Алеврас Н.Н., Гришина Н.В., Краснова Ю.В. (ред.) История и историки в пространстве национальной и мировой культуры XVIII-XXI веков

Подождите немного. Документ загружается.

Согрин В. В. Историографии России и США...

Этим термином пользоваться не буду, напротив, отмечу, что российские

ученые, среди них и историки, восприняли американский обществоведческий

«десант» с удовлетворением и в своем большинстве проявили готовность учи-

тывать его теоретические разработки в собственных работах. Если не все, то

многие среди них были готовы строить отношения с социальными и гумани-

тарными науками США в режиме диалога, а не противоборства, как это было

прежде. Реакция американских обществоведов была, на мой взгляд, несколько

иной. Они готовы были к роли учителей, но не к диалогу равных.

В качестве одного примера приведу публикацию в США в постсоветский

период четырех выпусков работ российских американистов, сопровождае-

мых комментариями американских историков и ответами российских авто-

ров. Общее название выпусков – «Российско-американский диалог по истории

политических партий США». Первая книга, изданная в 1989 г., была посвя-

щена периоду Нового курса; вторая, вышедшая в 1995 г., охватывает период

Американской революции; третья книга, увидевшая свет в 1997 г., посвящена

российско-американским культурным связям до 1914 г.; наконец, четвертая, из-

данная в 2000 г., вмещает всю историю США. Само издание в целом нельзя

признать вполне удачным по той причине, что в него включены работы рос-

сийских историков, увидевших свет в советский период, преимущественно в

1960–1970-е гг., то есть за 20–30 лет до их перевода на английский язык. К

1990-м гг., учитывая серьезную трансформацию российской американистики,

о которой я говорил, они в ряде отношений устарели. Тем не менее, это лучшие

работы советского периода, выдержанные в духе школы Н. Сивачева, о которой

я говорил выше. Нужно сказать, что предисловия во всех четырех книгах напи-

саны именно в форме научного диалога, учитывавшего веяние времени, а вот

комментарии американских историков к конкретным статьям выдержаны во

многих, если не в большинстве случаев, в духе холодной войны с откровенной

претензией на знание ими абсолютной истины.

Приведу два примера, касающихся моих собственных статей. В книге 1995 г.

Полин Мейер, комментатор моей статьи, увидевшей свет в 1978 г. и посвящен-

ной сравнению социально-политических взглядов Т. Джефферсона, Т. Пейна

и Б. Франклина, уделила ей 16 страниц. Назвав меня историком из «поистине

другого мира», по-видимому, как я полагаю, «третьего мира», Мейер высоко-

мерно отказалась вникать в мои выводы, аргументы, сравнения, сосредоточив-

шись на изложении собственных работ и взглядов (вот так надо писать, нера-

дивый ученик из третьего мира!), а также перечислении работ американских

авторов, которые увидели свет после выхода моей статьи в оригинале и мною,

естественно, не были использованы. Прочитав комментарий Мейер, я был вы-

нужден ответить ей в конфронтационном стиле. В моем ответе на полстраницы

я подчеркнул, что Мейер не обнаружила никакого желания избавиться от мен-

тальности холодной войны, что она прочно подчинена американскому стерео-

типу национального превосходства США над всеми странами и народами, что

Маркс отнюдь не глупее Мейер, что мессианизм не лучший метод спора с оп-

«Подвижный фронтир»...

понентом

. В другой книге моя статья о возникновении политических партий в

США вместе со статьей М. Власовой о демократах и вигах комментировалась

У. Шейдом. В ответах я и М. Власова были единодушны в том, что Шейд руко-

водствовался стереотипами, характерными в восприятии зарубежной, особенно

российской, американистики историками США

. Уверенность в превосходстве

американской исторической науки и в том, что российские авторы могут в луч-

шем случае повторить то, что написали американцы – вот лейтмотив Шейда.

Это отношение к российским обществоведам и историкам как к авторам,

которые не могут открыть американцам ничего, что они не знают сами, ярко

проявляется и в современном идейно-информационном обмене между Росси-

ей и США. Это не обмен, а улица с односторонним движением. Я уже назвал

десятки американских обществоведов, переведенных в 1990–2000-е гг. на рус-

ский язык. Могу назвать еще не менее ста. Если же я предложу американским

историкам назвать имена хотя бы трех-четырех российских профессиональных

историков-американистов, исследовательские монографии которых были из-

даны в эти же десятилетия в США, то, боюсь, что поставлю их в тупик. В душе

же, не сомневаюсь, большинство американских историков поморщатся: да что

могут нового сообщить нам авторы из России? Получается, что в американ-

ском восприятии все российские историки вместе взятые не стоят даже одной

трети Пайпса.

Менторский тон, этот индикатор мессианского сознания и чувства нацио-

нального превосходства, сохраняется у нынешних американских ученых при

анализе российского общества. Известный российский американист Э. Бата-

лов убедительно показал это в своей последней книге, один из разделов кото-

рой посвящен сегодняшней русистике США. Большинство американских по-

литологов и историков, среди них и Р. Пайпс, исходят из того, что в российском

историко-культурном коде демократический ген отсутствует, а это является

основополагающей причиной невозможности демократического строитель-

ства в постсоветской России. «В общем, – заключает Э. Я. Баталов, – к концу

второго срока президентства Путина Россия предстала в глазах американских

аналитиков уже не просто в образе плохого ученика, но еще и в образе отступ-

ника от демократии и чуть ли даже не источника угрозы для демократическо-

го мира»

Как явствует из исследования Э. Я. Баталова, типичным американским оцен-

кам российского политического процесса присущ ряд методологических недо-

статков, главным среди которых является его «измерение» на основе демокра-

тических норм собственной страны, рассматриваемых как универсальные, как

образец для подражания во всем мире. Это реальный научный недостаток, и

заключается он, конечно, не в том, что американские русисты указывают на не-

демократические черты российской политики, а в том, что занимают при этом

назидательно-поучающую позицию, произносят, замечая или не замечая этого,

«приговоры» и «выговоры», выступают в роли представителей нации, наде-

лившей себя по собственной воле миссией построения мировой демократии.

Согрин В. В. Историографии России и США...

Матрица конфронтации, к сожалению, еще сохраняет прочные позиции во

взаимоотношениях историографий двух стран. Возлагать вину за это только на

американских ученых было бы, конечно, явным преувеличением. Российская

ментальность также сохраняет конфронтационные черты, которые не могут не

влиять на историческую науку. В 2000-е гг. конфронтационные начала в отно-

шении России к США, в сравнении с 1990-ми гг. усилились. Это показательным

образом отразилось на книгах американских авторов, переводимых и издаваемых

в России. Если в 1990-е гг. среди этих книг откровенно доминировали работы ли-

беральных и консервативных авторов, создающих в высшей степени позитивный

образ Америки, то в 2000-е гг. все больший удельный вес занимают авторы, жест-

ко критикующие Америку. Это в основном радикальные исследователи, такие,

как К. Паренти, Г. Зинн, Г. Видал, но также и те, как консерватор-традиционалист

П. Бьекенен, которые жестко критикуют внутреннюю и внешнюю политику

США

. Показательно, что российские книжные издательства, публикующие эти

книги за счет патриотических отечественных спонсоров (а в 1990-е гг. американ-

ские авторы издавались по преимуществу при финансовой поддержке Информа-

ционного агентства США), публикуют их в рубрике «Америка против Америки».

То есть, читателю хотят сказать: пороки и недостатки Америки реальны, если

признаются самими американцами, а не отечественным агитпропом.

Впрочем, и отечественный агитпроп в 2000-е гг. резко усилил антиамери-

канскую пропаганду. Главные пропагандисты ведущих телевизионных кана-

лов России, такие как М. Шевченко, М. Леонтьев, А. Пушков, активно привле-

кают для разоблачения американских пороков ученых-американистов. В связи

с этим хочу поделиться с современными учеными-американистами, предла-

гающими свои услуги антиамериканскому агитпропу, такой мыслью: лавров

нового Валентина Зорина [ученый-американист советского периода, активно

развенчивавший США в собственной программе на ведущем телевизионном

канале – В. С.] вам не снискать, а вот потерять авторитет в профессиональной

отечественной американистике, обретшей полнокровную научную объектив-

ность в 1980–1990-е, легко.

Итак, и для американской, и для российской историографий смена проти-

воборства на диалог остается актуальной задачей. Не будет лишним кратко

сформулировать различие между двумя категориями. Противоборство означает

стремление к научной монополии, к дискредитации и устранению оппонента-

соперника, а диалог означает взаимообмен научными результатами и дискус-

сию в целях совместного приближения к научной истине, что предполагает

восприятие у оппонента рациональных аргументов, выводов, достоверных

фактов. Противоборство – это «игра с нулевой суммой», а диалог – это на-

учное обогащение каждой стороны за счет убедительных аргументов и нео-

провержимых фактов оппонента, это приращение общего знания в интересах

исторической науки в целом.

Необходимо признать, что культура диалога в российской историографии

еще далеко не сформирована, у многих историков она отсутствует, но в ее раз-

«Подвижный фронтир»...

витии в постсоветский период достигнуты позитивные результаты. На мой

взгляд, в развитии отечественной американистики принципиально важным но-

вым явлением является именно изменение ее взаимоотношения с зарубежной

исторической наукой в целом и американской в частности. В советский период,

как уже было отмечено, эти взаимоотношения включали в качестве основопо-

лагающей составляющей борьбу с буржуазной историографией. Возможность

творческого восприятия тех или иных положений зарубежной историографии

практически касалась только тех школ, которые были близки к марксизму, а

в отношении выводов, подходов, концепций иных школ предполагалась оп-

позиционная, зачастую непримиримая позиция. В постсоветский период эта

установка утрачивала значение, борьба с буржуазными школами уступала ме-

сто диалогу и дискуссии со всеми без исключения направлениями и течения-

ми мировой исторической науки, а главным критерием отношения к выводам

и концепциям той или иной школы становится их соответствие исторической

реальности, а не ценностно-мировоззренческие предпочтения представителей

данной школы. Отечественная американистика, как и вся отечественная исто-

рическая наука, сохраняя национальные черты, вместе с тем стала все более

тесно интегрироваться в мировую историческую науку, что влечет за собой

признание и максимальный учет научных достижений самых разных, в том

числе противостоящих, жестко конфликтующих исследовательских школ.

Такой подход к зарубежным научным школам, конечно, порождает ряд про-

блем, прежде неизвестных, а главная проистекает из того, что зарубежные на-

учные школы часто находятся между собою не просто в соперничающих, а

в антагонистических отношениях, и механическое, непрофессиональное вос-

приятие их научных результатов может привести к чудовищной эклектике или

принятию в изложении той или иной проблемы беспринципной позиции «с

одной стороны, но с другой стороны». Серьезность этой проблемы я уже иллю-

стрировал при помощи переведенных на русский язык на современном этапе

двух классических фундаментальных работ по истории США, принадлежащих

признанным лидерам соперничающих и даже непримиримых научных школ

Сделаю это кратко и сейчас. Первая работа – это трехтомный труд Д. Бурстина,

посвященный историческим этапам и в первую очередь материальным дости-

жениям североамериканской цивилизации

. Вторая работа – объемная моно-

графия Г. Зинна «Народная история США»

, изданная в Соединенных Штатах

впервые в начале 1980-х гг. и выдержавшая в течение последующего периода

около 10 изданий. Оба труда получили самую широкую известность в США, а

имена их авторов вошли в золотой фонд американской исторической науки. Но

эти работы разительно отличаются и по подходам к американской истории, и

по привлеченному материалу, и по выводам.

Труд Бурстина – это история предприимчивого американского народа и

индивидуумов из самых разных социальных слоев, добивающихся успехов в

самых разных сферах, в первую очередь материально-экономической, на всех

этапах истории. Это история тех, кого в Америке называют «победителями»

Согрин В. В. Историографии России и США...

(winners), и именно они, как явствует из труда Бурстина, составляют большин-

ство нации, именно они являются типичными американцами. Работа же Зинна

– по преимуществу история тех, кто на разных этапах американской истории

оказывался в рядах «проигравших» (losers) – это индейцы, чернокожие, испа-

ноязычные, белые бедняки и подавляющее большинство женщин всех рас. Со-

гласно Зинну, именно эти «проигравшие», а отнюдь не «победители» составля-

ли большинство нации, они и есть американский народ.

Позиции Бурстина и Зинна отражают не их индивидуальные особенности, а

важнейшую черту американской исторической науки в целом. Во все времена

она была разделена на соперничающие школы. Объективная оценка разных

школ американской историографии крайне важна для определения российски-

ми американистами самостоятельной исследовательской позиции в изучении

истории США. Я привлекаю внимание к важной особенности историографии

США, которая ярко свидетельствует, что изучение своей истории любой на-

циональной историографией неизменно испытывает сильнейшее влияние со

стороны политики, соперничающих идеологий, различающихся обществен-

ных сил собственной страны. Наличие данной особенности у американской

профессиональной историографии, помимо всего прочего, убеждает, что у спе-

циалистов из других стран, в том числе у российских американистов, рассма-

тривающих историю США «со стороны», есть определенные преимущества

для занятия непредвзятой научной позиции.

Примером современной национальной особенности, влияющей на историче-

скую науку США, но чуждой российской американистике, является, например,

политкорректность – набор мировоззренческих установок, оформившихся в

американском обществе, в первую очередь в либеральных кругах (но ее не в

состоянии проигнорировать и консерваторы), под воздействием общественно-

политических процессов и изменений последней трети ХХ в.

В историографии США укоренились «женские» и «афроамериканские» ис-

следования, в университетах появились соответствующие кафедры и учебные

курсы. В результате научная картина американской истории серьезно разноо-

бразилась и пополнилась. Но в изучении новой проблематики обнаружились

и серьезные перекосы, находящиеся в явном противоречии с принципами

историзма. Многие историки в своем исследовательском видении подчини-

лись либеральной политкорректности, которая фактически наложила табу на

критические суждения в отношении афроамериканского, равно как и женского

движений. Важнейшие события прошлого, такие как Война США за незави-

симость, Гражданская война, Прогрессивная эра начала ХХ в. и Новый курс

1930-х гг. стали оцениваться не столько в связи с их позитивными нововведе-

ниями в сравнении с предшествующими эпохами, сколько в связи с неспособ-

ностью обеспечить равные права афроамериканцам, женщинам, как и другим

«угнетенным» социальным группам.

Все вышесказанное свидетельствует, что у российских американистов есть

основания вырабатывать собственную исследовательскую позицию в пости-

«Подвижный фронтир»...

жении исторического опыта США. Для самого себя я формулирую эту по-

зицию так: раскрывать и исследовать максимально полно самые разнообраз-

ные явления и стороны американской истории, все ее «плюсы» и «минусы» и

стремиться к нахождению их объективного соотношения, точной меры. Конеч-

но, понятия «плюсы» и «минусы» американской истории не могут не отразить

присутствия у историка определенной мировоззренческой позиции. Если по-

пытаться обозначить мою собственную позицию, то я бы предпочел определе-

ние ‘гуманистический подход’. Улучшение материального положения, условий

и качества жизни, свободы не одного или даже нескольких социальных классов

и групп, а всех их, равно как и всех членов общества и всего народа, – этот кри-

терий присутствует в моем сознании при оценке эволюции любого общества,

в том числе и американского. Но, конечно, данный подход в профессиональной

исторической работе не может абсолютизироваться, приобретать характер им-

ператива, ибо это создает опасность перехода на позицию, схожую с политкор-

ректностью. Наиболее надежным противоядием от этой опасности опять-таки

является историзм – оценка исторических изменений в контексте исторических

возможностей и условий страны, как и в связи с тем, как, в каком направлении

они обновили общество в сравнении с предшествующими этапами истории.

Другие историки могут придерживаться иных мировоззренческих позиций.

И эти мировоззренческие несовпадения также являются важной причиной

того, что между историками всегда сохранятся различия, а российская исто-

риография не станет копией американской, и наоборот. Важно только, чтобы

эти различия не возводились в абсолют, не вели к замене диалога историогра-

фий противоборством. Эта опасность может нейтрализоваться теми профес-

сиональными чертами исторической науки, которые имеют универсальный

характер.

Примечания

Идеологический ритуал требовал обозначить борьбу с буржуазной историографи-

ей в самом названии историографической работы. Мой учитель, И. П. Дементьев,

рассказывал, что когда он публиковал кандидатскую диссертацию об американской

историографии Гражданской войны в США, ему пообещали увеличить тираж книги

в несколько раз, если он употребит в названии сакральное слово фальсификация. Но

он отказался (См. Дементьев И. П. Американская историография Гражданской войны

в США (1861–1865).М., 1963. Но если бы он писал об американской историографии

российской истории, такой отказ грозил бы обвинением в утрате классового чутья.

Об итогах деятельности коллектива см.: Маныкин А. С., Никонов В. А., Рогулев Ю. Н.,

Язьков Е. Ф. Некоторые итоги изучения истории двухпартийной системы США // Но-

вая и новейш. история. 1988. № 2; Галкин И. В., Маныкин А. С., Печатнов В. О. Двух-

партийная система в политической истории США // Вопр. истории. 1987. № 9.

См. напр.: Ален Дж. Реконструкция : битва за демократию. М., 1963; Аптекер Г. : 1)

Колониальная эра. М., 1961; 2) Американская революция, 1763–1783. М., 1962; Бим-

ба А. История американского рабочего класса. М., 1930; Вильямс В. Э. Трагедия аме-

риканской дипломатии. М., 1960; Перло В. Империя финансовых магнатов. М., 1958;

Согрин В. В. Историографии России и США...

Рочестер А. Американский капитализм, 1607–1800. М., 1950; Фонер Ф. История ра-

бочего движения в США. Т. 1–5. М., 1949–1983; Фостер У. З. Негритянский народ в

истории Америки. М., 1955.

Пайпс Р. : 1) Россия при старом режиме. М., 1993; 2) Струве. Биография. Т. 1–2. М.,

2001; 3) Русская революция. Кн. 1. Агония старого режима. 1905–1917. М., 2005; 4)

Русская революция. Кн. 2. Большевики в борьбе за власть. 1917–1918. М. : Захаров,

2005; 5) Русская революция. Кн. 3. Россия под большевиками. 1918–1924. М. : Захаров,

2005; 6) Русский консерватизм и его критики. М., 2008.

Бейлин Б. Идеологические истоки Американской революции. М., 2009; Бурстин Д.

: 1) Американцы : колониальный опыт. М., 1993; 2) Американцы : демократический

опыт. М., 1993; 3) Американцы : национальный опыт. М., 1993; Лернер М. Развитие

цивилизации в Америке. Т. 1–2. М., 1992; Шлезингер А. М. Циклы американской исто-

рии. М., 1992; Харц Л. Либеральная традиция в Америке. М., 1993; Тернер Дж. Ф.

Фронтир в американской истории. М., 2009.

См. например: Белл Д. Грядущее постиндустриальное общество. М., 1999; Бжезин-

ский З. : 1) Великая шахматная доска. Господство Америки и его геостратегические

императивы. М., 1998; 2) Глобальное господство или глобальное лидерство. М., 2004;

Даль Р. : 1) Введение в экономическую демократию. М., 1991; 2) О демократии. М.,

2000; 3) Демократия и ее критики. М., 2003; Дьюи Дж. Демократия и образование.

М., 2000; Кеннеди П. Вступая в двадцать первый век. М., 1997; Киссинджер Г. Ди-

пломатия. М., 1997; Лейпхарт А. Демократия в многосоставных обществах : сравни-

тельное исследование. М., 1997; Сантаяна Д. Характер и мировоззрение американцев.

М., 2003; Смелзер Н. Социология. М., 1994; Фукуяма Ф. : 1) Наше постчеловеческое

будущее. М., 2004; 2) Америка на распутье. Демократия, власть и неоконсервативное

наследие. М., 2008; Хантингтон С. : 1) Третья волна. Демократизация в конце ХХ века.

М., 2003; 2) Столкновение цивилизаций. М., 2003; 3) Кто мы? Вызовы американской

национальной идентичности. М., 2004; Шумпетер Й. Капитализм, социализм и демо-

кратия. М., 1995.

Russian-American Dialogue on the American Revolution / ed. G. S. Wood, L. G. Wood.

Columbia ; L., 1995. P. 105–142.

Russian-American Dialogue on the History of U.S. Political Parties / ed. E. F. Yazkov,

L. W. Potter. Columbia ; L., 2000. P. 75–77.

Баталов Э. Я. Проблема демократии в американской политической мысли ХХ века.

М., Прогресс – Традиция, 2010. С. 326.

Бъюкинен П. Дж. : 1) Смерть Запада. М. ; СПб., 2003; 2) Правые и не-правые. Как

неоконсерваторы заставили нас забыть о рейгановской революции и повлияли на пре-

зидента Буша. М., 2006; Видал Г. Почему нас ненавидят. Вечная война ради вечного

мира. М., 2006; Зинн Г. Народная история США. М., 2006; Капхен Ч. Закат Америки.

Уже скоро. М., 2004; Паренти М. : 1) Демократия для избранных. Настольная книга о

политических играх США. М., 2006; 2) Власть над миром. Истинные цели американ-

ского империализма. М., 2006.

Согрин В. В. Исторический опыт США. М., 2010. С. 15–16.

Бурстин Д. : 1) Американцы : колониальный опыт; 2) Американцы : демократиче-

ский опыт; 3) Американцы : национальный опыт.

Зинн Г. Народная история США. М., 2006.

«Подвижный фронтир»...

В. Д. Камынин

(Уральский государственный университет им. А. М. Горького,

г. Екатеринбург)

ДИССЕРТАЦИЯ ПО ИСТОРИОГРАФИИ:

ИЗ ОПЫТА МЕТОДОЛОГИЧЕСКОГО И ТЕОРЕТИЧЕСКОГО

ОБОСНОВАНИЯ ИССЛЕДОВАНИЙ

Становление историографических исследований в нашей стране происходи-

ло во второй половине 1950-х – 1960-е гг. Для историографов того времени не

приходилось задумываться над тем, на каких методологических и теоретических

основаниях должны строиться методологические исследования. Во введении к

первому тому «Очерков истории исторической науки в СССР» было записано:

«Историография имеет единую со всеми общественными науками теоретиче-

скую и методологическую основу – исторический материализм, представляю-

щий собою распространение диалектического материализма на область обще-

ственных явлений, в частности на изучение истории общества. Имея свой осо-

бый предмет, отличный от предмета исторической науки, историография опира-

ется на те же методологические основы, что и сама историческая наука»

М. В. Нечкина отмечала, что поскольку историографическая наука явля-

лась сравнительно молодой научной дисциплиной, то необходимо было скон-

центрировать внимание исследователей, занимающихся историографией, на

разработке методологических вопросов, без которых историография «может

остаться чисто описательной “фактографической” отраслью, волей-неволей

дублирующей историческую библиографию и только излагающей более под-

робно содержание исторических работ»

. Усилиями М. В. Нечкиной, Е. Н. Го-

родецкого, В. А. Дунаевского, А. И. Зевелева, В. Е. Иллерицкого, Р. А. Кирее-

вой, В. А. Муравьева, А. М. Сахарова, А. Н. Цамутали, А. П. Шапиро и др.

были разработаны методологические и теоретические основы историографи-

ческого исследования. Объединяло всех этих авторов, во-первых, то, что они

рассматривали эти вопросы в рамках марксистско-ленинской методологии, во-

вторых, то, что острие их исследований было направлено на критику как рос-

сийской дореволюционной, так и зарубежной историографической науки.

Камынин В. Д Диссертация по историографии...

Сказанное выше не означает, что следует полностью отрицать вклад совет-

ских ученых в разработку методологических и теоретических проблем истори-

ографии. Анализ научных конференций по историографии, которые проводи-

лись в 1970–1980-е гг. в различных городах Советского Союза, показывает, что

рассматриваемые на них теоретические и методологические вопросы вызыва-

ли острые научные дискуссии. Не было единства мнений у советских ученых

в определении таких важных понятий, как предмет и функции историографи-

ческих исследований, периодизация истории исторической науки, историогра-

фический факт и историографический источник и т. д.

Весьма ценным следует признать понимание советскими историографа-

ми того, что в условиях происходящего интенсивного процесса интеграции и

дифференциации знаний необходимо развивать междисциплинарность прово-

димых исследований «при помощи теоретико-методологического анализа на

основе синтеза наук и на “стыках” разных ее отраслей»

В условиях «методологического вакуума», который образовался в конце

перестройки в исторической науке, историографам приходилось либо вообще

обходить вопрос о методологии исследования, отделываясь утверждениями о

кризисе марксистского понимания истории и его неприменимости «для анали-

за того, что было в истории советского общества, поскольку оно развивалось

не по плану, разработанному основоположниками марксизма»

, либо призы-

вать к необходимости «нового прочтения» марксистско-ленинского теоретиче-

ского наследия

После «методологической революции», произошедшей в первой половине

1990-х гг., разрушившей монополию марксистской методологии и утвердив-

шей в науке методологический плюрализм, в историографических исследова-

ниях при обосновании методологической основы исследования наблюдается

большой разнобой. Анализ работ по историографии, увидевших свет в нашей

стране за последние двадцать лет, наталкивает на размышления, с которыми

автор делится на страницах данной статьи. Для реализации заявленной в статье

темы наиболее предпочтительными являются диссертационные исследования,

поскольку квалификационный характер этих работ обязывает их авторов спе-

циально высказать свою позицию в этом вопросе.

Выделяются два этапа в отношении современных историографов к обоснова-

нию методологических и теоретических оснований проводимых исследований.

В историографических исследованиях первой половины 1990-х гг. в каче-

стве методологической основы выступал «обновленный» марксистский под-

ход. Весьма популярным было «примиренческое» предложение академика

И. Д. Ковальченко, высказанное в его последних работах. Оно сводилось к

тому, что в условиях происходившей «методологической революции» иссле-

дователям необходимо отказаться от попытки создания новой универсальной

и абсолютной теории и методов исторического познания и строить новую ме-

тодологию на основе синтеза идей и методов

. Весьма показательной в этом

отношении являлась работа В. С. Прядеина. Он объявил общефилософской

«Подвижный фронтир»...

основой своего исследования «обновленную и обновляемую диалектику, новые

подходы к ее категориям и законам». В то же время автор провозгласил в каче-

стве философско-исторической основы «новый теоретико-методологический

синтез – многомерно-узловую концепцию, не исключающую в принципе ни

одну историософскую теорию: формационную, цивилизационную, синергети-

ческую и т. д.»

На рубеже ХХ–ХХI столетий историографы стали отказываться от методо-

логической «всеядности» и более четко определять методологические основа-

ния своих исследований. В литературе можно встретить несколько мнений по

вопросу о том, насколько необходима современному историографу собствен-

ная методология исследования.

Большая часть авторов дистанцируется от формулировки методологических

оснований, на которых строится их исследование, и сводит эти основания к

совокупности методов исследования. Такой подход сплошь и рядом встречает-

ся в кандидатских диссертациях, однако он характерен и для некоторых соис-

кателей докторской степени в области историографии. Н. И. Морозов пишет:

«Автор данной диссертационной работы исходит из общих методологических

принципов историзма и объективности, а также общепризнанных критериев

историографического анализа»

Следует указать, что зачастую к такому варианту составления методологи-

ческого раздела диссертации подталкивают некоторые диссертационные сове-

ты, которые при приеме научной работы к защите настаивают на том, что исто-

риография, как вспомогательная (или специальная) историческая дисциплина,

не может иметь собственной методологии исследования. Автор данной статьи

столкнулся с подобным подходом при защите в 2010 г. в Институте истории и

археологии УрО РАН двух руководимых им кандидатских (С. В. Сосновских и

М. А. Стихина) и одной докторской (Е. А. Игишева) диссертаций. В результате

соискатели вынуждены были вопреки воле научного руководителя свести ме-

тодологическую основу своих диссертаций к общенаучным принципам и раз-

нообразным методам историографического анализа. Авторское обоснование

методологии исследования сохранилось

только в монографии соискательницы

докторской степени

Мы считаем, что представление П. А. Свищева о том, что методологиче-

ским основанием отдельных отраслей исторического знания может быть только

«учение об исходных принципах, регулирующих средства и способы познания

в данной отрасли науки»

, является неверным. По нашему мнению, методо-

логическая часть историографического исследования, как и любого научного

исследования, не может не включать теории исследования, определенной науч-

ной концепции, которой придерживается ученый. Давая оценку историческим

произведениям, историограф не свободен от собственных представлений о

развитии исторического процесса и истории исторической науки. Поэтому ему

следует заранее заявить о своих теоретических позициях. Выбранная им науч-

ная парадигма оказывает воздействие на процесс дефиниции понятий, опреде-