Большаков О.Г. История Халифата. Том 2. Эпоха великих завоеваний
Подождите немного. Документ загружается.
XIII в. не существовало, да и арабских, переписанных та’ликом в XII в., пока не обнаружено.
Отсутствие факсимильного воспроизведения какой-либо страницы из этой рукописи лишает
нас возможности датировать ее по характеру почерка. В этих условиях можно утверждать
только то, что данная рукопись позже XIII в. (а скорее всего даже позже XIV в.).
[+13] Mac Grow, 1981.
[+14] Во всех иснадах последним звеном является не Абу Исма’ил, а Хусайн б. Зийад и
(в трех случаях) следующий за ним Абу-л-Аббас Валид б. Хаммад ар-Рамли, но цепь
информаторов разветвляется сразу за Абу Исма’илом, свидетельствуя, что именно он —
составитель данного сочинения, а следующие за ним лишь передавали скомпонованный им
материал, быть может только несколько редактируя его.
Ал-Азди объединил сведения 35 информаторов, чаще всего обращаясь к материалам
Абу Джахдама ал-Азди (11 раз), Мухаммада б. Иусуфа ал-Хазралжи (11 раз), Абдалмалика б.
Науфала (10 раз), Йазида б. Йазида б. Джабира (5 раз), которые являются основными
информаторами Абу Михнафа (689 — 775) (гораздо чаще, чем указано у У. Сезгин [Sezgin
U., 1971, указ.]) и Сайфа б. Умара (ум. в 170 — 173/786 — 790 гг.). Кроме них общими
информаторами являются еще 10 лиц, ссылки на которых единичны. Одинаковая по длине
цепь иснадов свидетельствует о том, что ал-Азди был современником двух известных
историков. Сведения о нем чрезвычайно скудны. Издатель текста, Абдалмун’им Абдаллах,
приводит о нем некоторые биографические данные, отсутствующие у Ф. Сезгина: он жил в
Багдаде, был соседом Али б. ал-Вакида и считался надежным передатчиком сведений,
скончался в Багдаде в 231 г. [Азди 2, с. каф и лам]. К сожалению, я не имел возможности
проверить правильность этих сведений из-за отсутствия у нас сочинений, использованных
Абдалмун’имом, а они вызывают сомнение. 231 год хиджры приходится на 7.IX 845 —
27.VIII 846 г., даже при продолжительности жизни в 80 лет ал-Азди родился бы около 765 г.,
т. е. принадлежал бы к следующему после Абу Михнафа поколению и это отразилось бы в
иснадах. Во-первых, он не мог бы получить сведения непосредственно от лиц, умерших до
765 — 770 гг., т. е. от всех его информаторов, время жизни которых нам известно или
определяется с большой долей вероятности. Это прежде всего Амр б. Шу’айб, умерший в
736 г. [И. Хаджар, ТТ., т. 8, с. 48 — 55]. Можно допустить, что упоминание его как
непосредственного информатора является ошибкой (тем более что он упоминается только
один раз), но и остальные: Муджалид б. Са’ид (ум. в 762 г.), ан-Надр б. Салих (родился
около 675 г. [Sezgin U., 1971, с. 210, 214]), Амр б. Малик ал-Кайни (в 66/685-86 г. был
подростком [Таб., II. с. 647]), Абу Джахдам (участник событий 702 г. [Таб., III, с. 1099 —
1101]) — либо не дожили до тех лет, когда ал-Азди мог начать сбор материала, либо должны
были прожить более ста лет.
Во-вторых, будучи ученым следующего за Абу Михнафом и Сайфом поколения, он
имел бы иснады длиннее на одно звено, а скорее всего ссылался бы и на них, и на Ибн
Исхака (ум. в 768 г.). Приходится согласиться с Ф. Сезгином, что ал-Азди был
современником этих историков и умер в последней четверти VIII в. [GAS, Bd. 1, с. 292].
Большинство сведений ал-Азди восходит к участникам событий (23 названы по имени
и четверо — безымянны). Лишь несколько иснадов содержат ошибки следующего рода: на с.
16 и 223 [Азди 2] приводится иснад: Сахр б. Са'д (участник событий) — Сабит ал-Баннани —
Мухаммад б. Иусуф — Абу Исма’ил, на с. 219 происходит ошибочное слияние имен двух
первых лиц, в Сабита б. Сахла б. Са’да, а на с. 136 — 137 сливаются первый и третий
информаторы в Мухаммада б. Йусуфа б. Сахла б. Са’да, — но большинство иснадов точны,
лишь в некоторых выпали ссылки на очевидцев и участников событий. В целом сочинение
Абу Исма’ила аз-Азди вполне надежный исторический источник первостепенного значения.
[+15] Это явствует из того, что, с одной стороны, у ал-Азди имеются детали,
отсутствующие у ал-Куфи, а с другой — у последнего имеются некоторые дополнения; ясно,
что переписчики рукописей обоих сочинений (или сам ал-Куфи) имели перед собой более
полный текст одного общего источника.
[+16] Haneberg, 1863, с. 133 — 147.
[+17] Точнее определить время романтизированной переработки трудно. С одной
стороны, она не могла появиться раньше крестовых походов, с другой — наиболее ранние
рукописи, относящиеся к концу XIV в. [Михайлова, 1965, № 1], дают уже сложившийся
текст.
[+18] Подавляющее большинство равиев, упоминаемых в этих сочинениях, отсутствует
в иснадах ат-Табари и более ранних историков, однако лишь на этом основании объявить их
подложными нельзя: точно так же часть имен в иснадах вполне достоверного сочинения ал-
Азди не встречается у других историков, — кроме того, наряду с неизвестными нам именами
упоминаются Ибн Исхак и Сайф, ал-Мухаллаб б. Укба и Талха б. ал-А’лам, Йазид б. Абу
Хабиб и Усама б. Зайд ал-Лайси, встречаются и цепочки передатчиков, известные по другим
историческим сочинениям, хотя и с некоторыми искажениями и усечениями. Приведем один
пример:
«Футух Дийар Бакр» «Та’рих» ат-Табари
[Пс. — Вак. 2, т. 2, с. 97] [Таб., I, с. 1601]
Абдаллах б. Аслам, Ибн Хумайд
Асим б. Абдаллах Салама
Ибн Исхак ал-Умави Ибн Исхак
Йазид б. Абу Хабиб Йазид б. Абу Хабиб
Рашид, «его мавла» Рашид, мавла Ибн Абу
Ауса
Хабиб б. Абу Аус
Амр о. ал-Ас
Как мы видим, иснады «Футух» и «Та’рих» ат-Табари в трех звеньях совпадают,
расхождение верхних звеньев вполне естественно, так как передача шла по разным линиям, а
нижняя часть в «Футух» усечена и искажены отношения упомянутых в ней лиц.
Большинство проверенных мной иснадов кончаются ал-Вакиди или лицами, близкими
к его времени, подтверждая, что исходное сочинение принадлежало именно ему. В
некоторых случаях иснады завершаются безымянным «этот передатчик» (ар-рави), который
отделен от ал-Вакиди тремя звеньями передачи [Пс. — Вак. 2, т. 2, с. 119, 160], т. е. не менее
чем столетием (точнее сказать невозможно — иснады могут быть неполными). Можно
думать, что этому ар-рави, фигурирующему во многих местах без предшествующего ему
иснада, и принадлежит первый шаг на пути превращения исторического сочинения в
исторический роман, которое продолжили переработчики эпохи крестовых походов.
[+19] Jarry, 1970. Ф. Сезгин называет автором «Завоевания ал-Бахнаса» Ахмада ал-
Бакри [GAS, Bd. 1, с. 296]. Но в данном случае авторство не имеет значения, поскольку
характер этого сочинения тот же, что и сочинений, приписываемых ал-Вакиди.
[+20] Халифа.
[+21] И. Асак., т. 1.
[+22] Феоф.; Феоф., пер.
[+23] Никифор; Никифор, пер.
[+24] Кривов, 1982.
[+25] Иоанн.
[+26] Сев.; Евтих.
[+27] Динав, с. 44 — 117; Йа’к., т. 1, с. 178 — 203; Таб., I, с. 823 — 1068; Мас’уди, т. 2,
с. 105 — 241.
[+28] Кн. халифов.
[+29] Пигулевская, 1946; Колесников, 1982, с. 17 — 21.
[+30] Тер-Гевондян, 1977, с. 5 — 12.
[+31] Кумми; Т. Систан.
[+32] Бартольд, 1, с. 55.
[+33] Стори, 1972, с. 279 — 288.
[+34] А. Исфах. Русский читатель может познакомиться с характером сочинения по
отрывкам, опубликованным в русском переводе [А. Исфах., пер.].
[+35] Это касается главным образом деятелей более позднего периода, начиная с
My’авии.
[+36] Mедников, 1897; Медников, 1903.
[+37] Butler, 1902.
[+38] Glubb, 1966.
[+39] Буниятов, 1965; Тер-Гевондян, 1977.
[+40] Pirenne, 1937; Ehrenkreutz, 1972.
[+41] До 70-х годов арабистов-источниковедов интересовали прежде всего система
передачи информации и соотношение ранних источников, особенно дошедших до нас в виде
выдержек в поздних компиляциях. Шедевром этого рода исследований можно назвать
монографию У. Сезгин об Абу Михнафе [Sezgin U., 1971]. Это направление получило
развитие и в нашей арабистике (серия историографических исследований ленинградских
арабистов [Бойко, 1977; Бойко, 1983; Прозоров, 1980]). Начало нового этапа обозначили
исследования А. Нота, анализирующие характер информации и ее трансформацию в
процессе передачи [Noth, 1968; Noth, 1973]. Одним из важнейших его выводов является
установление видов шаблонов композиции исторического повествования.
[+42] Shaban, 1971; Cahen, 1968.
[+43] Mac Grow, 1981.
[+44] Колесников, 1982.
[+45] Jarry, 1970.
[+46] Шибли, 1933; Аргун, 1953; Akram, 1970; Талас, 1978; Мадун, 1982.
Глава 1. ТРУДНОЕ НАЧАЛО
ОРГАНИЗАЦИЯ ПОХОДА НА ВИЗАНТИЮ
Рис. 1. Палестина и Южная Сирия
Арабские завоевания по своему размаху и степени влияния на мировую культуру,
безусловно, были одним из важнейших событий средневековья. Естественно поэтому
стремление нескольких поколений исследователей найти их причины, выявить те силы,
которые подтолкнули арабов выйти с оружием в руках далеко за пределы исконных мест
обитания.
Объяснение этого особой воинственностью ислама, в сама учении которого заключен
призыв к священной войне за веру, джихаду, не могло удовлетворить хотя бы потому, что
никогда больше арабы-мусульмане не предпринимали ничего подобного. В начале нашего
века Л. Каэтани под влиянием теории И. Гвиди о периодическом выселении семитских
народов из Аравии, вследствие ухудшения там климатических условий попытался
интерпретировать арабские завоевания как очередную волну миграции, вызванную той же
причиной [+1]. Но он так и не смог объяснить, почему после VII в. Аравия не дала больше ни
одной волны выселения: прекратилось ли высыхание Аравии или не случались периоды
резкого ухудшения — осталось неясным. Лишь через полвека К. Буцер высказал мысль, что
на 591 — 640 гг. пришелся период резкого усиления засушливости, создавший критическое
демографическое положение в Аравии, разрядившееся в арабских завоеваниях [+2].
Действительно, существуют циклические климатические колебания со сменой
холодных и жарких, влажных и засушливых периодов, но никаких убедительных
доказательств того, что на указанный К. Буцером период приходится череда особо
засушливых лет, найти не удается, так как письменные источники очень скупо информируют
о метеорологических явлениях. Более систематические сведения об этом арабских историков
IX–XV вв. фиксируют циклическое чередование засушливых лет, отмеченных неурожаями,
голодом и эпидемиями, зависящее от больших и малых периодов изменения солнечной
активности [+3], но ни один из засушливых периодов не вызвал движения кочевников из
Аравии (локальные перемещения не в счет).
Вариантом климатического детерминизма является и широко распространенное ныне
представление о том, что арабов толкнули на завоевания тяжелые условия существования,
относительное перенаселение Аравии, пастбища которой стали недостаточными для
прокормления возросшего кочевого населения. Существование на грани голодной смерти в
Аравии и перспектива сытой жизни и богатой добычи в завоеванных странах, по мнению
многих, — главная движущая сила арабских завоеваний, ислам же только способствовал
созданию государственного организма, обеспечившего реализацию этого мощного
материального стимула в форме завоеваний [+4].
Конечно, материальный стимул, жажда обогащения (отнюдь, не чуждая и тем
ревностным мусульманам, которые были готовы без колебаний отдать свою жизнь во славу
ислама), играл огромную роль в привлечении больших масс добровольцев для участия в
завоевательных походах, но этот стимул не был специфическим, присущим только арабо-
мусульманской армии, он существовал и до ислама и не только в Аравии с незапамятных
времен, перестав играть роль только в новое время.
Единственным фактором, которого не было в Аравии прежде, и который мог нарушить
стабильность в регионе, оказывается все-таки ислам. Однако роль его определялась не какой-
то особой агрессивностью этой религии, объявившей войну с инаковерующими священной
обязанностью ее последователей и тем самым обусловившей завоевательную политику. У
нас еще будут поводы сказать подробнее и о месте джихада в учении ислама, и о реализации
соответствующих идей на практике, сейчас достаточно упомянуть, что ислам, как любая
религия и любое идеологическое учение, неоднозначен и сильно менялся с течением
времени. В эпоху, когда начинались арабские завоевания, идеология ислама находилась в
стадии формирования и учение о войне за веру было не только двигателем завоеваний, но и
их продуктом, рожденным в атмосфере головокружительных успехов.
Роль ислама как движущей силы завоеваний была, прежде всего, организаторской: на
его основе возникло всеаравийское государство, объединенные силы которого могли
рискнуть начать войну с непобедимыми прежде противниками. Однако он, не только
объединил разрозненные силы аравитян, но и подчинил их религиозной дисциплине и
наделил убежденностью в правоте их дела и непобедимости, что создало превосходство над
хорошо вооруженными и обученными армиями Византии и Ирана.
И все же, признавая ислам важнейшей причиной арабских завоеваний, можем ли мы
считать, что они были предопределены уже самим фактом его возникновения? На это
приходится ответить: и да, и нет. Без ислама не было бы завоеваний — в этом нет сомнений;
но само его появление не предопределяло их неизбежность. Если встать на позицию строгого
детерминизма, то пришлось бы признать, что рождение ислама предопределено рождением
Мухаммада, а оно — рождением его отца и материи; так, следуя по цепочке причинно-
следственных связей можно дойти до убеждения, что арабские завоевания были
предопределены чуть ли не с появления вида хомо сапиенс. Крайность такого взгляда
прекрасно продемонстрирована в фантастическом рассказе Р. Бредбери "И грянул гром":
путешественник в далекое прошлое раздавил бабочку, и в нашем времени дальним
последствием этого стало избрание другого президента и изменение английской
орфографии.
Развитие человеческого общества определяется таким множеством объективных и
субъективных факторов, в том числе и личными качествами участников событий, что
однозначное развитие событий невозможно. В каждый данный момент существует
неисчислимое количество вариантов их продолжения (в пределах самых общих
закономерностей, реализующихся в этом разнообразии), и каждый раз на реализацию той
или иной возможности влияет ничтожный перевес одного из факторов, какая-то совершенно
случайная по сравнению с остальным причина, особенно ничтожная при сопоставлении со
значительными последствиями. Они в целом определены не этой причиной, а всей
совокупностью действующих сил, но на первый взгляд может показаться, что именно случай
правит историей.
Наша собственная история текущего столетия дает нам богатую пищу для мучительных
раздумий: насколько неизбежным было все то, что довелось испытать нашим народам, где
был поворотный пункт, за которым трагический ход событий стал неизбежным?
Мы упомянули несколько общих объективных причин, которые способствовали
победоносному выходу арабов из Аравии, но они определяли лишь объективную
возможность, а не ту конкретную последнюю песчинку, которая перетянула чашу весов
истории на сторону завоеваний. Ряд исследователей считает, что они явились естественным
продолжением политики распространения ислама в Аравии силой оружия и подавления
ридды [+5]. Это, конечно, способствовало накоплению политического и военного опыта, и
все же между столкновением мелких отрядов внутри Аравии, подчинением хорошо
знакомых соперников и регулярными военными действиями против сильнейших держав
своего времени, располагавших большими, прекрасно обученными и обеспеченными
армиями, есть несомненное качественное различие. Это — не механический перенос тех же
военных действий на новые территории. Вторжение в глубь византийских и сасанидских
владений требовало иного уровня организации и материального обеспечения, и это
прекрасно понимали руководители мусульманской общины.
Мысль об отправке войска в византийские владения появилась у Абу Бакра в самом
конце 633 г. [+6], несомненно, под влиянием успехов Халида б. ал-Валида в Приевфратье. Но
она была встречена ближайшим окружением халифа без всякого энтузиазма. Только Умар
поддержал его безоговорочно, а Абдаррахман б. Ауф, один из ближайших сподвижников
Мухаммада, предостерег Абу Бакра от посылки войска в глубь византийской территории,
учитывая храбрость и силу византийцев. Он считал, что следует начать с набегов мелких
отрядов на пограничные районы и, только лучше обеспечив себя за счет добычи и собрав
войска со всей Аравии, решаться на вторжение. Остальные присутствующие просто
промолчали. Абу Бакр стал требовать от них ответа. Тогда Усман почтительно, но уклончиво
ответил, что халиф сам лучше знает, в чем благо мусульман. Остальные ухватились за эту
формулировку и тоже не дали прямого согласия, хотя и заверили, что не будут противиться
любому его решению. Лишь Али будто бы предрек успех походу, поскольку пророк говорил,
что его религия победит всех противников, и это укрепило решимость Абу Бакра [+7].
Эти сведения восходят к очевидцу событий [+8] и в целом, несомненно, правильно
передают ситуацию. Нужно лишь учитывать, что информатор был жителем Куфы, цитадели
шиизма, активно выступал против Усмана [+9] и, кроме того, рассказывал обо всем этом в ту
пору, когда активно формировался культ Али в шиитской среде[+10]. Поэтому рассказчик-
очевидец, осененный славой сподвижника пророка, вряд ли мог устоять перед соблазном
приписать Али решающую роль в принятии такого важного решения. Впоследствии, видимо,
отрицательное отношение ближайших сподвижников пророка к решению начать священную
войну стало противоречить расхожим представлениям, и рассказ об этом не вошел ни в одно
из распространенных исторических сочинений, кроме "Истории" ал-Йа'куби [+11].
Заручившись обещанием старейшин по крайней мере не противиться решению о
походе, Абу Бакр обратился к более широкому кругу мусульман. Они тоже не спешили
одобрить рискованное решение. "Люди молчали, и не ответил ему никто из-за страха похода
на византийцев, так как знали их многочисленность и степень их храбрости", — сообщает
тот же очевидец. Умар возмутился их безразличием и закричал: "Эй, мусульмане! Что же вы
не отвечаете заместителю посланника Аллаха, когда он призывает вас к тому, что даст вам
[вечную] жизнь?" — и процитировал слегка измененные слова Корана, обращенные
Мухаммадом к мусульманам-"лицемерам", не желавшим идти в трудный поход на Табук (см.
т. 1, с. 172 — 173).
Эта цитата чуть не испортила все дело. Амр б. Са'ид б. ал-Ас, один из старейших
мусульман, принявший ислам до Умара, вскочил с места и возмущенно спросил: "Это нам ты
приводишь притчи о лицемерах?! А что мешает тебе самому первым сделать то, за [отказ] от
чего ты нас упрекаешь? [*1]" Умар стал оправдываться, что халиф и без того знает, что он
готов по его приказу пойти куда прикажет. "А вот мы, — заявил Амр, — не ради вас ходим в
походы и если пойдем, то пойдем ради Аллаха!"
В перепалку вмешался Абу Бакр, опасавшийся, что за Амром, а более того, за его
старшим братом Халидом (принявшим ислам шестым, сразу за Абу Бакром) могут пойти
часть старых мусульман и многие из недовольных избранием его халифом. "Сядь, — сказал
он Амру, — да помилует тебя Аллах. Ведь Умар тем, что ты слышал, не хотел обидеть или
упрекнуть никакого мусульманина. Тем, что ты слышал, он хотел, чтобы двинулись в
джихад "припавшие к земле" [*2]".
Неожиданно Абу Бакра поддержал Халид б. Са'ид: "Заместитель посланника Аллаха
прав. Брат [+12], сядь!" — и выразил готовность подчиниться распоряжениям халифа.
Обрадованный Абу Бакр в благодарность за это назначил Халида командующим (амиром)
[+13] и распорядился принести в его дом знамя — символ его власти [+14]. Правда, знамени
в нашем смысле слова еще не существовало: амиру, отправляемому в поход, Мухаммад, а
после — халиф привязывал к копью платок, чалму или просто кусок ткани, который и
становился боевым знаменем [+15].
Халид со своими родичами разбил лагерь в Джурфе (см. т. 1, с. 84), и туда стали
собираться добровольцы; но ему недолго довелось нести бремя командования. Его
назначение встретило решительное сопротивление Умара. Он настаивал, чтобы Абу Бакр
сместил Халида, говорил, что тот высокомерен и не может ладить с людьми, напоминал, что
он долго отказывался присягнуть, открыто говорил, что власть должна принадлежать роду
Абдманафа. В конце концов Абу Бакр сдался и послал домой к Халиду человека объявить о
смещении и забрать знамя. Халид вынес его и сказал: "Клянусь Аллахом, не радовало меня
ваше назначение и не огорчает меня ваше смещение, и не тебя надо упрекать". Видимо,
удостоверившись, что скандала не будет, пришел и сам Абу Бакр с извинениями, заклиная не
держать зла на Умара [+16].
К этому времени собралось несколько тысяч добровольцев, и Абу Бакр назначил трех
независимых амиров: Йазида б. Абу Суфйана, Шурахбила б. Хасану и Абу Убайду б. ал-
Джарраxa. Знамя Халида было передано его двоюродному брату Йазиду (не исключено, что
таким образом Абу Бакр хотел примирить влиятельный род Умаййадов, к которому они оба
принадлежали, со смещением Халида), но Халид не пожелал быть под началом недавнего
врага ислама и предпочел подчиняться Абу Убайде, такому же старому сподвижнику, как и
он сам [+17].
Сведений о том, как собиралось войско, сравнительно много, но они разрозненны и
трудно поддаются даже относительной датировке, поэтому изложение дальнейших событий
оказывается весьма приблизительным. Основывается оно прежде всего на сведениях ал-Азди
(и ал-Куфи), как наиболее связных и позволяющих на их основе упорядочить материал
других источников.
Прибытие добровольцев из племен, обитавших вокруг Медины, старых союзников
Мухаммада и опоры Абу Бакра в первый момент борьбы с риддой, не удостоилось
упоминания историков — то ли их участие воспринималось как совершенно естественное, то
ли число их было слишком незначительным. Зато запомнилось прибытие ополчений из
племен тайй, кайс и кинана, а особенно — 4000 мазхиджитов во главе с Кайсом б. Хубайрой
и кайля Зу-л-Кала с большим отрядом химйаритов [+18].
С их прибытием общая численность войска достигла примерно 9000 воинов [+19], и
Абу Бакр счел эти силы достаточными для отправления в поход.
По данным ал-Балазури, формирование войска шло в течение всего мухаррама 13/7.III
— 5.IV 634 г., а приказ о выступлении ("привязывание знамен") последовал в четверг 1
сафара/6.IV [+20], однако, как мы увидим дальше, ход событий свидетельствует о том, что
войска выступили месяца на три раньше.
Первым отправился Йазид б. Абу Суфйан. Провожая, Абу Бакр будто бы долго шел у
его стремени и дал наставление, как вести себя в походе, как относиться к врагам и мирному
населению. Поручиться за достоверность этого наставления очень трудно, тем более что
почти дословно такое же наставление он будто бы давал Усаме б. Зайду. Скорее всего,
подобные религиозно-этические наставления халифов, рассыпанные в исторических
сочинениях, в подавляющем большинстве случаев не более чем шаблон, обязательный для
облика праведного халифа, каким он представлялся в период формирования мусульманской
историографии [+21]. Все же, поскольку в них в какой-то мере отражены представления,
существовавшие в раннем исламе, имеет смысл воспроизвести наставления Абу Бакра
полностью.
Призвав вначале быть богобоязненным и не забывать Аллаха, Абу Бакр наставлял:
"Когда встретишь врага, и Аллах даст тебе победу, то не злобствуй и не уродуй [тела врагов],
не будь вероломным и не трусь. Не убивай ни ребенка, ни старого старика, ни женщину. Не
сжигайте палым и не обдирайте с них кору, не срубайте деревья и не режьте скота больше
чем надо для еды. Вы будете проходить мимо людей в кельях, которые говорят, что они
посвятили себя Аллаху, оставляйте же в покое их и то, чему они себя посвятили. А есть
другие, в головах которых рылся шайтан, так что стали их макушки как гнездо куропатки
[+22]. Ударяйте их [мечом] по этим местам, чтобы обращались в ислам или платили
собственными руками, унижаясь [+23]" [+24].
Три дня спустя следом отправился отряд Шурахбила б. Хасаны, а Абу Убайде
пришлось дожидаться прихода из Йемена отряда Зу-л-Кала и мазхиджитов во главе с Кайсом
б. Макшухом[+25]. Провожая Абу Убайду, Абу Бакр рекомендовал ему советоваться с
Халидом б. Са'идом, так как он "саййид тех мусульман, что с тобой", и Кайсом б. Макшухом
— "лучшим витязем арабов". Из этой рекомендации следует, что Абу Убайда отнюдь не был
на самой вершине руководства мусульманской общины, членом некоего правящего
триумвирата вместе с Абу Бакром и Умаром [+26]. Дойдя до Вади-л-Кура (350 км от
Медины), Абу Убайда сделал остановку, "ожидая, когда соберутся люди" [+27] Здесь
вероятно, и присоединился к нему Хашим б. Утба б. Абу Ваккас по крайней мере с 1000
воинов [+28].
По мере прибытия добровольцев Абу Бакр формировал новые отряды и, поставив во
главе кого-нибудь из сподвижников пророка, посылал то к одному, то к другому амиру. Еще
до первого сражения к Йазиду подошли Са'ид б. Амир с отрядом в 700 человек [+29] и около
1000 йеменцев [+30] во главе с сыном Зу Сахма ал-Хас'ами. В результате к моменту начала
военных действий каждая из трех групп насчитывала примерно по 5000 воинов.
Ни один из трех амиров, возглавивших поход, не имел опыта командования такими
большими и пестрыми по составу группами и до той поры не проявил ни полководческих
талантов, ни личной доблести. Шурахбил, командуя отдельным отрядом, был разгромлен
Мусайлимой (см. т. 1, с. 198), продолжил войну с ним под командованием Халида б. ал-
Валида и тоже ничем не отличился. Абу Убайда сопровождал Мухаммада во всех походах,
но самостоятельно командовал только тремя набегами, которые обошлись без вооруженного
столкновения. О Йазиде б. Абу Суфйане как воине вообще ничего не известно. Невелик был
военный опыт и у несостоявшегося командующего, Халида б. Са'ида. Вот им-то и
предстояло помериться силами с опытными византийскими военачальниками и
профессиональной армией.
Общая ситуация на Ближнем Востоке благоприятствовала вторжению. Пограничные
крепости после войны с персами находились в забросе, разоренная тяжелой многолетней
войной имперская казна опустела и экономила на субсидиях пограничным арабским
племенам, а те не горели желанием сражаться с арабами-мусульманами ради интересов
империи задаром" [+31].
Первое столкновение с византийскими войсками произошло в Гамрат ал-Арабе,
вероятно, там, где большой караванный путь из Хиджаза в Гаазу пересекало вади ал-Араба
[+32]. Разгромив этот отряд, группа Йазида продвинулась к Газзе. В12 милях от Гаазы у
селения Дасин или Тадун [+33] путь ей преградил подошедший из Кесареи трехтысячный