ются деньги, уступают вещам.
Действительно, признаются уровни эстетического, духовного, но между
тем есть и уровень блага или услуги, который не улавливается понятиями
рассудка, поскольку полагается относительной независимостью вкуса
cозерцающего потребителя. Критика вещи за ее бездуховность продикто-
вана представлениями о фетишизме, бессубъектности, фордизме, серий-
ности, стандартизации, манипулятивности рекламы и т.д., — тем набором
элементов романтической критики то ли этатистского, то ли рыночного
тоталитаризма, которая завершается в общественной и личной истории
радикализмом или верой, что для экономософии указывает предел балан-
сного сознания (экономо-фронесиса), к которому дух экономического не
сводится, но форму которого принимает перед вызовом рыночного абсо-
люта на его пути от товарности к фондовости. …Но и обратно.
Дигитализация, электронная коммерция, предопределяют внимание к
детали, частности как главному фактору рыночного перформанса. Вместе