от   своей   жизни,   было   бы   преувеличением.   Напротив,   они,   как   правило,
постоянно до крайней степени раздражены и озлоблены ею, словно путник,
избитый и ограбленный на дороге. В этом нетрудно убедиться, 
приехав   в   Москву   туристом   и   еще   в   аэропорту   столкнувшись   со
злобным псом в человеческом обличье, который своим лаем загоняет тебя в
объятия мафии, вытряхивающей из тебя твои доллары. Позднее та же сцена
повторяется повсюду — в отеле, в магазине, на улице.
И больше  всего не  желают своей судьбы  своим  детям.  Как помочь
подрастающему   ребенку   не   повторить   плачевную   жизнь   родителей,   а
получить работу почище, жилье получше, еду повкуснее, одежду помоднее,
так,   чтобы   не   он   бесконечно   давал   взятки   направо   и   налево,   а   ему
“подносили”   со   всех   сторон?   Единственный   способ   в   тоталитарном
государстве — это помочь ему “сделать карьеру”, для чего необходима по
возможности   не   самая   плохая   городская   школа   (от   сельской,   где   один
учитель на четыре класса — избави Боже!) и возможно более престижный
университет. Плюс, разумеется, личные связи. Плюс в любом тоталитарном
государстве   —   обязательный   язык   преобладающей   нации.   В   Иране   —
персидский, в Китае — ханьско-пекинский, в СССР — русский. И так далее.
Собственно,   знание   общегосударственного   языка   обязательно   в   каждой
стране. Но в США не пропадешь, если плохо знаешь английский или даже
совсем не знаешь его. Завел предприятие в квартале своих соотечественников
— и говори только на китайском или на русском хоть всю жизнь. Конечно,
президентом   и   даже   шерифом   не   выберут.   Но   жить   можно   безбедно.   В
тоталитарных   странах   без   хорошего   знания   общегосударственного   языка
любой человек обречен на участь парии в своей деревне, будь он хоть семи
пядей во лбу.
И вот миллионы родителей, желая своим детям добра, добровольно,
даже довольно настойчиво забирают своих детей из национальных школ и
отдают их в русские: на родном языке и дома можно всласть наговорить ся, а
на работе необходим хороший русский. Несчаст ные, они не подозревают,
что их ребенок, пошедший в иноязычную школу и подросший в иноязычной
среде, никогда в жизни не возьмет в руки книгу на родном язы ке (да еще
котирующемся как “деревенский”, “вульгарно-бытовой”), никогда не пойдет
в национальный театр, никогда не заглянет в национальный музей и даже в 
конце концов постарается записать в своем паспорте: “русский” — хотя
и выглядит “негром преклонных годов”. Но раз так — хиреет на глазах книга,
журнал, газета, кинематограф, театр, музей, вся культура на национальном
языке. От переписи к переписи среди коренного населения растет процент
людей,  считающих  и чувствующих  себя  русскими  или,  по  крайней  мере,
отождествляющих   себя   с   русской   культурой,   стыдящихся   своей
национальности.   Словом,   полным   ходом   идет   фактическая   политика
национальной   ассимиляции   —   при   всех   формальных   заверениях   об
“уважении” и “расцвете” национальной культуры.
И если многолетнее, из поколение в поколение, ограбление людей —
вывоз на их глазах куда-то “в Москву” (на самом деле много далее — в иные