Алеврас Н.Н., Гришина Н.В., Краснова Ю.В. (ред.) История и историки в пространстве национальной и мировой культуры XVIII-XXI веков

Подождите немного. Документ загружается.

Нарский И. В. Возвращение автора...

история конструируется дважды из прямо противоположных и невозможных

для историка перспектив – человека без памяти и памяти без человека.

Подведем итоги: итак, принципиальной установкой «лирической историо-

графии» могло бы стать наличие в тексте фигуры активного автора – не бес-

страстного арбитра, а заинтересованного участника исторического процесса,

создающего эффект реальности и одновременно раскрывающего технологию

его создания, провоцирующего читателя на сопереживание и дискуссию, сло-

вом – обнажающего и использующего свой личный опыт в контролируемом

исследовательском процессе и изложении его результатов.

Вряд ли этот подход, нуждающийся в дальнейшей детализации и проработ-

ке и ставящий перед исследователем весьма непростые задачи, получит в на-

учном цехе широкое признание и применение. Но рискнуть можно. По пред-

положению А. Людтке, «большинство текстов, которые пытаются однозначно

определить действительность как верную или ошибочную, невосприимчиво к

опасным и трогательным измерениям»

. Как мне представляется, «лирическая

историография» могла бы преодолеть этот дефект, а контролируемая субъек-

тивность историка – стать не только эффектным, но и эффективным орудием в

исследовательском арсенале.

Примечания

Нарский И. В. Фотокарточка на память : семейные истории, фотографические по-

слания и советское детство : (Автобио-историо-графический роман). Челябинск, 2008.

516 с.

В дальнейшем я опираюсь на вышедшие рецензии (Кукулин И. Фотографическое пе-

ченье «мадлен» // Новое лит. обозрение. 2008. № 4 (92). С. 211–224; Секиринский С. С.

Западный контекст, российская почва, личность историка // Отечеств. история. 2008.

№ 6. С. 161–163; Янковская Г. А. Анти-Хаксли, или Миссия выполнима // Диалог со

временем. 2009. Вып. 28. С. 335–341; Cohn E. Narskii I. V. Fotokartochka na pamiat’ :

Semeinye istorii, fotogracheskie poslaniia i sovetskoe detstvo : (Avtobio-istorio-graches-

kii roman). Cheliabinsk : Entsiklopedia, 2008. 515 p. // RR. 2009. № 9. P. 720–721), а также

на частную корреспонденцию. Имена авторов цитируемых в тексте приватных писем

не приводятся.

В 2008 г. книга вошла в шорт-лист литературной премии Андрея Белого в номинации

«Проза».

Хапаева Д. Поход за именами // Критич. масса. 2005. № 1. URL : http://magazines.russ.

ru/km/2005/1/gu14.html (12.06.2011). Я признателен Ю. Ю. Хмелевской, обратившей

мое внимание на эту статью.

Bourdieu P. Soziologische Fragen. Frankfurt/M., 1993. S. 79.

См., напр.: Зверева Г. И. Роль познавательных «поворотов» второй половины ХХ века

в современных российских исследованиях культуры // Выбор метода : изучение куль-

туры в России 1990-х годов. М., 2001. С. 11–12.

Подробнее см.: Daniel U. Kompendium Kulturgeschichte. Theorien, Praxis, Schluessel-

woerter. Frankfurt/M., 2001; Burke P. What is Cultural History? Cambridge, 2004; Ров-

ный Б. И. Введение в культурную историю. Челябинск, 2005.

«Подвижный фронтир»...

Niethammer L. (Hg.) Lebenserfahrung und kollektives Gedaechtnis. Die Praxis der “oral

history”. Frankfurt/M., 1980.

Вероятно, не случайно автором статьи «Приметы», вызвавшей в международном со-

обществе историков широкий резонанс, стал основатель микроистории К. Гинзбург.

См.: Гинзбург К. Приметы. Уликовая парадигма и ее корни // Гинзбург К. Мифы–

эмблемы–приметы : морфология и история. М., 2004. С. 189–241.

Ровный Б. И. Введение в культурную историю. С. 10–11.

Козлова Н. Н. Советские люди. Сцены из истории. М., 2005. С. 18.

Цит. по: Ровный Б. И. Введение в культурную историю. С. 33.

Подробнее см.: Мегилл А. Историческая эпистемология. М., 2007. С. 358–391.

Козлова Н. Н. Советские люди. С. 15.

Cassierer E. Versuch ueber den Menschen. Einfuehrung in eine Philosophie der Kultur.

Hamburg, 1996. S. 291, 292.

Gadamer H.-G. Wahrheit und Methode. Grundzuege einer philosophischen Hermeneutik.

6. Au. Tuebingen, 1990. S. 305.

Козлова Н. Н. Советские люди. С. 18.

Соколов А. Б. Текст, образ, интерпретация : визуальный поворот в современной за-

падной историографии // Оче-видная история : (Проблемы визуальной истории России

ХХ столетия). Челябинск, 2008. С. 13.

Daniel U. Kompendium Kulturgeschichte. S. 19. Цит. по: Ровный Б. И. Введение в куль-

турную историю. С. 55.

Le Goff J. Ludwig der Heilige. Stuttgart, 2000. S. 6.

См.: Corbin A. Auf den Spuren eines Unbekannten. Ein Historiker rekonstruiert ein ganz

gewoehnliches Leben. Frankfurt/M ; N. Y., 1999.

Дэвис Н. З. Дамы на обочине. Три женских портрета XVII века. М., 1999.

Людтке А. История повседневности в Германии : (Новые подходы к изучению труда,

войны и власти). М., 2010. С. 82.

Например, в книге «Фотокарточка на память» (см. сноску 1) сознательно создана

стилевая разноголосица сквозных тематических линий книги («Дневник исследовате-

ля», «Фотографическая тема», «Детские воспоминания», «Семейные истории» и др.),

позволяющих читать текст с любого места.

Наличием центрального секрета отличаются, например, работы классиков культур-

ной истории К. Гинзбурга, Н. З. Дэвис, Р. Дарнтона, Р. Шартье и др.

Хапаева Д. Поход за именами… URL : http://magazines.russ.ru/km/2005/1/gu14.html

(12.06.2011).

Werner M., Zimmermann B. Vergleich, Transfer, Verechtung. Der Ansatz der Histoire

croisée und die Herausforderung des Transnationalen // Geschichte und Gesellschaft. 2002,

Bd. 28. S. 617; см. также франко- и англоязычные версии: Werner M., Zimmermann

B. De la comparaison à l’histoire croisée // Seuil (Le Genre humain 42). Paris, 2004. P. 15–

49; Werner M., Zimmermann B. Beyond Comparison. Histoire Croisée and the Challenge of

Reexivity // History and Theory. Band 45, 2006. P. 30–50.

Werner M., Zimmermann B. Vergleich, Transfer, Verechtung. S. 619–627.

Такую позицию избрал, например, К. Гинзбург, считающий своим заказчиком не

книгоиздательство, а представленных в его исследовании людей. См.: Ровный Б. И.

Введение в культурную историю… С. 202.

Мне пришлось практиковать подобный подход, например, пытаясь увидеть исто-

рию русской революции из трех перспектив – «Взгляда из профессионального “дале-

Нарский И. В. Возвращение автора...

ка”», «Взгляда из опасной близости» и «Взгляда изнутри» (см.: Жизнь в катастрофе

: (Будни населения Урала в 1917–1922 гг.). М., 2001), или параллельно рассматривая

историю 1960-х глазами ребенка и выросшего из него историка (См.: Фотокарточка на

память…).

Эко У. Таинственное пламя царицы Лоаны : иллюстр. роман. СПб., 2008. Я благо-

дарен П. Б. Уварову, познакомившему меня с этой книгой.

Людтке А. История повседневности в Германии… С. 83.

«Подвижный фронтир»...

Н. А. Коновалова, О. В. Метель

(Омский государственный университет им. Ф. М. Достоевского,

г. Омск)

МЫСЛИТЬ «СТРАТЕГИЧЕСКИ»:

РАЗМЫШЛЕНИЯ О ЦЕЛОСТНОМ

ИСТОРИОГРАФИЧЕСКОМ ЗНАНИИ

Развитие современной отечественной историографии характеризуется много-

образием исследовательских подходов и практик, которые, в целом, могут быть

сведены к двум основным моделям построения историографического исследо-

вания: историография как история идей и историография как история научных

сообществ

. В первом случае исследователь акцентирует внимание на результа-

тах научного творчества историка, прослеживая развитие теорий и концепций

во времени, во втором – на фигуре ученого и обстоятельствах его жизненного

пути, оказавших влияние на его профессиональную деятельность.

Пожалуй, не будет преувеличением сказать, что наибольшую популярность

среди современных отечественных историографов приобрела именно вторая

модель, открывающая «антропологическое измерение» историографического

процесса, что, безусловно, связано с целым комплексом причин, на которых

стоит остановиться особо. Во-первых, большую роль сыграл кризис марк-

систского историописания, в рамках которого историография выполняла ско-

рее вспомогательную функцию, являясь «могущественным помощником для

определения реального положения в науке по той или иной теме»

. Несмотря

на имевшие место размышления о необходимости включения в историографи-

ческий анализ фигуры самого историка, изучения присущих ему философских

и политических воззрений

, в центре внимания исследователей оставалась

все-таки концепция как продукт научного творчества автора

. Вместе с тем,

возникшая с конца 1980-х гг. необходимость осмысления марксистского насле-

дия, в том числе и в историографии, поставила вопрос об изучении скрытых

механизмов развития отечественной исторической науки, когда важным ста-

ло понимание роли отдельных историков в формировании тех или иных идей,

что, в свою очередь, способствовало росту интереса к биоисториографии

. Во-

Коновалова Н. А., Метель О. В. Мыслить «стратегически»...

вторых, сказанное укладывается в общий кризис структуралистской парадиг-

мы, развернувшийся на Западе еще в конце 1960–1970-х гг., когда проблема

человека вновь стала актуальной среди специалистов различного профиля, в

том числе и науковедов

Не умаляя значения данной модели, стоит подчеркнуть, что ее абсолютиза-

ция чревата размыванием объекта и его полным растворением в субъекте, что,

по словам Л. А. Марковой, напрямую связано с всплеском эмпирических ис-

следований, авторы которых стремятся изучать лишь мелкие факты из жизни

того или иного ученого, отказываясь от каких бы то ни было генерализаций

Мы согласны с невозможностью существования в современной историогра-

фической практике «grand récit»

, однако не разбиваем ли мы историографию

на осколки, теряя общее видение предмета за отдельными мелкими фактами,

связанными преимущественно с личной жизнь ученых?

Думается, что, выстраивая свое исследование в рамках второй модели,

историографы оставляют без внимания ряд важных моментов, требующих

специального анализа. Деятельность интеллектуалов (к которым мы относим

и историков), направленная на получение истины, получает выражение в про-

изводстве текстов, что позволяет «трансцендировать, т. е. выходить за преде-

лы сиюминутного настоящего»

. Следовательно, получая законченное выра-

жение в форме текста, историческая концепция объективируется, претендуя

на дальнейшее самостоятельное существование в отдельном пространстве или

в «третьем мире» в терминологии К. Поппера

, подвергаясь множественным

интерпретациям, не зависящим от смысла, изначально вложенного творцом.

Причем, мы считаем возможным согласиться с К. Поппером, утверждавшим,

что «… его [третьего мира] воздействие на любого из нас, даже на самых ори-

гинальных творческих мыслителей, в значительной степени превосходит воз-

действие, которое любой из нас может оказать на него»

. Более того, сам про-

цесс научного творчества напоминает «черный ящик», расшифровать который

весьма непросто: мы сталкиваемся с трудностью раскрытия механизмов рож-

дения научной гипотезы

, даже в полной мере обладая материалами личного

происхождения, в которых представлены авторские размышления относитель-

но обстоятельств своей профессиональной деятельности

. Причем процедура

деконструкции, ставшая столь популярной в отечественной историографии, не

кажется нам панацеей, способной устранить все противоречия, в первую оче-

редь в силу своей методологической неопределенности

Внимание к личности историка оправдано тогда, когда мы говорим об

«историографическом казусе», о своего рода первопроходцах в историческом

знании, сродни которым в отечественной исторической науке фигуры В. Н. Та-

тищева и Н. М. Карамзина. В случае же, когда речь идет о постепенной «инду-

стриализации научного мышления»

, о трансформации науки из сферы, куда

вступают избранные, в массовое производство историков и, соответственно,

текстов («большая наука»), стоит задуматься о выявлении сложного механизма

производства текстов, среди которых, заметим, лишь часть является ориги-

«Подвижный фронтир»...

нальными, остальные же пишутся по определенному шаблону, представляю-

щему собой сложносоставную мыслительную кальку, которую всё чаще обо-

значают понятием ‘стратегия’.

О стратегиях говорят и исследователи, возводящие на пьедестал автора тек-

ста как гения, создавшего текст, и постмодернисты, «убившие» автора. Первые

трактуют стратегию как «исследовательскую»

или «познавательную», вторые

– в большей степени как повествовательную. Познавательная стратегия исто-

рического исследования – это многоуровневая программа исследования, при-

меняемая исследователем для изучения выбранного объекта, в основе которой

лежат теоретико-методологические основания: философские основания науки,

научная картина мира,

идеалы и нормы исследования

, пропущенные через

индивидуальный опыт. Повествовательная же стратегия не обращает внимание

ни на содержательные характеристики объекта, ни на особенности познающе-

го субъекта, концентрируя внимание лишь на историческом повествовании как

на построенном по определенным правилам рассказе об объекте. Когда мы

говорим о повествовательной стратегии, нас не интересуют категории истин-

ности, ложности, «соотнесения с фактами», так как они не оказывают никако-

го влияния ни на сюжет, ни на структуру исторического повествования

. Так,

для М. Фуко стратегия есть «определенная организация концептов, некоторых

группировок объектов, типов высказываний, в результате которой формиру-

ются, в соответствии со степенью их связанности, строгие устойчивости, опре-

деленные темы или теории»

Столь разные взгляды антропологического и постмодернистского подходов

в историографии, на наш взгляд, можно разрешить с помощью концептов. Это

хорошо демонстрирует Ю. Е. Прохоров, выделяя элементы в составе концеп-

та, отражающие влияние на него как познавательной, так и повествовательных

стратегий

. Для удобства восприятия мы их разделили на блоки:

Первый блок элементов отражает черты познавательной стратегии в иссле-

довательском концепте. Это «изначальное», которое содержит в себе некоторые

основополагающие глобальные принципы отражения мироустройства. Ина-

че говоря, это влияние на концепт философских оснований существующего в

определенную эпоху мировоззрения. И «вторичное изначальное» – содержит в

себе некоторые основополагающие глобальные принципы, определяющие бы-

тие человека в этом мироустройстве. Это отражение в концепте научной кар-

тины мира. Второй блок включает в концепт элементы, определяющие выбор

конкретного историка: «детерминированное», которое определяется реально-

стью этого отражения мироустройства для его определённой части (религи-

озной, исторической, географической, гендерной, национальной, социальной,

корпоративной и т. п.) и «вторично детерменированное», которое определяется

спецификой человеческого бытия в данной части отражения мироустройства.

Третий блок отсылает нас к повествовательной стратегии историка: к «озна-

ченному», которое фиксируется спецификой семиотических моделей хранения

и трансляции данной части отражения мироустройства (особенности научного

Коновалова Н. А., Метель О. В. Мыслить «стратегически»...

стиля) и «вторично означенному», которое фиксируется спецификой реализа-

ции семиотических моделей человеческого бытия в данной части отражения

мироустройства – это специфика выбранного историком нарратива или, иначе

говоря, повествовательной стратегии. Четвертый блок отражает мобильность

(движение) концепта в научной дисциплине, которая может обеспечиваться как

через личные связи (дискуссии, связь «учитель-ученик»), так и безличные (ин-

тертекстуальность). Эти элементы в рамках концепта Ю. Е. Прохоров обозна-

чил как «именованное», которое конвенционально номинирует систему описа-

ния данной части отражения мироустройства (концепт в его первоначальном

варианте), и «вторично именованное», которое конвенционально обеспечивает

вербальное человеческое общение в данной части отражения мироустройства –

в этом случае имеется в виду концепт в его последующем функционировании.

Таким образом, концепт научного исторического текста выступает в роли

ядра, стягивающего вокруг себя все уровни историографического анализа, что

дает надежду на казавшуюся ранее призрачной целостность историографиче-

ского знания.

Примечания

Работа проводилась при финансовой поддержке Федерального агентства по науке и

инновациям, государственный контракт 02.740.11.0350.

Подобная мысль в той или иной форме была высказана отечественными историками.

См., напр.: Ерофеев Н. А. К вопросу о предмете и задачах историографии // Методоло-

гические и теоретические проблемы исторической науки : межвуз. темат. сб. / под ред.

М. В. Нечкиной. Калинин : Калин. гос. ун-т, 1980. С. 6; Крих С. Б. М. И. Ростовцев и

М. Финли : два типа ученого // Мир историка : историогр. сб. / под ред. Г. К. Садрет-

динова, В. П. Корзун. Вып. 2. Омск : ОмГУ, 2006. С. 6; Камынин В. Д. Теоретические

проблемы историографии как научной и учебной дисциплины на рубеже XX–XXI сто-

летий // Изв. Урал. гос. ун-та. Сер. 1. Проблемы образования, науки и культуры. 2010.

№ 3. С. 54; Свешников А. В. Петербургская школа медиевистов начала XX в. Попытка

антропологического анализа научного сообщества. Омск : ОмГУ, 2010. С. 31 и др.

Вступительное слово председателя научного совета по проблеме «История истори-

ческой науки» академика М. В. Нечкиной // История и историки. 1979 : историогр.

ежегодник. М. : Наука, 1982. С. 250.

См., напр.: Нечкина М. В. История истории (некоторые методологические вопросы

истории исторической науки) // История и историки : сб. ст. М. : Наука, 1965. С. 12.

Интересны очерки советского периода о тех или иных авторах, когда главное внима-

ние (даже исходя из названия) оставалось приковано к концепции, а биография выпол-

няла роль вспомогательного элемента. См.: Нечкина М. В. Василий Осипович Ключев-

ский. История жизни и творчества. М. : Наука, 1974; Сафронов Б. Г. Историческое ми-

ровоззрение Р. Ю. Виппера и его время. М. : МГУ, 1976; Данилова А. П. Р. Ю. Виппер

как историк античности // Вестн. древ. истории. 1984. № 1. С. 160–174.

См., напр.: Портреты историков : (Время и судьбы) : в 2 т. М. : Университ. кн. ; Иеру-

салим : Gesharim, 2000 и др.

Подробнее о данных процессах см.: Копосов Н. Е. Почему стареет Клио? // Хватит уби-

вать кошек! Критика социальных наук. М. : Новое лит. обозрение, 2005. С. 120–141.

«Подвижный фронтир»...

Маркова Л. А. Томас Кун вчера и сегодня // Философия науки. 2004. Вып. 10. С. 46.

Осознание распада метанарративов в историографии пришло еще в советский пе-

риод, получив выражение в представлении о «невозможности крупных обобщающих

исследовательских трудов». См.: Ерофеев Н. А. Указ. соч. С. 9.

Коллинз Р. Социология философии. Глобальная теория интеллектуального измене-

ния. Новосибирск : Сиб. хронограф, 2002. С. 75.

Поппер К. Эпистемология без познающего субъекта // Поппер К. Логика и рост на-

учного знания. Избранные работы / сост., общ. ред. и вступ. ст. В. Н. Садовского. М. :

Прогресс, 1983. С. 440.

Поппер К. Указ. соч. С. 489.

Аллахвердян А. Г., Мошкова Г. Ю., Юревич А. В., Ярошевский М. Г. Психология

науки : учеб. пособие. М. : Моск. психол.-соц. ин-т : Флинта, 1998. С. 68–78.

Подобная особенность, связанная с возникновением сложностей при толковании

действий человека как «извне», так и «изнутри», была отмечена еще М. Вебером. См.:

Вебер М. Критические исследования в области логики наук о культуре // Вебер М. Из-

бранные произведения / сост., общ. ред. Ю. Н. Давыдова ; предисл. П. П. Гайденко. М.

: Прогресс, 1990. С. 476–478.

О деконструкции в ее «авторском прочтении» см.: Деррида Ж. О грамматологии. М.

: Ad Marginam, 2000.

Румянцева М. Ф. Историография в историческом исследовании и в образовательной

практике // Доклады XXII международной научной конференции «Историография ис-

точниковедения и вспомогательных исторических дисциплин» (Москва, ИАИ РГГУ,

28–30 янв. 2010 г.) URL : http://vestnik.rsuh.ru/article.html?id=252671.

Репина Л. П. Стратегии и исследовательские модели современной исторической нау-

ки // Проблемы методологии и источниковедения в историческом исследовании. Сама-

ра : Самар. гуманитар. акад., 2011.

Степин В. С. Основания науки и социокультурная размерность // Наука в культуре /

под ред. В. Н. Поруса. М., 1998. С. 67.

Кизюков С. Типы и структура исторического повествования. М. : Мануфактура,

2000. С. 34–36.

Фуко М. Археология знания. Киев, 1996. С. 65.

Прохоров Ю. Е. В поисках концепта. М. : Флинта : Наука, 2008. С. 46.

Меньковский В. И. Советология...

В. И. Меньковский

(Белорусский государственный университет,

г. Минск, Республика Беларусь)

СОВЕТОЛОГИЯ КАК АКАДЕМИЧЕСКАЯ

ИСТОРИЧЕСКАЯ ДИСЦИПЛИНА (В ЗАЩИТУ СОВЕТОЛОГИИ)

В современном российском политическом дискурсе понятие ‘советология’

приобрело политизированное значение и используется для обозначения дис-

циплины, обслуживающей нужды правительств западных стран и враждеб-

но настроенной по отношению к России. К примеру, В. В. Путин, выступая

в Колумбийском университете 26 сентября 2003 г., призвал упразднить сове-

тологию, имея в виду науку, служившую «инструментом, чтобы нанести друг

другу как можно больше ударов, уколов и всяческого вреда»

. Д. А. Медведев

в октябре 2008 г. на проходившей во французском городе Эвиане междуна-

родной конференции заявил, что «советология, как паранойя – очень опасная

болезнь» и «жаль, что ею по сей день страдает часть администрации США»

Распад Советского Союза вызвал кризис советологии, дисциплины, зани-

мавшейся исследованием стран коммунистического блока. После исчезновения

СССР как стратегического противника Запада встал вопрос о целесообразно-

сти продолжения масштабного изучения региона. В англо-американской ака-

демической среде развернулись дискуссии о дальнейшей судьбе советологии.

Одновременно начался процесс становления современного россиеведения, его

вживание в научную и образовательную системы западных стран.

Термин ‘советология’ получил широкое распространение в англоязычной

историографии в 1960-е гг. Оксфордский словарь отмечает его первое упо-

требление в лондонском еженедельнике «Наблюдатель» (Observer) 3 января

1958 г., хотя он был использован еще раньше, в 1956 г., во франкоязычной

литературе. А сама концепция использования термина сформировалась в среде

русских интеллектуалов-эмигрантов в США и Западной Европе, вынужденных

покинуть Родину после российской революции и Гражданской войны

В академических кругах термин поначалу был воспринят достаточно осто-

рожно. На рубеже 1950–1960-х гг., как писал Д. Армстронг, «основатели аме-

«Подвижный фронтир»...

риканского изучения СССР все еще отвергали определение “советология”,

отдавая предпочтение более банальному “изучению российского региона”»

A. Улам отмечал в середине 1960-х гг., что «“советология” – ужасное слово, но

как можно его не использовать?»

. К такой позиции был близок и С. Коэн, для

которого «советология – неэлегантное, но полезное слово»

. M. Малиа опи-

сывал советологию как «академическую дисциплину, известную сначала под

скромным определением “изучение региона”, а затем под более амбициозным

и научно звучащим понятием “советология”»

В русскоязычной историографии понятие ‘советология’ используется с

1960-х гг., хотя в трудах различных авторов встречаются неоднозначные вари-

анты его трактовки и перевода. Например, Б. Марушкин употреблял термины

‘советоведение’, ‘советовед’, а Р. Редлих писал о ‘большевизмоведении’

. Е. Пе-

тров определял советологию как «совокупность западных наук, изучающих со-

ветское общество во всем его многообразии и конкретности»

. Автор отмечал,

что в XX в. среди наук политического плана возникла, окрепла и обрела само-

стоятельность в мировом научном сообществе такая отрасль междисциплинар-

ных исследований, как «советология», хотя ее название столь условно, посколь-

ку другим она более знакома как «советоведение» или «кремленология». В лите-

ратуре можно встретить самые разные и порой взаимоисключающие попытки ее

наименования как «марксологии» либо «россиеведения»

. Он считал, что «рус-

ским вопросом» в США занималось множество нетрадиционных дисциплин от

славистики и советологии до марксологии и кремленологии, но наиболее син-

тетической из них на протяжении столь долгих лет оставалась и остается «рос-

сиеведение». «Вопрос о ее релевантности (соответствия решаемых задач обще-

ственным потребностям) еще неоднократно будет дискутироваться в академиче-

ских кругах. Ограничимся констатацией факта – россиеведческая элита Запада

по праву доказала, что она существует и с ее мнением нужно считаться»

Авторы справочника «Американские советологи» подчеркивали, что, уста-

навливая принципы отбора персоналий, составители с самого начала стол-

кнулись с трудностями, вызванными отсутствием как в марксистской, так и в

самой американской буржуазной литературе точных критериев определения

понятия ‘советология’. Расширительное толкование этого понятия допускало

отнесение к советологам всех исследователей, кто в той или иной мере зани-

мался изучением СССР и других социалистических стран, мирового коммуни-

стического движения. При наиболее узком толковании круг советологов огра-

ничивался теми, кто специализировался только по Советскому Союзу. Среди

273 персоналий, представленных в справочнике, – представители гуманитар-

ных дисциплин, занимавшиеся изучением истории, экономики, политическо-

го строя, социальной структуры, идеологии и культуры, внешней политики и

международных связей социалистических государств

В англо-американской историографии термин ‘советология’ имеет различное

толкование. Многие авторы ограничивали советологию современностью (теку-

щими событиями) при всей неопределенности того, что мы считаем современно-