Бенестад Ф., Шельдеруп-Эббе., Д. Эдвард Григ

Подождите немного. Документ загружается.

в 1814—1824 и в 1827—1828 гг. Последний год он являлся президентом

лагтинга

. В 1836 году он получил почетное приглашение на должность

статского советника, но отклонил его, так как не хотел покидать Берген,

любимый им больше всего на свете.

У Эдварда Хагерупа и Цнгеборг Бенедикты Янсон было восемь детей.

В нашем повествовании важнейшую роль сыграют дочь Гесине и сын

Герман: Гесине станет матерью Эдварда Грига, а Герман

—

отцом Нины.

Но интересна еще одна деталь. Их сестра, Юхана Маргрете, вышла замуж

за Йенса М. Булля, брата Уле Булля. Таким образом породнились два ро-

да — Григов и Булл ей, и Уле Булль на правах родственника стал частым

гостем в семействе Григов.

РОДИТЕЛИ ЭДВАРДА

Гесине Юдит Хагеруп и Александер Григ вступили в брак в 1836 году.

У них было пятеро детей — Марен, Ингеборг Бенедикта, Йун, Эдвард и

Элизабет. Гесине современники описывают как женщину уникальную

(такой она предстает и в воспоминаниях самого Эдварда Грига). По вос-

поминаниям, Александер не был ее собственным избранником

—

она была

влюблена в моряка, но отец не позволил ей выйти за него замуж, посколь-

ку это неподходящая партия для девушки ее сословия. Поэтому Гесине

должна была найти такого человека, которого мог бы принять и отец.

Таковым оказался весьма состоятельный сын консула Александер Григ.

Но когда выбор был сделан, Гесине всей душой отдалась семейной жиз-

ни, которая во всех отношениях протекала благополучно.

Уже ребенком Гесине проявляла незаурядные способности к пению

и игре на фортепиано, и ее зажиточные родители, делавшие все возмож-

ное, чтобы дать детям образование высшего класса, послали ее еще девоч-

кой в Гамбург обучаться музыке. В то время это было редким явлением.

Гесине брала уроки пения, игры на фортепиано и теории музыки у Аль-

берта Метфесселя, немецкого композитора, почитаемого современни-

ками за его вокальные произведения.

Вернувшись в родной Берген, Гесине довольно скоро стала играть

важную роль в музыкальной жизни города. Уже в возрасте 19 лет она вы-

ступила в "Гармонии" как солирующая певица, исполнив арию Агаты

из "Волшебного стрелка" Вебера, однако вскоре целиком посвятила себя

фортепиано. Ее, в частности, высоко ценили как хорошего аккомпаниа-

тора. В 1863 году она играла в ансамбле с Уле Буллем, а спустя шесть лет,

по случаю несколько запоздалого юбилея "Гармонии", в 1869 году, она

аккомпанировала скрипачу Августу Фрису, исполняя 2-ю часть фа-мажор-

ной сонаты Грига. Она, впрочем, часто выступала и как солистка, участво-

вала в камерных концертах.

Гесине считалась лучшим педагогом игры на фортепиано в городе.

Но она была и самым дорогостоящим педагогом, поскольку запрашивала

довольно солидный гонорар

—

полригсдалера за урок. Ее любимыми ком-

позиторами были Моцарт и Вебер, и в собственном доме она часто устраи-

вала музыкальные вечера. Здесь ее ученики и другие бергенские любители

музыки прошли целый ряд опер, которые они исполняли сами в режиссу-

ре Гесине.

Верхняя палата стортинга (норвежского парламента). —

Прим. перев.

У нее было много других интересов

—

она писала стихи и небольшие

пьесы, принимала живое участие в педагогических мероприятиях своего

города. В 1840-е годы она была членом ревизионной комиссии "Школы

рукоделия для девочек" (кстати, ее муж состоял в дирекции "Реальной

школы" в 1834 г.).

У Гесине было примечательное, хотя и не особенно красивое лицо.

Благодаря волевой походке, сильно развитому чувству порядка она по-

рой производила впечатление недовольной, надменной и критически на-

строенной женщины. Но твердая решительность была необходимым ка-

чеством для хозяйки такого большого и гостеприимного дома

—

ведь ей

приходилось не только заниматься мужем и детьми, но принимать гостей

во время частых званых обедов в знатном консульском доме. В течение

двадцати пяти лет она несла главные заботы по великолепному имению

Ландос, которое благодаря ее трудам содержалось в прекрасном состоя-

нии. Это имение перешло к ней после смерти матери в 1849 году. А другое

имение, Хаукеланн, до того долго находившееся во владении семьи Гри-

гов, тогда же было передано брату Гесине, Герману.

Все это способствовало тому, что здоровье Гесине оказалось подор-

ванным, в последние годы жизни она была буквально измождена забота-

ми. Но ее усердие и заботливость по-прежнему не знали границ. Самым

тяжким для нее была невозможность по нездоровью принимать участие

в домашних делах. В письме Эдварду от 18 мая 1867 года отец сообщает,

что она споткнулась, упала и вывихнула себе ногу. И далее пишет: "На-

деюсь, что пребывание в покое не окажется для нее слишком длительным,

ведь она, как северный ветер, не выносит покоя, в противном случае бу-

дет просто страдать ее здоровье..."

Эдвард уже в начале 1870-х годов понял, что силы покинули мать.

В 1873 году он сочинил для нее проникновенную благодарственную песнь

"Старая мать" на текст Вйнье. В письме к бергенскому писателю Йуну

Паульсену от 4 июня 1905 года, где Григ упоминает и об этом романсе,

он вспоминает о матери: "Она жила еще в Саннвикене, куда я и привез

ей эту песню, возникшую в думах о ней

—

о той, которая с несгибаемой

энергией и чувством долга трудилась и страдала, пока не упала, подкошен-

ная смертью..."

Александер Григ сильно отличался от своей супруги, обладая откры-

тым и добродушным нравом. Он любил, когда вокруг него собиралось

много людей, всегда готов был к доброй шутке и предпочитал обращать

внимание на светлые стороны повседневной жизни. Старая, снискавшая

почет и уважение фирма "Александер Григ и сын" всегда была оплотом

надежности и солидности, и Александер оставался истинным баловнем

судьбы.

Во второй половине 1860-х годов, однако, произошли события,

бросившие мрачную тень на привычное существование. Торговый дом

Григов переживал трудные времена. Об одной из причин этого отец

упоминает в письме к Эдварду. Он пишет, что приходят "крайне удручаю-

щие известия из Англии. Да, мой друг, омары становятся более чем невы-

годны, так как они гибнут в таком количестве, что за них практически ни-

чего нельзя выручить. Я боюсь каждого прихода почты и дрожу перед

вскрытием каждого письма, особенно если оно из тех краев...".

Новое письмо из Англии содержало зловещие новости: из 10 500

омаров, составлявших груз, 6000 уснули в пути. Неудивительно, что,

обычно такой оптимистичный, консул был подавлен. "Ты можешь понять,

что при таких обстоятельствах из нашей поездки в Копенгаген, которой

я заранее и давно так радовался, ничего не выйдет". В последующие годы

трудностям суждено было лишь расти. Время расцвета григовского дома

прошло.

Но Александера отягощали и другие серьезные проблемы. Прежде

всего болезнь, пришедшая в семью. Дочь Бенедикта страдала изнуряющей

"бледной немочью", а жена была "постоянно уставшей и изможденной".

Беспокойство вселяли, кроме того, холодные отношения, возникшие

между ним и старшим сыном Йуном. Это ясно видно из письма, которое

отец написал Эдварду 3 мая 1867 года в связи с передачей Йуну дел фир-

мы. В этом письме он сначала выражает свое удовлетворение тем, что все

деньги, которые он употребил на обучение Эдварда, пошли впрок. И, на-

против, сильно досадует на то, что позволил Йуну попусту растратить

два драгоценных года на занятия виолончелью в Лейпциге (1860—1862),

поскольку "все, что было истрачено на музыку твоего брата, я считаю

выброшенным на ветер. Ведь это только помогло сделать его непригод-

ным для той должности, которую ему предстоит сейчас занять, и мне от

этого весьма больно. Наши предприятия не таковы, чтобы прокормить

две семьи, а у меня не так много средств, чтобы я мог оттуда уйти, что бы-

ло бы моим самым большим желанием. Значит, мне на склоне лет не пред-

стоит ничего иного, кроме денежных затруднений, и я совершенно готов

к тому, что мы сейчас проводим на Ландосе последнее лето. Но это бы еще

куда ни шло, если бы только мне довелось испытать радость видеть вокруг

себя своих детей счастливыми, но, к сожалению, я не смею надеяться да-

же на это, и еще того меньше на то, что отношения между нами, родите-

лями, и вами, детьми, когда-нибудь станут такими, какими я рисовал

их себе, мечтая дожить до того времени, когда вы станете взрослыми муж-

чинами...".

Похоже, что родителей особенно беспокоила в эти годы напряжен-

ность в отношениях между Йуном и Эдвардом. Глубинной причиной раз-

лада явился, по-видимому, факт, с которым Йун должен был смириться:

брат, младше его на три года, уже в 15 лет получил возможность поехать

учиться в Лейпцигскую консерваторию, тогда как ему самому пришлось

ждать этого еще два года, Другой причиной было то, что Йун как старший

сын в семье вынужден был оставить мысль о карьере виолончелиста, по-

скольку он

—

как явствует из отцовского письма Эдварду

—

не мог осво-

бодиться от обязательств перед фирмой.

В своих письмах отец неоднократно затрагивает вопрос взаимоотно-

шений между братьями, и здесь четко проступает добродушный склад

его характера (с. 280). Он не понимает^агрессивности позиции Эдварда по

отношению к брату, но все же прощает ему его дерзкие высказывания.

Редко в этих письмах мы услышим строгого отца

—

скорее мягкого по-

средника, который пытается сгладить противоречия и найти примиряю-

щий маневр. К счастью, Александер и его жена смогли увидеть добрые

братские отношения восстановленными еще до своей смерти в 1875 году

Между отцом и Эдвардом шла оживленная переписка. Многих писем

теперь нет; сохранилось лишь два письма от сына к родителям. Но в Пуб-

личной библиотеке Бергена хранится большое количество писем Алексан-

дера за период 1866—1875 гг. Все они наполнены глубокой и искренней

Родители Грига скончались в один год.

—Прим. перев.

любовью к сыну, всякий раз, когда дела у Эдварда идут хорошо, отец реа-

гирует на это с великой радостью.

Александер был так же музыкален, как и его жена, хотя совсем в

ином плане. Он мог играть с ней в четыре руки, но во время деловых по-

ездок за границу никогда не упускал возможности бывать в концертах.

По-видимому, больше всего он любил оперы и вокальные вечера, посколь-

ку в одном из писем упоминает, что за свою жизнь слышал более ста

пятидесяти певиц! В одном из своих последних писем Эдварду, от 26

мая 1875 года, он так выражает свое отношение к любимому искусству:

"Музыка была моей величайшей радостью в течение всей жизни..."

РОДИТЕЛИ НИНЫ

Герман Хагеруп, родившийся на год ранее Гесине, был отлит из другого

металла, нежели сестра. Он был внешне импозантен, но злые языки пого-

варивали, что его энергия и трудолюбие сильно уступают внешности.

В 1841 году Герман познакомился со своей будущей женой, недавно

овдовевшер Аделиной Верлиг. Датчанка по происхождению, она, будучи

актрисой, колесила по всей Скандинавии с мужем, директором гастроли-

рующей театральной труппы. В 1841 году они прибыли в Кристиансанн,

где ее муж внезапно скончался. Аделина тотчас же должна была взять на

себя директорские обязанности, и случай привел ее в Берген. Здесь она

встретила Германа Хагерупа, статного сына управляющего епархией, ко-

торый ее очаровал. Герман же

—

что вполне понятно

—

был покорен ее не-

обычайной красотой и живым обаянием. Управляющий епархией был

немало огорчен, узнав об их матримониальных планах, и делал все, что

мог, чтобы расстроить брак Германа с датской актрисой. Но тщетно. Он

столкнулся с несгибаемой волей Аделины, и ему пришлось сдаться.

Как уже упоминалось, после смерти своей жены Эдвард Хагеруп пе-

ревел имение Хаукеланн на имя Германа. У Аделины и Германа родились

три дочери — Тони, Нина и Йельва. Они переехали в Хаукеланн и стали

жить там круглый год — в противоположность Гесине и Александеру

Григам, перебиравшимся в Ландос лишь на летнее время.

Доходы Германа были скудны, и предприимчивая Аделина попыталась

открыть нечто вроде ресторана в Хаукеланне, однако это предприятие

успеха не имело. Поскольку Аделина с трудом осваивалась и в Бергене,

в 1853 году Герман согласился продать Хаукеланн, и "землевладелец"

Хагеруп с семьей переехал в Данию. Нине было тогда восемь лет.

Бергенекая юность

КАК ВСЕ МАЛЬЧИШКИ?

В XIX веке на улице Страннгатен жизнь бурлила и кипела, это был важ-

нейший центр Бергена. На самой крупной транспортной артерии района

Нурнессиден стук копыт о булыжники и скрип колес не стихали с ранне-

го утра до позднего вечера.

На этой самой улице Страннгатен, в доме №152, и размещалась рези-

денция консула Александера Грига и его семьи. Это был великолепный

дом белого цвета. Здесь 15 июня 1843 года родился Эдвард Григ, и на

этой улице, с ее бьющей ключом жизнью, рос он вместе со своими сест-

рами и братом.

Он был любопытным и любознательным, ему был известен каждый

закоулок в этой части города. До Немецкого моста и Рыбной площади

путь был короток, и когда большие суда, груженные отцовскими омара-

ми, отправлялись от родных причалов в дальние края, он провожал их

взглядом, пока те скользили по Вогену.

Здесь, на Страннгатен, он участвовал в самых что ни на есть детских

играх с забавными названиями — "не будь четвертым", "кукареку", и в

самой популярной из них — "найди последнего". Но и занятия взрослых

увлекали его. Частенько он прокрадывался незамеченным на аукционы,

чтобы пережить то напряженное состояние, которое пробуждала в нем

бойкая перекличка покупателей. Между прочим, мальчик обладал свое-

образной тягой к печальным событиям. Он мог стоять как зачарованный

при виде траурной процессии

—

лошади под черными покрывалами, дву-

колка с гробом и плакальщицы, которые своим мастерством усугубля-

ли мрачное настроение. Подобные скорбные шествия очаровывали его на

протяжении всей жизни. В своем дневнике он дает живое описание "по-

хоронного ритуала", виденного им в Риме во время первой поездки в

Италию.

Впечатления ранних детских лет "въелись" в сознание мальчика, и

в более поздние годы Григ вспоминает это время с чувством сердечной

благодарности.

К сожалению, мы располагаем лишь немногими источниками, осве-

, щающими формирование его личности в эти годы. Наиважнейший из

них — автобиографический очерк "Мой первый успех", написанный в

1903 году. Этот шедевр литературного стиля, словно по мановению вол-

шебной палочки, воскрешает перед нами счастливые детские дни Грига.

Но здесь же обнажаются радости и горести, надежды и разочарования кон-

серваторского периода. Некоторые детали, конечно, говорят о неосоз-

нанной потребности шестидесятилетнего человека приукрасить воспоми-

нания, что относится, пожалуй, более всего к воссозданию лейпцигского

периода.

Ребенком Эдвард никогда не помышлял стать музыкантом. Нет, он

хотел во что бы то ни стало быть священником (с. 280—281). Он видел

себя в мечтах проповедником, которому благоговейно внимает народ. Он

любил декламировать, он вспоминает, что в школьные годы знал наизусть

все стихотворения из учебника. Первым человеком, кого это встревожило

более всего, был, конечно, отец. В самом деле, трудно представить, чтобы

первые признаки художественных задатков сына обрадовали Александе-

ра, несмотря на всю его покладистость. Дело было не только в стихах и

декламации. Свою живую фантазию Эдвард тренировал восторженными

повествованиями об аукционах и похоронах, более того

—

он разыгрывал

панихиды по кошкам и птицам!

ОТНЮДЬ НЕ ГОРДОСТЬ школы

Учащимся авторитетной бергенской "Школы Танка" Эдвард стал 1 апреля

1853 года, когда ему почти исполнилось десять лет. Школьный протокол

гласит, что мальчик зачислен в школу для так называемой "общей подго-

товки". В те времена ведь не существовало обязательного школьного обу-

чения, и более или менее зажиточные родители охотно посылали своих

детей к частным учителям, ведущим занятия у себя дома. Наиболее же со-

стоятельные отцы предпочитали содержать собственных домашних учите-

лей. Если выбор педагога оказывался удачным, дети могли получить зна-

ния сравнительно высокого уровня. Но это было, разумеется, уделом лишь

немногих.

Как свидетельствует очерк "Мой первый успех", дети Григов получа-

ли свое "подготовительное" образование в классе, насчитывавшем три-

дцать учеников.

"Школа Танка" была солидным заведением, предъявлявшим к своим

питомцам довольно высокие требования. По-видимому, Эдвард испытывал

сильную неприязнь к духу принуждения, наложившему свой отпечаток

на данное учебное заведение, а то усердие, с каким он пытался любой це-

ной улизнуть от скучных и надоедливых занятий, зачастую выражало себя

забавным образом. На с. 281 приводится его собственный рассказ о том,

как, проявив присущую ему смекалку, он сумел прийти в школу на-

сквозь промокшим — для того, чтобы немедленно быть отправленным

домой переодеваться.

Он явно не был гордостью школы; его интересы лежали далеко за пре-

делами сухой зубрежки, которой придавали главное значение в тогдашней

педагогике. Школьные протоколы свидетельствуют совершенно опреде-

ленно, что за пять лет учебы в "Школе Танка" успехи Эдварда носили

весьма переменчивый характер. Он начинал учебу как многообещающий

школьник, но довольно скоро стал отставать, и в 1855 году его годовой

балл был весьма невысоким

—

3,15. Это значило, что ему придется второй

год учиться в третьем классе. "У меня заболели глаза, и я некоторое вре-

мя не посещал школу. Так как я никогда не учил уроков, то и не считал

этот вынужденный прогул большим несчастьем. Но мой отец смотрел на

дело иначе... Он требовал, чтобы я наверстывал дома то, что пропускаю в

школе". Как свидетельствует школьный протокол, тогдашняя болезнь

не была сочтена уважительной причиной в 1855 году; "отсутствие по бо-

лезни" впервые зафиксировано в 1857 году.

Но вот к Эдварду Григу пришла пора взросления, и со второй полови-

ны 1856 года отметки становятся заметно лучше. В 1857 году годовой

балл был уже 2,36. Значит, он мог добиться успеха, стоило ему лишь захо-

теть. Поэтому он был не прав, когда писал в "Моем первом успехе", что в

общем и целом был лентяем и бунтовал против всего, что относилось к

школьным занятиям. Оценки говорят нечто совсем иное.

Как показывает этот табель, круг предметов был весьма обширным:

немецкий, английский, французский, норвежский языки, религия, исто-

рия, география, геометрия, арифметика, естествознание, чистописание,

рисование, пение и гимнастика!

Из табеля следует, что Эдвард успевал по большинству дисциплин.

Среди четырнадцати учащихся он стоял на шестом месте по успеваемости

и благополучно перешел в пятый класс. Наиболее слаб он был в английском

и норвежском письменном, а также в арифметике и гимнастике, но по

оценкам других учеников видно, что и здесь он был на общем уровне со

своими одноклассниками. (Для сравнения мы изучили табель одного из

лучших учеников.) Эдвард был при этом среди немногих школьников,

имевших твердое "хорошо" по поведению и прилежанию.

Осенью 1858 года, за несколько лет до выпускного экзамена в "Школе

Танка", все круто изменилось. В протоколе находим только такую запись:

"Полагать с 31 августа выбывшим с целью получения образования музи-

куса". В левой части этого протокола приводятся годовые оценки, а за-

одно сообщается тот факт, что Эдвард сидел в третьем классе два года

подряд.

МУЗЫКАЛЬНЫЕ РАДОСТИ И ТЯГА К ПЕРВООТКРЫВАТЕЛЬСТВУ

Каждый, кто бывал в наполненном музыкой консульском доме, не мог не

обратить внимания на бесспорный музыкальный талант Эдварда, хотя его

и трудно было причислить к разряду музыкальных вундеркиндов. К тому

же в детские годы он стоял несколько в тени: его заслоняли старший брат

Йун, отлично игравший на виолончели, и старшая сестра Марен

—

впослед-

ствии известный в Бергене и в Кристиании педагог.

Мать первой поняла, что в музыкальности Эдварда есть что-то особен-

ное — его звуковая фантазия и наслаждение творчеством выражались в

том, что больше всего на свете мальчик любил мечтать за клавиатурой

фортепиано. Он ненавидел безжизненные гаммы и этюды.

Радость и восхищение, охватывавшие его при общении с магической,

притягательной силой звуков, он пережил уже в возрасте пяти лет. Григ

так описывает это в "Моем первом успехе": "Как отдыхает мысль, следуя

за воспоминаниями в далекое прошлое, к первой брезжущей утренней

заре. Да и почему бы, собственно, не вернуться к самому началу? Почему

бы не вспомнить ту таинственную, неизъяснимую радость, которая охва-

тила меня, когда, протянув руки к фортепиано, я извлек

—

о нет, не ме-

лодию! Куда там! Нет, должно быть, то была гармония. Сначала терция,

потом трезвучие, потом аккорд из четырех звуков. И наконец, с помощью

уже обеих рук,

—

о ликование!

—

пятизвучие, нонаккорд. Когда он у меня

прозвучал, восторгу моему не было границ. Вот это был успех! Ни один из

последующих моих успехов не опьянял меня так, как этот. Было мне тог-

да около пяти лет".

То, что здесь поведал Григ, звучит почти пророчески в связи с его по-

следующим музыкальным развитием: не мелодия, а именно аккорд —

притом достаточно диссонирующий аккорд — доставил Григу, когда он

извлек его, такую большую радость.

Систематически обучаться игре на фортепиано он начал в шестилетнем

возрасте под руководством матери. Занятия шли не всегда гладко. Гесине

была достаточно умна, чтобы понять: нельзя душить тягу к первооткры-

вательству в мальчике и радость, доставляемую ему музыкой. Но вместе

с тем она прекрасно сознавала необходимость держать его в строгой пе-

дагогической узде. Дисциплина —важнейшая составная часть артистической

деятельности. Эдвард пишет о матери в "Моем первом успехе": «Наверное,

ее материнское сердце радовалось, когда я пытался что-то импровизиро-

вать на фортепиано, потому что в этом уже проглядывала моя музыкаль-

ная натура, но она и виду не подавала, что довольна. Наоборот. Если вмес-

то того, чтобы выполнять урок, я предавался своим фантазиям, мне могло

не поздоровиться. Когда же я вновь принимался за гаммы, упражнения

и прочие технические премудрости, которые подносили моей алчущей

душе камни вместо хлеба, мать внимательно слушала меня, даже нахо-

дясь в соседней комнате. Однажды из кухни, где она готовила обед, раз-

дался грозный оклик: "Как тебе не стыдно, Эдвард,

—

тут фа-диез, а вовсе

нефа". Я был подавлен ее всеведением».

Лишь гораздо позже Эдвард стал понимать, что если бы он следовал

"любовному, хотя и строгому, руководству матери", то имел бы еще бо-

лее прочный фундамент для карьеры концертирующего пианиста. "Но моя

непростительная склонность к мечтательности уже в ту пору воздвигла

на моем пути трудности, которые еще долгие годы продолжали причи-

нять мне немало хлопот. Не унаследуй я от матери, кроме музыкальных

способностей, ее неутомимую энергию, я никогда и ни в чем бы не пере-

шел от мечтаний к действию".

Довольно рано он начал выводить на бумаге свои музыкальные впечат-

ления: он ведь сочинял! Первые записанные пьесы относятся к тому време-

ни, когда ему было десять лет. Но все, что он написал в то время, исчезло,

"будучи предано корзине для бумаг

—

самому подходящему месту для этих

композиций". К тому же оказалось, что в среде бергенских мальчишек не-

легко живется обладателю музыкального дарования. А то, что Эдварда

благодаря музыкальным композициям один из учителей "Школы Танка"

•

сделал посмешищем, конечно, также никак не могло способствовать вы-

явлению и развитию музыкальных способностей мальчика (с. 281—282).

Но большому таланту, как известно, непонимание помешать не может.

Эдвард продолжал сочинять, появлялись все новые и новые опусы. На ру-

кописи "Девяти детских пьес", написанных уже позднее, в лейпцигский

период, он проставил: "Opus 17"!

Летом 1858 года он с отцом впервые отправился в большое путешест-

вие в Эстланн. Эдвард взял с собой блокнот, где сделал целый ряд зари-

совок, навеянных впечатлениями от поездки. В Ларвике он посетил сестру

матери, Эдвардину, "тетю Холодину", как он ее назвал. В рисунке, сделан-

ном им в то время, мы можем разглядеть, конечно, определенные способ-

ности к рисованию, но едва ли мир лишился великого живописца, когда

Эдвард навсегда забросил рисовальные принадлежности.

Это лето оказалось поворотным пунктом в жизни мальчика. Из фак-

тов, которые он в 1881 году поведал своему биографу Й. де Йонгу и ко-

торые тогда же последний опубликовал в нидерландском журнале "Де

Тидспигел", четко явствует, что после этой поездки с отцом Эдвард

всерьез стал видеть в музыке свое призвание.

В этом он не встретил какого-либо противодействия со стороны роди-

телей. Вопрос заключался лишь в том, когда он должен отправиться за

границу, чтобы начать серьезные занятия. Судя по всему, родители желали,

чтобы он завершил учебу в школе, прежде чем уехать. Посылать пятнадца-

тилетнего подростка одного в большой мир обучаться музыке представля-

лось довольно рискованным предприятием.

Но вот тем же летом в Ландос приехал с визитом Уле Булль. Эдвард

впервые встретился со своим "дядюшкой", и эта встреча оказалась решаю-

щей. Ведь — как напечатано в нидерландском журнале — "Уле Булль

просто-напросто отдал приказ послать меня в Лейпциг".

В "Моем первом успехе" эта ситуация представлена в ином свете.

Здесь Григ вообще не упоминает о том, что решение стать музыкантом

было принято им до того, как на горизонте появился Уле Булль. Напротив,

Григ так описывает эпизод встречи со знаменитым скрипачом, что создает-

ся впечатление, будто только Уле Булль первым открыл его музыкальную

одаренность. Тем не менее это было не так. Заслуга Булля в этом случае

заключалась лишь в том, что он дал родителям Эдварда решающий совет,

чем ускорил отъезд мальчика в Германию.

По всей видимости, Булль целиком и полностью придерживался того

мнения, что творческие способности Эдварда могут быть развиты только

благодаря планомерным консерваторским занятиям. Он сам чувствовал,

насколько недостаточны были его собственные познания в области теории

музыки и композиции. Именно поэтому он не хотел, чтобы Эдварду при-

шлось испытать те же беды, что и ему самому

—

как композитору, так и

оставшемуся самоучкой. (Описание визита Уле Булля в Ландос приведено

на с. 282).

Мы не знаем точно, какие именно свои сочинения Эдвард играл Буллю,

но наиболее вероятно, что среди них были "Три фортепианные пьесы",

отобранные и составленные в цикл им же самим в Лейпциге в 1859 году.

Первоначальный вариант этих пьес сохранился в рукописи, переписанной

набело сестрой Бенедиктой. Лейпцигский вариант представляет собой но-

вую редакцию этих пьес под общим наименованием "Маленькие пьесы для

фортепиано".

Годы учения в городе музыки

ПЯТНАДЦАТИЛЕТНИЙ ПОДРОСТОК С БОЛЬШИМИ АМБИЦИЯМИ

Эдвард был не первым и не последним из рода Григов, кто отправился в

Лейпциг для обучения музыке. Один из его бергенских родственников,

Георг Григ, получил в той же консерватории образование пианиста в сере-

дине 1850-х годов, и совершенно очевидно, что отец Эдварда обсуждал с

ним вопрос об условиях жизни в знаменитом музыкальном центре. В

1860 году, когда Эдвард уже проучился в консерватории два года, туда же

прибыл его брат Йун с целью стать виолончелистом.

В консерваторских протоколах, впрочем, упоминается еще целый ряд

норвежцев, обучавшихся тогда в Лейпциге. В 1854—1858 годы мы встре-

чаем в них имена Отто Винтер-Йельма из Кристиании, Клауса Хемана Вру-

на из Нурдерхова, Мартина Гудде из Тронхейма и других. Большинство

из них были и остались любителями-музыкантами. Правда, двое из них

—

Юхан Бейер и Георг Григ

—

сыграли весьма значительную роль в музыкаль-

ной жизни Бергена: Георг Григ как отличный пианист, а Юхан Бейер как

первый скрипач в Бейер-квартете, регулярно выступавшем с концерта-

ми в течение девятнадцати лет. Юхан Бейер был, кстати, дядей Франца

Бейера, который в течение более чем тридцати лет оставался близким

другом Эдварда Грига. Что касается Винтер-Йельма, то он проявил себя в

дальнейшем как музыкант-профессионал в области церковной музыки и

весьма активный музыкальный критик столичной, прессы.

Консерватория в Лейпциге была основана в том же году, когда родшь

ся Григ,

—

1843-м. За довольно короткое время она завоевала славу, по-

жалуй, первейшего музыкального заведения во всем мире, чей преподава-

тельский состав снискал авторитет и высокую репутацию. Масса иност-

ранцев стремилась попасть в консерваторию. Среди сорока пяти претен-

дентов, поступавших в один год с Эдвардом, были скандинавы, англичане,

русские, американцы. Среди учащихся-северян завоевал дружбу Эдварда

датчанин К.Ф.Э. Хорнеман, которого позднее Григ характеризовал как

"гениального сокурсника, преданного товарища со светлой головой и го-

рячим сердцем".

Однако мог ли пятнадцатилетний подросток из норвежского провин-

циального города встать в один ряд со взрослыми юношами, принадле-

жавшими к музыкальной элите Европы и Америки? Эдвард отнюдь не

задрал нос и не заважничал, когда увидел себя 6 октября 1858 года в спис-

ке зачисленных в консерваторию. В "Моем первом успехе" сказано:

«Слова "меня послали"[в Лейпциг.

—

Н.М.] не случайно слетели с моего

пера. Я и впрямь был похож на посылочный кулек, набитый мечтами.

Меня послали в Лейпциг под присмотром одного из старых друзей от-

ца. Путь наш лежал через Северное море. После одного дня пребывания в

Гамбурге мы отправились дальше, в средневековый Лейпциг, уже по же-

Бенестад Ф., Шельдеруп-Эббе., Д. Эдвард Григ - человек и художник

Подождите немного. Документ загружается.