Ануфриева Л.П. Международное частное право. Особенная часть. Том 2
Подождите немного. Документ загружается.
соглашение двух или более субъектов внешнеэкономической деятельности и их
иностранных контрагентов, направленное на установление, изменение или
прекращение их взаимных прав и обязанностей во внешнеэкономической
деятельности».
Сделки международного характера. В некоторых учебных изданиях
последних лет по МЧП и связанным с ним вопросам выдвигались предложения
о введении в оборот новых терминов для обозначения уже известных понятий,
например «международная коммерческая сделка». Следует обратить внимание,
что данный термин не может заменить собой понятия «внешнеэкономическая
сделка». В то же время не всякая международная сделка является коммерческой
и не всякая коммерческая сделка может быть внешнеэкономической, хотя и
будет являться международной. Например, сделка по купле-продаже
физическими лицами—гражданами одного государства недвижимости,
находящейся на территории другого государства, не будет квалифицирована как
внешнеэкономическая, но, бесспорно, это международная сделка. Если в
отношении того же самого объекта между теми же лицами совершается
дарение, то сделка не является ни коммерческой, ни предпринимательской, ни
внешнеэкономической, но по-прежнему будет оставаться международной.
Таким образом, представляется более оправданным оперировать понятием
«сделка международного характера» как общей категорией, в рамках которой
могут существовать различные виды: «внешнеэкономическая сделка»,
«внешнеторговая сделка», «международная коммерческая сделка»,
«международная некоммерческая сделка». Потребность в таком понятии —
«сделка международного характера» или просто «международная сделка» —
очевидна и обусловлена тем, что оно в состоянии охватить не только сделки во
внешней торговле, равно как и вообще в сфере внешнеэкономических связей, но
и отношения, не носящие возмездного характера. Как представляется, именно
отсутствие подобной более общей категории привело к тому, что в Основах
гражданского законодательства 1991 г. (ст. 166), ГК МНР 1994 г. (ст. 434)
договор дарения присутствует в числе видов договоров, относимых к
внешнеэкономическим, а это объективно ведет к подрыву основных признаков
внешнеэкономической сделки, формулируемых вышеуказанным образом. Ни
выдача доверенности, ни заключение договора дарения или некоторых иных
видов договоров (так называемых организационных, которые также принято
относить к внешнеэкономическим, хотя в них не присутствует второй
сущностный элемент — экспорт-импорт в широком смысле слова, столь
характерный для внешнеторговых и внешнеэкономических сделок, —
например, договор о создании совместного предприятия с иностранным
участием) не совершаются в предпринимательских целях, т.е. в порядке,
непосредственно направленном на извлечение прибыли. Аналогично этому
трудно подвести под категорию внешнеэкономических в сложившемся
представлении отношений обязательства из причинения вреда, когда, скажем,
ущерб в результате дорожно-транспортного
происшествия причиняется
транспортным средством предприятия, учрежденного в соответствии с
законами одного государства, юридическому или физическому лицу другого
государства.
Между тем к выводу именно о таком характере рассматриваемых
отношений пришел арбитражный суд при разрешении спора между
сторонами—участниками внешнеэкономических отношений о
возмещении вреда (см. Информационное письмо ВАС РФ от 16
февраля 1998 г.).
В Российский арбитражный суд обратилось белорусское
акционерное общество с иском о возмещении вреда, причиненного
легковому автомобилю. Вред был причинен грузовиком-трейлером,
принадлежавшим российскому обществу с ограниченной
ответственностью. Причиной дорожно-транспортного происшествия,
как это было установлено дорожно-патрульной службой ГАИ,
послужила неисправность рулевого управления грузовика. Дорожно-
транспортное происшествие имело место на территории Республики
Беларусь. Истец требовал возмещения ущерба, причиненного в
результате дорожно-транспортного происшествия, в размере затрат
на ремонт автомобиля. Исковые требования истец основывал на
нормах, содержащихся в ГК РФ. При рассмотрении спора о
возмещении вреда арбитражный суд констатировал прежде всего,
что обязательства о возмещении вреда возникли из внедоговорных
отношений между участниками, предприятия которых находятся в
разных государствах, т. е. таких отношений, которые можно
охарактеризовать как внешнеэкономические в сфере хозяйственной
деятельности.
На этой основе суд обратился к международному договору, заключенному
Российской федерацией и Республикой Беларусь, — Соглашению о порядке
разрешения споров, связанных с осуществлением хозяйственной деятельности
(1992 г.), в котором имеются коллизионные нормы о порядке определения прав
и обязанностей сторон по обязательствам, возникающим вследствие
причинения вреда. Согласно п. «ж» с. 11 Соглашения «права и обязанности
сторон по обязательствам, возникающим вследствие причинения вреда,
определяются по законодательству государства, где имело место действие или
иное обстоятельство, послужившее основанием для требования о возмещении
вреда». Дорожно-транспортное происшествие произошло в Республике
Беларусь, что определило выбор белорусского права в качестве применимого
судом.
Понятия «сделка», «договор» или «обязательство международного
характера», с одной стороны, и «внешнеэкономическая», «внешнеторговая»
сделка, с другой стороны, должны оперировать присущими им надлежащими
критериями. В связи с этим необходимо отметить, что зарубежная юридическая
литература в противовес понятию «сделка» чаще использует категорию
гражданско-правовых (частноправовых) договоров («международные
контракты», «экспортные, импортные контракты», «договоры международной
купли-продажи» и т.д.). Как бы то ни было, существенным критерием сделки
или в соответствующих случаях соглашения международного характера, как и
вообще для международного частного права, служит прежде всего юридическая
связь отношения с правопорядками различных государств. Формы же
опосредствования и проявления такой связи могут быть самыми разными (см.
об этом в гл. 5 «Общей части»).
В аспекте будущего правового регулирования сделок, выходящих за рамки
одного правопорядка (внешнеэкономических и внешнеторговых сделок),
которое Российская Федерация должна иметь в ближайшее время, нельзя не
заметить, что третья часть ГК РФ в разделе, традиционно посвященном
коллизионным вопросам рассматриваемых и других обязательств, относящихся
к международному хозяйственному (гражданскому) обороту, категории
внешнеэкономических сделок или внешнеторговых сделок вообще не
упоминает, за исключением отмеченных выше случаев регламентации формы.
В связи с этим обращает на себя внимание другой акт Российской Федерации
— Федеральный закон «О лизинге» от 29 октября 1998 г. Во-первых, в нем
присутствует понятие «международного» лизинга и сублизинга с некоторыми
специфическими для данного этапа правового развития России элементами. А
во-вторых, данный акт пользуется категорией нерезидентства (в противовес,
скажем, терминологии Оттавской конвенции, оперирующей понятием
«местонахождения коммерческих предприятий партнеров», в том значении, о
котором говорилось выше) как устойчивым критерием разграничения между
внутренним и международным лизингом: при осуществлении внутреннего
лизинга лизингодатель, лизингополучатель и продавец (поставщик) являются
резидентами Российской Федерации. При осуществлении международного
лизинга лизингодатель или лизингополучатель является нерезидентом
Российской Федерации (ст. 7). В этом плане при характеристике, например,
международного сублизинга закон вводит особый признак: отличительной
особенностью международного сублизинга является перемещение предмета
лизинга через таможенную границу Российской Федерации только на срок
действия договора сублизинга (п. 5 ст. 8), что также, как мы смогли убедиться,
идет вразрез с некогда существовавшими общими взглядами на
внешнеэкономические сделки. В этом случае, говоря о затронутом критерии
рассматриваемого вида сделок — перемещении товара через таможенную
границу государства, следует уточнить, что в принципе существующее в
российском законе указание не колеблет в целом конструкцию отнесения его к
факультативным признакам. Вместе с тем нужно сделать существенное
добавление к тому, что констатировалось ранее, — данное обстоятельство
образует вспомогательный критерий, за исключением случаев, когда иное
прямо предусматривается соответствующими правовыми нормами (как, скажем,
в ситуации с международным сублизингом, о чем в законе РФ «О лизинге»
указывается явным и непосредственным порядком).
Таким образом, представляется, что более адекватной современности
категорией в нынешней теории и практике международного частного права в
области обязательственных отношений, является понятие сделки
международного характера, подразделяемой на некоторые более
специфические ее разновидности.
§ 2. Форма сделок в МЧП
Международное частное право, решая вопросы формы соглашений,
выходящих за рамки юрисдикции одного государства, исторически прибегало к
привязке к закону того государства, на территории которого данная сделка или
договор совершались (locus formam regit actum). Это правило характерно для
многих национально-правовых и международно-правовых актов. Так, в ст. 165
Основ гражданского законодательства 1991 г., п. 1 ст. 433 ГК МНР, ст. 6 Закона
Украины о внешнеэкономической деятельности, п. 3 ст. 4 Торгового кодекса
Португалии, ст. 8 Закона о праве, касающегося применения законов, Японии, ст.
834 ГК СРВ и др. содержится общая норма о подчинении формы сделки или
договора закону места их совершения или заключения.
В то же время почти все перечисленные акты предусматривают и
специальные правила для определенных ситуаций: если при совершении сделки
за границей соблюдены требования национального права, касающиеся формы,
сделка не может быть признана недействительной по основаниям порока
формы. Так, согласно Вводному закону к ГГУ 1896 г. (со всеми последующими
изменениями, включая изменения 1992 г. и др.) «форма сделки определяется
законами, которые являются решающими для правоотношения, составляющего
предмет сделки. Достаточно, однако, соблюдения законов места совершения
сделки» (ст. 11). В то же время положения данной нормы не распространяются
на сделки, посредством которых устанавливается право на вещь или
осуществляется распоряжение таким правом.
В Основах гражданского законодательства 1991 г. (ст. 165) и ГК РФ
содержится следующее регулирование по данному вопросу: «Форма сделки
подчиняется праву места ее совершения. Однако сделка, совершенная за
границей, не может быть признана недействительной вследствие несоблюдения
формы, если соблюдены требования российского закона» (ст. 1209). На
основании этого необходимо заключить, что сделка должна удовлетворять
правилам, установленным в законодательстве места ее совершения или в
национальном законе. Тем не менее это не означает, что в данном случае мы
имеем дело с альтернативной коллизионной нормой. Речь идет о генеральной и
субсидиарной нормах.
Далее и в российском акте, и в ряде других следует специальное положение
применительно к случаям определения закона, регулирующего форму сделку с
недвижимостью: «Форма сделок в отношении недвижимого имущества
подчиняется праву страны, где находится это имущество, а в отношении
недвижимого имущества, которое внесено в государственный реестр
Российской Федерации, российскому праву». «Гражданский договор, связанный
с недвижимым имуществом во Вьетнаме, подчиняется вьетнамскому праву» (п.
3 ст. 834 ГК СРВ). «Форма сделок, относящихся к недвижимому имуществу,
находящемуся на территории Монголии, определяется по монгольскому праву»
(п. 3 ст. 433 ГК МНР).
В отечественном праве существует и еще одно требование, касающееся
формы сделки. Оно состоит в том, что форма внешнеэкономических сделок,
заключаемых с участием российских юридических лиц, подчиняется
российскому праву вне зависимости от места ее совершения. Это правило
применяется и в случаях, когда хотя бы одной из сторон такой сделки
выступает осуществляющее предпринимательскую деятельность физическое
лицо, личным законом которого в соответствии со ст. 1195 настоящего Кодекса
является российское право (п. 2 ст. 1209). В сочетании с нормой ГК РФ о том,
что несоблюдение формы внешнеэкономической сделки влечет за собой ее
недействительность (п. 3 ст. 162), приведенные правила образуют совокупность
императивных предписаний, относящихся лишь к форме внешнеэкономической
сделки. Следовательно, существовавшие ранее сомнения по поводу сохранения
действительности требований о порядке подписания внешнеторговых сделок,
установленных Постановлением Совета министров СССР от 14 февраля 1978 г.
№ 122, которые имели место сразу после принятия и введения в действие на
территории РФ Основ гражданского законодательства 1991 г., утратили почву,
поскольку ГК РФ упоминает только условие о «простой письменной форме». В
связи с этим подчеркнем, что выдвигавшиеся в специальной литературе
предложения об отказе от письменной формы внешнеэкономических сделок не
поддержаны законодательной практикой. Во всяком случае в третьей части ГК
РФ по-прежнему присутствует требование письменной формы для данного вида
сделок, опосредуемое ст. 162.
В том же, что касается законодательства по этому вопросу иных стран, то,
например, Украина сохраняет императивность не только письменной формы
внешнеэкономических сделок, но также и подписания их двумя лицами в
случаях, когда речь идет о сделках, заключаемых иными, нежели физические
лица, субъектами права (ст. 6 Закона УССР о внешнеэкономической
деятельности от 16 апреля 1991 г.).
В некоторых случаях специальным законодательством предусматриваются
нормы, регламентирующие форму сделок (договоров) отличным от обычных
требований образом. Так, в законе РФ «О залоге» от 29 мая 1992 г. указывается,
что договор о залоге, обеспечивающем обязательства, возникающие из
основного договора, подлежащего нотариальному удостоверению либо
нотариально удостоверенного по соглашению сторон, должен быть также
удостоверен в органе, удостоверившем основной договор. Форма договора о
залоге определяется по законодательству места его заключения. В случаях
расхождения требований по форме договора о залоге, заключенного за
пределами Российской Федерации, действуют общие правила действительности
договора, т.е. он не может быть признан недействительным вследствие
несоблюдения формы, если соблюдены требования, установленные
законодательством Российской Федерации. Форма договора о залоге зданий,
сооружений, предприятий, земельных участков и других объектов,
находящихся на территории РФ, а также подвижного состава железных дорог,
гражданских воздушных, морских и речных судов, космических объектов,
зарегистрированных в Российской Федерации, независимо от места заключения
такого договора определяется законодательством Российской Федерации (п. 3, 5
ст. 10).
Согласно ст. 6 Федерального закона от 30 декабря 1995 г. «О соглашениях о
разделе продукции», помимо письменной формы, предусматривается
специальный порядок заключения соглашений. Соглашения заключаются в
соответствии с законодательством Российской Федерации и утверждаются
федеральным законом. Подписание соглашения со стороны государства
осуществляется Правительством РФ и органом исполнительной власти
соответствующего субъекта Российской Федерации.
В венгерском указе Президиума ВНР № 13 «О международном частном
праве» подход к решению вопроса о форме договора, регулируемого МЧП,
характеризуется весьма широким спектром формул прикрепления,
присутствующих в альтернативной коллизионной норме. «Если договор, —
говорится в нем, — является недействительным по формальным основаниям с
точки зрения закона, применимого к договору, суд признает договор
действительным при условии, если он действителен по закону государства суда,
рассматривающего дело, или по закону места совершения договора или того
государства, в котором должны наступить предусмотренные правовые
последствия» [ст. 30 (3)].
Коллизионная проблема формы сделок, попадающих в сферу действия МЧП,
а также определенных видов договоров получила разрешение и в
международных документах. В Конвенции о правовой помощи и правовых
отношениях по гражданским, семейным и уголовным делам 1993 г. стран СНГ
содержится унифицированная коллизионная привязка к праву места
совершения сделки, заключения договора или выдачи доверенности с учетом
специального исключения в отношении сделок с недвижимым имуществом,
прикрепление в части формальных требований по которым осуществляется к
праву государства, на чьей территории находится имущество. В свете этого,
если по правилам, действующим в соответствующей юрисдикции, для
совершения сделки с имуществом требуется не простая письменная, а
нотариальная форма сделки, таковая должна быть совершена в указанной
форме. Если действительность сделок с определенными видами имущества
ставится в зависимость от регистрации их компетентным органом,
несоблюдение данного правила повлияет на ее безупречность с формальной
точки зрения.
Требование об обязательности письменной формы внешнеэкономических
сделок по российскому праву распространяется также на все действия по их
изменению и дополнению.
Российским торговым предприятием (покупателем) в июле 1996 г.
был заключен внешнеторговый контракт на поставку товара с
фирмой, зарегистрированной в иностранном государстве
(продавцом). Стороны при заключении сделки в письменной форме
договорились, что поставка товара будет осуществляться на
условиях СИФ (морская перевозка) в редакции ИНКОТЕРМС-90. При
этом обязанность по оплате фрахта до пункта назначения и по
страхованию сделки возлагалась на продавца — иностранную
фирму. Фактически же перевозка осуществлена на условиях ФОБ,
ибо продавец поставку не страховал. В пути товар был испорчен
попаданием морской воды во время шторма. Покупатель, получив
товар в негодном состоянии, счел это виной продавца, который
односторонне изменил базисные условия поставки с СИФ на ФОБ,
что и привело к ненадлежащему исполнению обязательств по
сделке.
Иностранная фирма настаивала, что имело место двустороннее
изменение договора. В качестве доказательства приводилось то, что
продавец отправил по факсу оферту с предложением снизить цену
контракта; покупатель в телефонных переговорах согласился с этим
предложением. В результате телефонных переговоров продавец
счел возможным зафрахтовать судно на условиях ФОБ и не
страховать сделку. Российское предприятие отрицало факт устного
согласия на изменение условий контракта. Доказательства
письменного волеизъявления сторон на изменение условий
контракта суду, разрешающему спор, не были представлены.
При разрешении данного спора суд исходил из того, что сделка
относилась к категории внешнеэкономических, поскольку
предприятия участников сделки находились в разных государствах.
В соответствии с п. 3 ст. 162 ГК РФ внешнеэкономические сделки
заключаются в простой письменной форме. Следовательно, к
отношениям сторон применима Конвенция ООН о договорах
международной купли-продажи товаров 1980 г., вступившая в силу
для России с 1 сентября 1991 г.
Конвенция, действующая для Российской Федерации с учетом
оговорки, сделанной СССР при присоединении к ней, содержит
норму императивного характера о форме сделки (ст. 12). При этом
это правило распространяется как на договор международной
купли-продажи, так и на его изменение (ст. 29 Конвенции). Статья
13 Конвенции к письменной форме из электронных видов связи
относит только сообщения «по телеграфу и телетайпу». Таким
образом, договор купли-продажи и его изменение в случае участия
в нем фирмы из Российской Федерации должен заключаться в
письменной форме, к каковой телефонная связь не относится.
Договор между спорящими сторонами был заключен в
письменной форме на условиях СИФ (ИНКОТЕРМС-90), т.е.
продавец должен был отправить товар на условиях СИФ. Продавец
по факсу предложил покупателю осуществить поставку товара на
условиях ФОБ. Покупатель никаким письменным документом не
подтвердил своего согласия изменить договор в части отказа от
условий СИФ и перехода на условия ФОБ.
Таким образом, продавец предложил изменить контракт, а
покупатель на предложение не ответил. Следовательно, изменения
контракта в отношении базиса поставки (СИФ на ФОБ) в
письменной форме не произошло. Арбитражный суд вправе
принимать решение на основе обычаев делового оборота,
касающихся базиса поставки в сфере международной торговли (в
ред. ИНКОТЕРМС), в том случае, когда стороны договорились об их
применении или изменили соглашение о базисных условиях
внешнеторговой поставки в письменной форме.
Что касается материально-правовых норм, единообразно решающих вопрос
формы некоторых видов сделок, наибольшее значение ныне имеет Венская
конвенция о договорах международной купли-продажи товаров 1980 г., в
которой предусматривается и письменная, и устная форма договора
международной купли-продажи. Вместе с тем благодаря диспозитивному
характеру конвенционных норм и заложенному в ней особому механизму
достижения компромисса — с помощью оговорок при присоединении,
Конвенция допускает участие в ней и тех государств, в которых в силу
национального законодательства действуют императивные правила о
письменной форме сделок. Среди таких государств, сделавших заявления об
обязательности письменной формы договора международной купли-продажи,
— Аргентина, Белоруссия, Венгрия, Китай, Куба, Литва, Монголия, Россия,
Украина, Чили, Эстония.
К форме доверенности, выданной за границей, применяется право того
государства, на территории которого выдана доверенность. Это означает, что в
подобных случаях действует принцип lex loci actus. Ныне существующее в этой
части регулирование не расходится с принятым в прошлом. В частности,
соответствующие положения третьей части ГК РФ (ст. 1209) согласуются с
нормами п. 3 ст. 165 Основ гражданского законодательства 1991 г.: «Форма и
срок действия доверенности определяются по праву страны, где выдана
доверенность. Однако доверенность не может быть признана недействительной
вследствие несоблюдения формы, если последняя удовлетворяет требованиям
советского права».
Важное значение при этом для рассматриваемого вопроса имеют
предписания, содержащиеся в Основах законодательства Российской
Федерации о нотариате от 11 февраля 1993 г., согласно которым при
совершении актов в Российской Федерации нотариус применяет иностранное
право, вследствие чего он «совершает удостоверительные надписи в форме,
предусмотренной законодательством других государств, если это не
противоречит международным договорам Российской Федерации». Он также
принимает документы, составленные в соответствии с требованиями
международных договоров (ст. 104).
§ 3. Коллизионно-правовое регулирование сделок
международного характера
Ввиду того что материальное право различных государств существенно
разнится, в международных торговых (в широком смысле слова) отношениях
конкретный результат правового регулирования зачастую зависит о того,
какому правопорядку подчинен данный контракт. Объем и пределы
ответственности сторон по договору (можно ли взыскать косвенные убытки,
возможно ли обращение к неустойке, штрафным процентам и проч.),
действительность договора и считается ли он заключенным вообще и т.д. — вот
вопросы, которые несовпадающим порядком решаются в разных странах.
Так, в споре между истцом — российским предприятием и
ответчиком — немецкой фирмой о признании договора аренды
теплохода недействительным истец основывал свои требования на
российском праве, ссылаясь на кабальный характер сделки. Так как
при заключении контракта стороны не указали на применимое право,
хотя и избрали форум— Арбитражный суд РФ, вопрос об
определении надлежащего правопорядка решался самим судом.
Арбитражный суд РФ исходил из того, что при отсутствии
соглашения сторон о выборе права, зафиксированного в договоре,
надлежит руководствоваться коллизионными нормами закона суда
— российского права. В силу пп. 2 п. 1 ст. 166 Основ гражданского
законодательства 1991 г. должно применяться право страны
наймодателя. Поскольку наймодателем выступало немецкое
общество, к существу отношений по договору, в том числе к порядку
осуществления и прекращения прав и обязанностей сторон,
подлежало применению немецкое право. Именно в праве ФРГ
следует искать ответ на вопрос об основаниях признания договора
недействительным. В нормах ГГУ, например, устанавливается, что
ничтожна сделка, по которой «одно лицо, пользуясь нуждой,
легкомыслием, неопытностью, безрассудством или слабостью воли
другого, получает от него имущественные выгоды и обязательства
для себя или для третьего лица, значительно превышающие
ценность предоставляемых услуг, так что
выгода представляется
явно несоразмерной оказанным услугам» [§ 138 (п. 1)], кроме того в
§ 119 «Заблуждение» законодатель предусмотрел также и
обстоятельства оспоримости сделки— в рамках рассматриваемого
правопорядка существует и такое основание для признания сделки
недействительной, как несоблюдение формы. В частности, § 311
гласит, что «договор, согласно которому одна сторона обязуется
передать другой стороне наличное имущество или его
часть, или
участие в пользовании им, требует нотариального удостоверения».
Как подчеркивалось выше, категорией принципиального значения в
обязательственных отношениях, регулируемых МЧП, выступает автономия
воли сторон, поэтому они, заключая сделку, могут сами избрать применимое к
договору право.
Закон, избранный сторонами гражданского правоотношения. В силу
принципа автономии воли стороны могут свободно избрать применимое к их
обязательственным отношениям право (lex voluntatis).
Между грузинской и российской авиакомпаниями был заключен
договор аренды. В соответствии с условиями договора российская
сторона обязалась предоставить грузинской стороне в аренду
вертолеты. Арендная плата должна была перечисляться
ежеквартально. Стороны также включили в договор пункт о том, что
вопросы, не урегулированные договором, регулируются нормами
гражданского законодательства Российской Федерации. В
результате того, что в ходе исполнения договора образовалась
задолженность на стороне грузинского предприятия, российская
авиакомпания обратилась в арбитражный суд с иском к грузинской
авиакомпании о ее взыскании. Свои требования истец обосновывал
ссылками на материальное право Российской Федерации. Ответчик
же настаивал на том, что применимым правом должно быть
законодательство Грузии,
поскольку исполнение договора имело
место на территории Грузии.
При разрешении данного спора арбитражный суд исходил из того,
что данный спор является спором, вытекающим из
внешнеэкономической сделки, поскольку ее участниками являются
юридические лица, находящиеся в разных государствах; стороны
свободны в выборе права, применимого к обязательствам сторон по
сделке, что закреплено в ч
. 1 ст. 166 Основ гражданского
законодательства 1991 г. и ст. 566 ГК РСФСР 1964 г.; включение в
контракт условия о применимом праве означает, что стороны
принимают на себя обязательство руководствоваться в своих
отношениях нормами данного права.
Учитывая изложенное, арбитражный суд применил гражданское
законодательство Российской Федерации как право, выбранное
сторонами при заключении контракта.
Возможность свободного выбора закона, подлежащего
применению, на основе автономии воли сторон, предусматривается
и в международных соглашениях. Так, согласно ст. 11 (е)
Соглашения о порядке разрешения споров, связанных с
осуществлением хозяйственной деятельности, 1992 г., заключенного
странами СНГ (Киев), отношения, вытекающие из сделки
(внешнеэкономической сделки), регулируются избранным сторонами
правом, применимым к существу спора.
Между российским и белорусским предприятиями в Москве был
заключен договор поставки. В дополнительном соглашении к
договору стороны установили, что споры по этому договору
разрешаются в порядке, установленном действующим
законодательством Республики Беларусь и законодательством
ответчика. В качестве органа, разрешающего спор, избран
российский арбитражный суд.
Поскольку данный договор поставки относится к
внешнеэкономическим сделкам, ибо он заключен между сторонами,
предприятия которых находятся в разных государствах, допустимо
согласование между сторонами в контракте применимого к их
отношениям права (принцип автономии воли сторон). Арбитражный
суд признал, что стороны имели право сделать это на основании
принципа автономии воли, закрепленного в п. «е» ст. 11 Соглашения
о порядке разрешения споров, связанных с осуществлением
хозяйственной деятельности.
В литературе по международному частному праву прежних лет, особенно в
курсах и учебниках, категория lex voluntatis рассматривалась в ряду и в связи с
коллизионными принципами. Однако проведенные специальные исследования
свидетельствуют в пользу верности взгляда тех представителей науки, которые
считают автономию воли сторон специфичным, самостоятельным институтом
МЧП, и, следовательно, необходимости выведения за рамки коллизионных
принципов его производной — закона, избранного сторонами сделки. Именно
поэтому категория lex voluntatis рассматривается в настоящем учебнике
обособленно от совокупности типичных формул прикрепления.
Нет нужды подчеркивать, что свободный выбор сторонами применимого к их
отношениям права предусматривается в законодательных и иных правовых
нормах различных стран только применительно к сделкам, носящим
международный характер. К внутрихозяйственным сделкам и договорам,
оформляющим их, избрание сторонами применимого права невозможно ab
initio, так как в подобных ситуациях нет коллизии права и вследствие этого
единственным регулятором будет выступать национальное (отечественное)
право данного государства.
Если исходить из правовой природы соглашения о выборе права и
теоретической основы института автономии воли, то необходимо заключить,
что свобода выбора права не должна быть ограничена. Вместе с тем правовые
системы многих стран практикуют иное. Одни, в частности французская
судебная практика и другие последовавшие за ней системы, «локализуют»
договор посредством выдвижения объективных факторов, которые как бы
«привязывают» его к определенному месту — месту заключения договора,
исполнения, нахождения внешнего его предмета (вещи) и т.д., обосновывая тем
самым применение именно этого правопорядка; другие (США,
Великобритания) также с помощью наличия определенных признаков в
конкретном фактическом составе отношения ограничивают свободу автономии
воли сторон путем отыскания «собственного права договора» (proper law of the
contract). Так, в ст. 1-105 Единообразного торгового кодекса США говорится,
что «за изъятиями, установленными настоящей статьей, стороны вправе в
случаях, когда сделка имеет разумную связь как с данным, так и с другим
штатом или государством, договориться о том, что их права и обязанности
будут определяться по праву либо данного, либо другого штата или
государства; при отсутствии такого соглашения настоящий закон применяется к
сделкам, имеющим надлежащую связь с данным штатом». Ограничителем
автономии воли сторон в данной ситуации выступает, как видно, «разумная
связь» с тем или иным штатом или государством.
В судебной практике англо-американских стран в тех случаях, когда воля
сторон не выражена или выражена недостаточно однозначно, имеет место
обсуждение вопроса о «гипотетической воле сторон», с помощью которой
может быть определено применимое право. В этом плане действующее
российское право и предлагаемые решения проектов, готовящихся в
рассматриваемой области актов, не допускают гипотетическую волю. Воля
сторон должна быть выражена прямо или со всей очевидностью вытекать из
обстоятельств дела или условий договора, рассматриваемых в совокупности
(см., например, § 13 Регламента Международного коммерческого арбитражного