Курсовая работа - Рыцарство в средневековом обществе

Подождите немного. Документ загружается.

Традиция требовала от рыцаря быть сведущим в вопросах религии, знать

правила придворного этикета, владеть “семью рыцарскими добродетелями”:

верховой ездой, фехтованием, искусным обращением с копьем, плаванием,

охотой, игрой в шашки, сочинением и пением стихов в честь дамы сердца.

Посвящение в рыцари символизировало вхождение в привилегированное

сословие, приобщение к его правам и обязанностям и сопровождалось особой

церемонией. Согласно европейскому обычаю, рыцарь посвящающий в звание,

ударял посвящаемого мечом плашмя по плечу, произносил формулу

посвящения, одевал шлем и золотые шпоры, вручал меч - символ рыцарского

достоинства - и щит с изображением герба и девиза. Посвященный, в свою

очередь, давал клятву верности и обязательство соблюдать кодекс чести.

Ритуал часто заканчивался рыцарским турниром (поединком) - демонстрацией

воинской выучки и храбрости.

Рыцарские традиции и особые этические нормы складывались веками. В

основе кодекса чести лежал принцип верности сюзерену и долгу. К числу

рыцарских достоинств относили воинскую отвагу и презрение к опасности,

гордость, благородное отношение к женщине, внимание к нуждающимся в

помощи членам рыцарских фамилий. Осуждению подлежали скаредность и

скупость, не прощалось предательство.

Но идеал не всегда был в согласии с реальностью. Что же касается

грабительских походов в чужие земли (например, взятие Иерусалима или

Константинополя во время крестовых походов), то рыцарские “подвиги”

приносили горе, разорение, поругание и позор не одним простолюдинам.

Крестовые походы способствовали становлению идей, обычаев, морали

рыцарства, взаимодействию западных и восточных традиций. В ходе их в

Палестине для защиты и расширения владений крестоносцев возникли особые

организации западноевропейских феодалов - духовно-рыцарские ордены. К ним

относятся орден Иоаннитов (1113), орден Тамплиеров (1118), Тевтонский орден

(1128). Позже в Испании действовали ордены Калатрава, Сант-Яго, Алькантара.

В Прибалтике известен орден Меченосцев и Ливонский. Члены ордена давали

монашеские обеты (нестяжание, отказ от имущества, целомудрие,

повиновение), носили схожие с монашескими одеяния, а под ними - военные

доспехи. Каждый орден имел свою отличительную одежду (например, у

тамплиеров - белый плащ с красным крестом). Организационно они строились

на основе строгой иерархии, возглавляемой выборным магистром,

утверждаемым папой римским. При магистре действовал капитул (совет), с

законодательными функциями.

Отражение рыцарских нравов в области духовной культуры открыло

ярчайшую страницу средневековой литературы со своим особым колоритом,

жанром и стилем. Она поэтизировала земные радости вопреки христианскому

аскетизму, прославляла подвиг и не только воплощала рыцарские идеалы, но и

формировала их. Наряду с героическим эпосом высокого патриотического

звучания ( например, французская “Песнь о Роланде”, испанская “Песнь о моем

Сиде”) появились рыцарская поэзия ( например, лирика трубадуров и труверов

во Франции и миннезингеров в Германии ) и рыцарский роман ( история любви

Заборов М. А. Папство и крестовые походы. М. 1959.

Тристана и Изольды ), представлявшие так называемую “куртуазную

литературу” ( от французского courtois - учтивый, рыцарский ) с обязательным

культом дамы.

В Европе рыцарство теряет значение основной военной силы феодальных

государств с 15 века. Новые условия эпохи разложения феодализма и

зарождения капиталистических отношений привели к исчезновению его с

исторической арены. В 16-17 вв. рыцарство окончательно утрачивает

специфику особого сословия и входит в состав дворянства. Воспитанные на

военных традициях предков представители старых рыцарских родов составляли

офицерский корпус армий абсолютистского времени, отправлялись в

рискованные морские экспедиции, осуществляли колониальные захваты.

Дворянская этика последующих веков, включая благородные принципы

верности долгу и достойного служения отечеству, несомненно, несет в себе

влияние рыцарской эпохи.

Глава 2. Рыцарский этос как часть социальной культуры средневековья.

2.1. Этика и этос рыцарства.

Для того, чтобы понять, что такое этика и этос, надо знать что означают

эти понятия.

Этика – это учение о нравственности, морали.

Этос – это стиль жизни какой-то общественной группы общая ориентация

какой-то культуры, принятая в ней иерархия ценностей, которая выражена в

явном виде, либо может быть выведена из поведения людей. Мы занимаемся

этосом какой – либо группы, когда констатируем, например, что ее членам

присуща склонность решать конфликты мирным путем, или напротив

постоянно утверждать свое превосходство с оружием в руках. Термин этос

применяется к группам, а не к индивидам. Его объем выходит за рамки

ценностей, которыми занимается этика. Это один из основных терминов

социальной культуры.

Основной итог проведенных М. Оссовской исследований по истории

нравов состоит, несомненно, в выделении двух личностных образцов —

рыцарского и мещанского. Рыцарский аристократический этос держится на

презрении к труду ради заработка, в особенности к физическому труду; для

мещанского этоса, напротив, характерно трудолюбие, становящееся даже

самоцельным. В первом случае мы видим риск, широкий жест, великолепие, во

втором — осторожность, недоверие, приземленность. В первом случае —

расточительную щедрость, во втором — бережливость, скупость. Для

аристократии характерно стремление к славе, непомерное честолюбие,

буржуазия же стремится к безопасности, надежности существования.

Рыцарский образец имеет личностную форму, его носителем может быть

только человек благородного происхождения; основой основ этого образца

является убеждение, что честь и достоинство личности выше любых

материальных благ, самой жизни. Мещанский личностный образец, если можно

так выразиться, безличен. Он переносит акцент с личности на эффективность ее

действий; богатство и польза рассматриваются как показатели нравственного

достоинства человека или, как считает Б. Франклин, кредит — мерило

добродетели.

Мещанский личностный образец получает преобладание в общественном

сознании только в Новое время, с развитием капитализма. Но это вовсе не

означает, что он только в это время и появляется. Он столь же древен, как и те

средние социальные слои, мелкие собственники, условия жизни которых в нем

идеализируются. «Мораль дидактической басни от Эзопа до Лафонтена носила

мещанский характер», — пишет М. Оссовская.

Нормы мещанской (мещанской в социологическом, историческом, а не

ценностном содержании этого термина) морали, ориентированные на

бережливость, трудолюбие, самоограничение, осмотрительность и т.п.,

существовали, таким образом, издавна; только они находились на заднем плане,

Краткая философская энциклопедия. М., Прогресс, 1994, с.545.

М. Оссовская Рыцарь и Буржуа: исследования по истории морали. М., 1987

там же с.182

периферии общественного сознания. В Новое время они просто выходят на

передний план, перемещаются в центр, подвергаясь, разумеется, одновременно

содержательной трансформации. Соответственно, потесненный и низвергнутый

аристократический идеал совершает движение в обратном направлении — с

центра перемещается на периферию.

Смена господствующего личностного образца в общественном сознании

происходит не путем плавного перехода, а в форме решительного отрицания.

Буржуазный образец личности находится в резкой конфронтации с

аристократическим идеалом, он, собственно, и формируется путем

сознательного отрицания последнего: там, где утверждалась нарочитая

праздность, провозглашается принципиальное трудолюбие; там, где

господствовала щедрость вплоть до расточительного пренебрежения к деньгам,

возникает мелочная расчетливость и бережливость; там, где властвовал

баловень судьбы, появляется человек, который горд тем, что всем обязан

самому себе, и т.п. И только по мере того, как она укрепляется, становится

господствующей в общественном сознании, меняется отношение к рыцарской

морали прошлого: конфронтация сменяется компромиссом, отрицание —

заимствованием.

Отношение буржуазного личностного образца к аристократическому,

выглядит как движение от отрицания и конфронтации к заимствованию и

компромиссу, является, по-видимому, вообще характерной особенностью

борьбы нового со старым в морали.

История морали впрямую сопряжена с историей этики. Этика участвует в

творчестве норм; она не только отражает свой предмет — нравственность, —

но и в известном смысле создает его. Этот переход этики в мораль, а морали в

этику наиболее полно осуществляется тогда, когда речь идет о систематизации

многообразия моральных норм, их организации в качестве черт личности,

являющей собой нормативный образец. Рыцарский и буржуазный личностные

образцы являются коренными характеристиками соответствующих

исторических типов морали, были сформулированы в рамках

профессионализированной духовной деятельности, мыслителями и деятелями

культуры, занимающими или призванными занять важное место в истории

этики. Этика становится действительным нравственно-формирующим

фактором благодаря тому, что она задает нормативные образцы личности,

достойные подражания целостные модели поведения и образа жизни. Это —

одно из несомненных проявлений ее нормативной функции, ее практического,

прикладного характера.

Особое место в истории занимает рыцарский этос, воссозданный по

французским куртуазным романам, то есть поэм о славных сражениях рыцарей,

по большей части из круга Карла Великого. Куртуазный роман получил

распространение в 12 веке.

Рыцарь в этих романах должен был исходить из благородного рода.

Правда, иногда в рыцари посвящали за исключительные военные подвиги. По

мере развития городов и усиления их значения – можно было купить звание

рыцаря. Но в куртуазной литературе герой непременно блистал великолепным

генеалогическим древом. Рыцарь должен был отличаться красотой и

привлекательностью. Его красоту подчеркивала одежда. Мужская красота

перестает играть особую роль лишь в буржуазном этосе, здесь ей на смену

приходит достойная внешность, респектабельность, а красота требуется уже

только от женщин, и лишь за ней оставляется право на украшения, которые еще

в 18 веке не возбранялось носить и мужчинам.

От рыцаря требовалась сила. Иначе он не смог бы носить доспехи,

которые весили 60-80 кг. Эту силу он проявлял обычно, подобно Гераклу в

младенчестве. От рыцаря ожидалось, что он будет постоянно заботиться о

своей славе. Слава требовала неустанного подтверждения, все новых и новых

испытаний. Рыцарь не мог спокойно слушать о чужих успехах. Для него не

было смысла делать добрые дела, если им суждено было остаться

неизвестными. Недостаток мужества – самое тяжелое обвинение. Супружество

не отличалось тогда особой прочностью - рыцарь пребывал постоянно вне дома

в поисках славы. Сыновья воспитывались при чужих дворах, но род проявлял

сплоченность, если речь заходила о мести. Короли в поэмах средневековья

изображались обычно людьми не слишком героическими, даже если речь шла о

таких фигурах, как Карл Великий или король Артур.

Славу рыцарю приносила не столько победа, сколько его поведение в

бою. Правила игры, обязательные в сражении, диктовались уважением к

противнику, гордостью, игровой жизненной установкой, гуманностью.

Использование слабостей противника не приносило рыцарю славы, убийство

безоружного врага покрывало рыцаря позором. Нельзя было убивать

противника сзади. Гибель в бою была хорошим завершением биографии, так

как рыцарю было трудно смириться с ролью беспомощного старика. Он по-

особому относился к своему коню, к оружию, прежде всего к мечу.

“Сражаться и любить” – вот лозунг рыцаря. Его отношение к женщине зависело

от того, кем она была. Заботливость и обожание могли относиться только к

даме из своего сословия. Однако быть влюбленным относилось к числу

обязанностей рыцаря. Любовь должна была быть взаимной и верной,

преодолевать нешуточные трудности и длительную разлуку. Обычная тема

куртуазного романа – испытание верности. Любовь к даме сердца должна

облагораживать рыцаря. Но лишь с куртуазными романами в 12 веке приходит

во Францию обожание женщин.

В позднем средневековье, чтобы стать рыцарем, надо было удовлетворять

следующим условиям – человек должен начать новую жизнь, молиться,

избегать греха, высокомерия и низких поступков. Он должен защищать

церковь, вдов и сирот, заботиться о поданных, быть храбрым и смелым. Он

должен быть заядлым путешественником, сражающимся на турнирах, повсюду

искать отличия и любить своего созюрена и оберегать его.

Церковь, как известно, старалась использовать рыцарство в своих интересах.

Но христианская оболочка рыцарства была очень тонка. Вместо смирения –

гордость, вместо прощения – месть, полное неуважение к чужой жизни.

Рыцарство критиковали и тогдашнее духовенство, и менестрели, и мещане, и

Михайлов А.Д. Французский рыцарский роман и вопросы типологии жанра в

средневековой литературе. М., 1976.

крестьяне, и сами рыцари. Их обвиняли в жадности, в нападениях на

путешественников, в ограблении церквей, в нарушении клятвы, в разврате, в

битье жен, в несоблюдении правил, обязательных при поединках, в неуважении

к жизни заложников. Сожалели о невежестве рыцарей, которые в большинстве

своем были безграмотны.

Этосу рыцарей средневековья присуще далеко идущее сходство с этосом

гомеровских рыцарей. Война и доходы, связанные с землевладением, были

основой существования в обоих случаях. Также в обоих случаях налицо

неустанное стремление к славе и превосходству, первенствующее значение

храбрости, необходимой для защиты свое чести, измеряемой количеством

побежденных врагов и преодоленных опасностей, обязательная щедрость,

постоянное обращение к категориям стыда и чести.

Данный этос рассматривается как реакция на угрозу. В первом случае –

наплыва “выскочек”, а во втором - на угрозу своему положению в условиях

постоянно враждебного окружения. В явной форме рыцарский кодекс был

сформулирован в позднем средневековье, когда рост значения бюргерства

вынудил рыцарство разработать “оборонительную” кодификацию собственных

норм.

И у Гомера и среди средневековых рыцарей было распространено то, что

все были знакомы и все друг о друге знали. Рыцарские группы обнаруживают

сходство с преступными группировками, действующими вне закона. Тех и

других объединяет презрение к закону, склонность поддерживать

справедливость, не выходя за рамки собственной группы.

“Рыцарский этос правомерно определять как инивидуалистический”

2.2. Ценности и идеалы средневекового рыцарства.

2.2.1. Посвящение в рыцари.

Рыцарство с течением времени благодаря своей храбрости, великодушию

и честности приобретало все более и более значения; но в силу этого и

посвящение в рыцарское звание становилось все более и более

затруднительным. Только родовой дворянин по отцу и матери, достигший 21-го

года, мог быть посвящен в рыцари. Необходимо было, чтобы человек,

добивавшийся рыцарского звания, был приготовлен к этому с самых юных лет

тщательным и хорошим воспитанием; он должен был быть настолько силен и

крепок, чтобы выносить без вреда для своего здоровья все трудности воинской

жизни; кроме того, от него требовалось основательное изучение всех

обязанностей воина. Желавший получить рыцарское звание должен был

сначала на низших степенях воинского звания доказать свое мужество,

великодушие, честность и доблесть и проявить себя достойным такого

высокого звания, такой великой чести.

Обыкновенно сыновья рыцарей и родовых дворян начинали свою службу

с пажей. Когда ребенок достигал десятилетнего возраста, его отсылали на

воспитание, по заведенному обычаю, к главнейшим рыцарям, с которыми его

родители состояли в родстве или в дружбе. Советы и пример таких рыцарей

: М. Оссовская Рыцарь и Буржуа: исследования по истории морали. М., 1987 с. 106

составляли истинное и окончательное воспитание, называвшееся bonne

nourriture (хорошее воспитание). Всякий рыцарь считал для себя большой

честью, если какой-либо отец поручал ему довершать воспитание своего сына.

Дослужившись до должности оруженосца и находясь в этом звании уже

несколько лет, отличившись хорошим поведением, скромностью, мужеством и

храбростью, молодой человек начинал домогаться рыцарского звания и просил

о нем навести справки; тогда государь или грансеньор, к которому обращались

с просьбой, уверясь в храбрости и других доблестях молодого оруженосца,

назначал день посвящения. Для этого обряда обыкновенно избирались кануны

каких-нибудь торжеств, например, объявления мира или перемирия,

коронования королей, рождения, крещения или брака принцев, больших

церковных праздников (Рождества, Пасхи, Вознесения), и преимущественно

канун Пятидесятницы. Такой оруженосец, или новик (novice), несколько дней

приготовлялся к посвящению в рыцари; он соблюдал строгий пост и

раскаивался в своих грехах. После исповеди и приобщения Святых Тайн новика

облекали в белую, как снег, льняную одежду как символ непорочности,

необходимой в рыцарском звании, отчего и произошло слово кандидат

(candidatus от candidus - белый). Кандидат, или новик, отправлялся в этом

одеянии в церковь, где должен был провести всю ночь и молиться.

Обряд был торжественным и длительным, состоящим из нескольких

этапов. В военное время обряд посвящения в рыцарское звание совершался

намного проще; тут в виду неприятеля некогда было тратить время на разные

торжественные церемонии. Отличившемуся на поле битвы рыцарское звание

жаловалось среди лагеря до победы или после нее в проломе укреплений

взятого приступом города.

При возведении в рыцарское звание в военное время обряд посвящения

был очень прост. Вновь посвящаемого ударяли три раза мечом по плечу с

произнесением следующих слов: “Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, и

Святого Великомученика Георгия жалую тебя рыцарем”. Затем следовал

обыкновенный обряд лобзания; этим и оканчивалось посвящение.

Подобное ведение дел порождало целые миллионы героев. Влияние

почета было до такой степени могущественно, что одно уже звание рыцаря

побуждало каждого превосходить самого себя и делало из него из него какое-то

сверхъестественное существо.

Рыцари, посвящаемые в это звание в военное время, носили и различные

названия, сообразно тем обстоятельствам, благодаря которым им жаловали это

почетное звание; так, были рыцари битвы, рыцари приступа, рыцари подкопа и

прочие.

Как уже говорилось ранее, в рыцарское звание возводились только

дворяне; но были и такого рода случаи, что в это звание возводились и

простолюдины; обыкновенно это делалось или ввиду каких-либо особенных

заслуг простолюдина, или при каких-либо чрезвычайных обстоятельствах. Но в

данном случае один только государь имел право возводить простолюдина в

звание рыцаря, а пожалованный со дня посвящения делался уже дворянином и

пользовался всеми правами рыцарского звания. Посвящаемые в рыцари из

Павленко В.Г., Николаев Р.В. Европейское рыцарство. Кемерово, 1998 г.

простых воинов и крестьян назывались “рыцарями из милости” (“les chevaliers

de grace”). Большое число рыцарей-трубадуров вышло из простолюдинов, и

только благодаря своим славным подвигам эти люди достигли такой чести.

2.2.2. Рыцарский кодекс чести.

Кодекс рыцарской чести предполагал в качестве непреложного правила

поведения членов этого сословия их верность слову. Рыцарские сообщества,

группировавшиеся в ордена, братства осмысливали свой групповой интерес

через призму долга верности слову. Эта ценностная установка рыцарского мира

находила различного рода выражения в самых разных обычаях и ритуалах.

Именно с ней был связан обычай рыцарского обета, находившего самые

причудливые формы.

Рыцари по этому поводу давали обеты, подтверждаемые особыми актами;

исполнение этих обетов предписывалось религией и честью. Рыцари обязаны

были не щадить ни своих сил, ни даже самой жизни, если только дело шло об

интересах отечества. Так, во всех случаях рыцари обязаны были не изменять

своему долгу и чести - шло ли дело об атаке или об обороне какого-нибудь

выбранного или назначенного места или же о действительном сражении, в

котором приходилось нападать или обороняться.

Английские рыцари, прикрывали один глаз тряпицею во исполнение

данного ими обета взирать на все лишь единственным оком, пока не совершат

во Франции доблестных подвигов. Французский король Людовик Толстый

клялся, что не возьмет в рот ни крошки съестного, пока не возьмет замка

сеньора де Куси.

Несомненно, рыцарский обет своими истоками восходит к временам

варварства. Аскетическая составляющая также роднит рыцарский обет с

варварским обычаем. Воздержание призвано было стимулировать скорейшее

выполнение обещанного. При этом родство варварского и рыцарского обычаев

прослеживается в их нередко магической подоплеке. Зачастую как знак обета

используются оковы.

Эта магическая форма, роднившая рыцаря с варваром, в средневековую

эпоху получила новое смысловое наполнение благодаря христианству. В идеале

обет приносился во имя исполнения божьего дела. Христианская этика

способствовала закреплению на ценностном уровне понятия верности как

одного из важнейших структурообразующих идеалов социума. Рыцарственный

дух, соединенный с отвагой и верностью, поможет заслужить спасение:

Верность слову, выраженная в клятве, стоит за таким ритуалом как

оммаж. Оммаж являлся обрядом, скреплявшим личный договор между рыцарем

и его сеньором. Рыцарь при этом объявлял себя «человеком» сеньора, его

вассалом. Кладя, соединенные руки в ладони сеньора и произнося формулу:

«Сир, я становлюсь вашим человеком», рыцарь приносил присягу на верность

на мощах святых. Предательство рыцарем своего господина было сродни

предательству Иуды. Во имя исполнение этого долга чести рыцарь в идеале

должен был пожертвовать всем, включая дружеские узы и даже жизнь.

Верность сеньора вассалу не менее значима, чем верность вассала

сеньору. Сеньор, не заботящийся о жизни своего вассала, имел мало шансов

приобрести других военных слуг.

Верность распространяется и на отношение рыцаря с Богом. Причем

верность понимается рыцарским сословием как взаимное обязательство.

Господь мыслился не только Богом верных рыцарей, но и верным Богом. В

рыцарском сознании он предстает как защитник и даритель благ тем рыцарям,

которые праведно исполняют свой долг. Не случайно Христос в миниатюрах

псалтырей XII века представлен с мечом и щитом, в кольчуге, со шлемом на

голове, окруженный свитой рыцарей и министериалов. В образах феодального

быта рисуется и день Страшного суда, когда Господь со своими лучшими

рыцарями соберет свой двор, свою курию и будет судить правых и виноватых,

верных и неверных.

Литература рыцарской среды выявляет органичную связь понятий чести,

могущества и богатства. Чем сильнее и могущественнее рыцарь, тем, как

правило, он и богаче. Богатство являлось знаком не только могущества, но и

удачливости.

Щедрость – оборотная сторона удачи и могущества. Кодекс чести

включал в себя щедрость как обязательную максиму поведения рыцаря. Чем

сильнее был сеньор, чем могущественнее был его линьяж, тем, как правило,

богаче он был. Как правило, и щедрее. Следует особо подчеркнуть, что идеал

щедрости, как и идеал мужества, особенно в раннюю эпоху носил некий

избыточный характер.

Традиции рыцарской среды, с присущей ей склонностью публично

демонстрировать и «расточать» богатство, были сильны даже в условиях, когда

жизнь диктовала новые требования. Эта избыточная, нерациональная щедрость

проявляла себя в пышных пирах, празднествах. Не случайна английская

поговорка XIII века – «сеньор не садится за стол один». Не случайны и такие

атрибуты убранства рыцарского замка как длинные столы и длинные скамьи. За

обильными пирами нередко следовали (по крайней мере, для не особо богатой

части рыцарства) дни скудного рациона и вынужденного воздержания.

Безусловно, в темные века, когда Европа представляла собой натурально-

хозяйственный мир деревень и замков, в которых ценность сокровищ, особенно

денег, была принципиально иной, нежели в современном мире,

непросчитываемое расточение сокровищ, шире – богатства, было органично

рыцарскому мироощущению с его гипертрофированной потребностью в

публичном самоутверждении. Однако и в более позднюю эпоху, когда

развивавшийся товарно-денежный уклад начал диктовать необходимость счета

денег, идеал избыточной щедрости продолжал быть значимым императивом

поведения людей, что нередко оборачивалось курьезами трагикомического, с

точки зрения современного человека, характера.

Богатые пиры, роскошная одежда, дорогое оружие, подарки – публичные

знаки могущества и удачливости. Вместе с тем богатство имело не только

психолого-символический и знаковый смысл. Оно являлось и средством

привлечения вассалов.

Руа Ж. История рыцарства. М., 1996 г.

Безусловно, что дары, которые получали рыцари за свою службу, были

различными. Рыцари более знатные и могущественные получали от тех, кто

стоял выше их на иерархической лестнице и был богаче, соответствующие

ленные владения. Безлошадные, как их называли, то есть небогатые рыцари,

могли служить за кров, лошадей, словом за определенное содержание и т.д.

Важно подчеркнуть, что идеал рыцарской щедрости получил столь широкий

резонанс в культурном обиходе западноевропейского мира на почве вполне

определенных социальных практик.

Социальная структура рыцарского сословия в Западной Европе была

такова, что выполнение рыцарской феодальной элитой военных функций,

невозможное без обретения новых вассалов и соответствующего материального

вознаграждения их, способствовало закреплению психологической установки в

качестве культурного идеала щедрости. Какие бы сложные мутации не

претерпел этот идеал, встретившись с реалиями жизни Нового времени,

заставившего не только простолюдина, но и рыцаря рассчитывать свои траты,

ему суждено было пополнить культурный багаж европейца. Этот идеал будет

востребован и в более поздние эпохи, не исключая и прагматичную

современность.

Безусловно, стремление к обогащению, табуированное христианской

этикой того времени, являлось одним из важнейших мотивов поведения

рыцарства, мотивов, маскировавшихся в самые разные культурные мифы. Во

время крестовых походов жажда обогащения, особенно мелкого безземельного

рыцарства, найдет свое обоснование в необходимости освобождения гроба

Господня и братьев во Христе. Причем, богатая добыча рассматривалась как

естественный дар Господа, отблагодарившего рыцаря за верную службу.

Собственное стремление рыцаря к обогащению, вытесняемое в

подсознание, переносилось на врага – мусульманам, как и евреям,

приписывалась особая страсть к стяжанию. Грабеж Константинополя, в ходе

которого ограблению была подвергнута одна из главных святынь

христианского мира – собор Святой Софии - оправдывался тем, что рыцари

наказывали схизматиков.

Стремления к богатству, воинской славе, табуированные христианской

этикой и оцениваемые церковью как греховные алчность и гордыня,

подсознательно всегда определяли те или иные поиски рыцарства.

Средневековый социум давал возможность примирять эти устремления с

интересами самого общества, подчинив его эгоистические устремления идеям

«справедливой» войны, помощи слабым, что работало на нравственное

самосовершенствование рыцаря. Нередко эти устремления обретают в

рыцарской поэзии и романе сублимированно-утонченный, казалось бы,

отвлеченный смысл - рыцарь ищет нечто, что не имеет прямого практического

значения для его жизни или жизни окружающих, скажем, легендарный Грааль.

Грааль – чаша причастия, в которую Иосиф Аримафейский собрал кровь

распятого Христа. Грааль превратился в олицетворение мистического

рыцарского начала, стал культурным символом высшего совершенства.

Если в период раннего и классического средневековья стремление

рыцарства к обогащению по большей части вытеснялось, переносилось на