между ним и Абдаррахманом б. Ауфом. Абдаррахман перестал разговаривать с ним, тот, в
свою очередь, перестал подпускать верблюдов Абдаррахмана к своему колодцу [+60]. Были,
конечно, всякие пересуды в Медине, рождались слухи, некоторые сообщения источников
явно фиксируют не факты, а слухи.
После смерти Абдаррахмана в том же, 32/652-53 г. наиболее авторитетной фигурой в
мусульманской общине стал Али б. Абу Талиб. Его преимуществом помимо близости к
пророку было то, что, не занимая никаких административных постов, он не создавал поводов
настроить людей против себя строгостью, наказаниями или несправедливостью (это —
преимущество всякой оппозиции перед стоящими у власти), более того, он нередко выступал
защитником обиженных, хотя при всем том, насколько можно судить по источникам, не
проявлял открытой враждебности к халифу.
Главная опасность грозила халифу все же не от старых сподвижников пророка и не от
мединцев, а из гарнизонных городов, где рядовые воины и некурайшиты выступали против
претензий курайшитов и мединской верхушки на монопольное распоряжение завоеванными
землями и средствами государственной казны. Это глухое недовольство сначала
прорывалось в форме конфликтов с властью отдельных наиболее решительных противников
проводимой ею политики и обострялось высокомерием наместников.
Главным очагом недовольства представляется Куфа. Впрочем, такое впечатление
может порождаться тем, что основная масса информации об этом периоде восходит к
куфийским историкам. Вождем недовольных здесь был Малик б. ал-Харис по прозвищу ал-
Аштар, участник завоевания Сирии, приехавший в Куфу из Медины вместе с Са’идом б. ал-
Асом [+61]. Первое открытое столкновение произошло в 33/653 г., когда на одной из
вечерних бесед в резиденции Са’ида, куда приглашались знать и знатоки Корана (ал-курра),
зашел спор о том, кому принадлежит Савад Ирака. Начальник стражи Са’ида льстиво
высказался в пользу амира, ал-Аштар вспылил, а Са’ид подбавил масла в огонь, заявив, что
Савад — сад курайшитов. Спор кончился дракой, в которой ал-Аштар и его сторонники
избили начальника стражи и вступившегося за него отца до потери сознания. Их
соплеменник, Тулайха, привел своих асадитов к дворцу, против них выступили другие
племена, свалка в приемном зале наместника чуть не кончилась сражением [+62].
Са’ид перестал приглашать ал-Аштара и его друзей на вечерние беседы, но это только
ухудшило обстановку, недовольные стали собираться в домах и квартальных мечетях,
обрастая кругом сторонников. Затем благочестивцы из окружения ал-Аштара отправили
Усману письмо, полное увещеваний, в котором, в частности, писали: «Заклинаем тебя
Аллахом подумать об общине Мухаммада, ведь мы боимся, что расстроится ее дело твоими
руками, потому что ты посадил на шеи людям своих собратьев» [+63]. Храбрости подписать
это письмо обличителям не хватило. Лишь юный Ка’б б. Абда написал письмо такого же
содержания от своего имени. Усман потребовал прислать его в Медину, где между ними
произошел знаменательный разговор. Посмотрев на юношу, Усман сказал: «Это ты-то
наставляешь на истину меня, читавшего Книгу Аллаха, когда ты еще был в чреслах
многобожника!» Ка’б дерзко ответил ему: «Если человек читал Книгу Аллаха и не поступает
согласно ей, то это только свидетельствует против него!» Усман приказал дать ему 20 плетей
и выслал в Дунбавенд [+64].
В этом разговоре, даже если он и передан в источнике с некоторыми прикрасами,
отразилась новая ситуация, сложившаяся в мусульманском обществе: два десятилетия
ближайшие сподвижники пророка считали себя монопольными хранителями и
толкователями духа и буквы ислама, а за это время выросло новое поколение, убежденное в
своем праве понимать его самостоятельно, даже вступая в спор с ветеранами ислама.