
периодически обострялись антицерковные настроения. Но раскол, начавшийся с Лютера, был 
не похожим на прежние и гораздо более значительным. Обе стороны, которые он затронул — 
как противники Рима, так и его защитники, — по-прежнему находились под сильным 
воздействием средневековых взглядов. Все они считали, что восстанавливают чистоту ранней 
церкви. Однако Реформация только усилила смятение и неопределенность этого века, в 
котором люди и государства против своей воли цеплялись за старые якоря, столь долго 
удерживавшие Европу. После некоторого периода борьбы между папством и реформаторами 
протестантизм утвердился на большей части континента. При •JTOM существовало большое 
разнообразие учений и направлений, самым крупным из которых было лютеранство. Римская 
церковь, укрепившись в ходе католического 
движения, известного как Контрреформация, а также при помощи действий инквизиции, сумела 
отстоять свои позиции в серии долгих религиозных войн. Разделение на противников и 
сторонников старого порядка угрожало стабильности каждого европейского государства, и неко-
торые из них лишились своего единства. Англия и Франция вышли из этой борьбы хотя и 
израненные, но сохранившие собственную целостность. Между Англией и Ирландией встал еще 
один барьер, но Англию и Шотландию связали новые, более прочные узы. Священная Римская 
империя распалась на множество мелких княжеств и городов; Нидерланды раскололись на 
Голландию и Бельгию. Древние династии уже не могли чувствовать себя в безопасности: прежние 
клятвы верности нарушались. К середине века острием протестантского копья стали кальвинисты, 
а щит и меч обороняющегося католицизма перешли в руки иезуитов. Лишь спустя сто лет 
истощение сил положило конец революции, начатой Лютером. Она завершилась только после 
того, как Тридцатилетняя война разорила Центральную Европу, а Вестфальский мир в 1648 г. 
прекратил борьбу, когда все уже позабыли, что послужило ее началом. И только в XIX в. в 
христианском мире воцарилось чувство терпимости, основанное на взаимном уважении. 
Известный викторианский богослов профессор Чарльз Бирд в 1880-е гг. в труде «Реформация XVI 
в.» прямо поставил несколько вопросов. «Так была ли Реформация, с интеллектуальной точки 
зрения, провалом? Свергла ли она одно ярмо только для того, чтобы возложить другое? Мы 
обязаны признать, что — особенно в Германии — она вскоре разошлась со свободным познанием, 
что она повернулась спиной к культуре, что она заблудилась в лабиринте пустых теологических 
противоречий, что она не протянула руку помощи просыпающейся науке. Даже в более поздние 
времена именно богословы наиболее громко провозглашали свою верность теологии Реформации, 
и именно онм с наибольшим недоверием смотрели на науку и требовали полной независимости от 
современных знаний. Я не знаю, как, основываясь на любой теории Реформации, ответить 
на тги обвинения. Самые ученые, самые основательные, самые терпимые из современных 
богословов с крайней неохотой воспринимают во всей полноте системы Меланхтона и Кальвина. 
Дело в том, что, хотя услуги, оказанные деятелями Реформации делу правды и свободы, 
переоценить трудно, для них оказалось невозможным ответить на ими же поднятые вопросы. Их 
взгляды не просто разошлись с научными знаниями — они не понимали масштабов противоречий, 
в которые оказались вовлеченными. Их роль состояла в том, чтобы открыть шлюзы, и поток 
перемен, несмотря на все их благие намерения сдержать его или взять мод контроль, стремительно 
хлынул вперед, там сметая старинные вехи, здесь удобряя новые поля, но везде неся с собой жизнь 
и обновление. Смотреть на Реформацию саму по себе, судить ее только по ее теологическому и 
духовному значению означает признать ее провал. Считать ее частью общего движения 
европейской мысли, показать ее нтгьсмлсмую связь с растущей ученостью и продвигающейся 
вперед наукой, доказать ее неизбежный союз со свободой, выявить, как она постепенно привела к 
установлению веротерпимости, — это и есть одновременно защита ее прошлого и обоснование 
перспектив в будущем». 
Пока силы Ренессанса и Реформации укреплялись в Кнроне, мир за ее пределами понемногу 
открывал свои тайны европейским исследователям, торговцам и миссионерам. Еще в древней 
Греции некоторые мыслители выдвинули идею о том, что Земля является шаром*. Теперь, в XVI 
в., мореплавателям предстояло доказать это. В средне-иековье путешественники из Европы 
обратились лицом к Востоку: их воображение распаляли рассказы о легендарных царствах и 
сокровищах, лежащих в тех районах, которые видели рождение человека, повествования о царстве 
пресвитера Иоанна, располагавшемся где-то между Сред- 
* Идею о шарообразности Земли выдвинул Парменид из Элей (конец IV-V век до н. э.). — Прим. ред. 
ней Азией и Абиссинией, а позднее уже более достоверные отчеты о путешествиях Марко 
Поло из Венеции в Китай. Однако Азия тоже выступила в поход против Европы. Одно время