переживал он во сне, ту первую схватку, и даже во сне, отягощенный
воспоминаниями, ощущал он конвульсию своей правой руки, зажавшей древко пики;
просыпаясь и очнувшись, гнал от себя сон, заслонял ладонью до боли зажмуренные
глаза”.
С большим мастерством описывает Шолохов ужасы войны, калечащей людей и
физически, и нравственно. Казак Чубатый цинично поучает Григория: “Человека руби
смело… Ты не думай, как и что. Ты - казак, твое дело – рубить не спрашивая…
Животное без потребы нельзя губить – телка, скажем, или еще что, - а человека
уничтожай! Поганый он, человек”. Не принимает Григорий эту отвратительную и
убогую философию ненависти и презрения к человеку. Он даже готов
застрелить Чубатого за его садистскую расправу над военнопленным.
Очевидная бессмыслица войны пробуждает в нем беспокойные мысли, тоску,
острое недовольство. «Я, Петро, уморился душой. Я зараз будто недо битый
какой,” – горько признается Григорий брату.
Конечно, не от человека зависит в какую - то минуту жизни встретиться с теми, а
не с другими людьми или событиями, но от человека, от его личности, от его
индивидуальности зависит вылепить из этих встреч свою историю, свою
внутреннюю биографию.
С той минуты, когда Григорий, сбитый австрийским палашом, упал с лошади(это
было в самом начале войны), в его жизни начался новый этап. Ранение, та
страшная ночь, когда он, теряя сознание, шесть верст протащил на себе раненого
подполковника, бомбежка, ужасающая смерть Егорки Жаркова, второе ранение в
глаз – все эти физические и нравственные страдания упрямо толкали Григория к
поискам выхода. Мгновенна его реакция, когда в лазарете услышал от Гаранжи
правду о войне, царизме, классовой несправедливости. Под пламенной силой и
правдой слов умного и язвительного солдата - большевика задымились устои, на
которых покоилось сознание Григория. “Подгнили эти устои, ржавью подточила их
чудовищная нелепица войны, и нужен был только толчок. Толчок был дан, проснулась
мысль, она изнуряла, придавливала простой бесхитростный ум Григория”. Страшной
показалась Григорию правда о ненужности войны, открытая Гаранжой. Сон уходил от
него. Будит Григорий ночью Гаранжу, гневно и тревожно спрашивает: “Ты говоришь,
что на потребу богатым нас гонят на смерть, а как же народ? Аль он не понимает? Как
же прекратить войну, как ее уничтожить, раз извеку воюют?” На все отвечал Гаранжа.
И Григорий, прощаясь с ним, взволнованно благодарил: “Ну, хохол, спасибо, что глаза
мне открыл. Теперь я зрячий и …злой! ” А когда Мелехов в чем-то убежден, то