
Джойс серьезно интересовался тезисом Виктора Берара, видевшего в Одиссее семита. Верно, что «Jewgreek 
is greekjew» является нейтральным, анонимным утверждением в столь ненавистном Левинасу смысле, 
написанным на головном уборе Линча. «Ничей язык», как сказал бы Левинас. К тому же это утверждение 
приписывается так называемой «женской логике»: «Woman's reason. Jewgreek is greekjew.» Кстати, заметим 
по этому поводу, что «Тотальность и бесконечное» доводит уважение к асимметричности до той отметки, 
после которой нам кажется уже невозможным, сущностно невозможным представить себе, что это книга 
могла бы быть написана женщиной. Философским субъектом в ней является мужчина, vir. (См. главу 
«Феноменология Эроса», которая занимает столь важное место в экономике этой книги). Уникальна ли ли 
эта принципиальная невозможность для книги быть написанной женщиной в истории метафизической 
литературы [Гécriture]? В другом месте Левинас признает, что женственность является «онтологической 
категорией». Следует ли связать это замечание с сущностной вирильностью метафизического языка? 
Возможно, впрочем, что метафизическое желание является сущностно вириль-ным, даже у так называемой 
женщины. Именно это, как нам кажется, и полагал Фрейд (не признававший сексуальность как «отношение 
с абсолютно другим»), но, разумеется, имея в виду не желание, а либидо.
 
Продолжение перевода A.B. Ямпольской статьи Ж. Деррида «Насилие и Метафизика», начатого в труде: 
Левинас Э. Избранное. Тотальность и Бесконечное. М.—СПб., 2000. Перевод выполнен по изданию: 
J.Derrida. Violence et Métaphysique. Essai sur la pensée d'Emmanuel Lévinas // L'écriture et la différence. Éd. du 
Seuil. 1967, pp. 162-228.
 
Ключевые понятия философии Э. Левинаса
 
В философии Левинаса мы находим как уже утвердившиеся в философии понятия: этика, нравственное 
сознание, человечность, другой, ответственность, ин-тенциональность, трансценденция, так и те, что в 
философском смысле используются только им, по крайней мере им акцентируются: ü у а, след, отделение, 
встреча, лик, высь. Сам стиль Левинаса запрещает опираться на какую бы то ни было концептуальную 
схему; как пишет Ж. Деррида, в главном философском произведении Левинаса «Тотальность и 
бесконечное», которое представляет собой скорее художественное произведение, а не научный трактат, 
темы развертываются «с бесконечной настойчивостью волн, набегающих на песок: возвращение вновь и 
вновь одной и той же волны на один и тот же берег, где, каждый раз резюмируя свое содержание, развитие 
темы бесконечно обновляется и обогащается» (ДерридаЖ. Насилие и метафизика//Левинас Э. Избранное: 
Тотальность и бесконечное, с. 400). Стиль Левинаса — это своего рода плетение («ткачество»), где «всё 
связано со всем» и одновременно с единым центром, каким выступает Другой. Одно определяется через 
другое — чаще всего связанное с первым, но порой и через противоположное ему. Так, ответственность 
перед лицом Другого дается через описание интенциональности, субъективности, человечности, любви к 
ближнему; в свою очередь человечность раскрывается через отделение, субъективность, Другого, 
ответственность и т.п.; ужас противопоставляется хайдеггеровскому страху перед лицом смерти, время — 
образу неподвижной вечности. Сам философ в своих работах не дает определений, он размышляет по их 
поводу, и эти размышления не идут «линейно», ни одно из них не может считаться окончательным, и только 
их совокупность дает возможность приблизиться к искомому предмету. Как отмечает Левинас, способом 
представления и развитием использованных им понятий он обязан феноменологическому методу с его 
требовательностью и гибкостью. Поэтому для адекватного понимания того или иного термина 
левинасовской философии мы предлагаем воспользоваться чем-то вроде коллажа, составленного из 
суждений мыслителя, приведенных им в работах  
«От существования к существующему», 1947;  
«Тотальность и бесконечное», 1961;  
«Ракурсы», 1967;  
«Философия, справедливость и любовь» (русский перевод указанных работ см. в книге: Левинас Э. 
Избранное: Тотальность и бесконечное. СПб., 2000);  
«Гуманизм другого человека» (русский перевод см. в наст, издании),  
«Этика и бесконечное. Диалоги с Филиппом Немо», 1982 (отрывок из книги опубликован в журнале 
«История философии», № 5. М., 2000);  
«Время Наций» (AFheure des Nations, 1987).  
Поступая так, мы стремимся следовать указаниям самого философа, считавшего, что сущность языка 
заключается в том, «чтобы постоянно разрушать фразы с помощью предисловий или толкований, 
пересказывать уже сказанное, пытаясь бесцеремонно повторять вновь и вновь то, что звучит непонятно в 
неизбежном церимони-але говорения» (Левинас Э. Избранное: Тотальность и бесконечное, с. 73).
 
Другой — это ближний, неохватный, не подвластный обобщениям. Опыт Другого — это фундаментальный 
опыт, опыт par excellence. Другой стоит у истока опыта. Другой обнаруживает себя абсолютным 
сопротивлением своего беззащитного взгляда.