начальником полиции небольшого города. Мой репортаж был абсолютно
безвредным для шефа и его службы. Я был в хороших отношениях с этим
человеком и поэтому не ожидал, что он откажется от интервью. Однако в
тот день он был, видимо, занят. Я прождал несколько часов, шеф не
появился, и я сам отправился к нему.
Я объяснил секретарю полицейского, что у меня работа горит и, если
шеф со мной не встретится, я буду вынужден сообщить зрителям, что
начальник полиции отказался от интервью. Я должен был заполнить две
минуты эфира вне зависимости от того, отснята у меня беседа или нет. К
моему изумлению, шеф не смог оторваться от важных дел даже на две
минуты. Мне это не понравилось. Ровно в 18.00 я встал у департамента
полиции и произнес в камеру: «Мы целый день добивались встречи с
главой полиции, но он отказался комментировать этот вопрос».
Шефу, как я понимаю, потом крупно досталось. Из нескольких
источников я слышал, что он меня «ненавидит». Жаль, я питал к нему
симпатию и не желал ему зла. Однако он не оставил мне выбора.
Много лет спустя я работал в другом штате и столкнулся с
аналогичной ситуацией. На этот раз речь шла о «гриппе в погонах»,
Большое число стражей порядка собирались сказаться больными,
протестуя против условий контракта. Главы полиции эта история не
касалась, но в ней участвовали его люди. Я целый день пытался получить
интервью и даже предупредил пресс-секретаря о том, что скажу в прямом
эфире, если шеф откажется от разговора. Я дал ему номер телефона,
установленного в машине съемочной группы, на случай, если он
передумает в последний момент. Он не передумал, и я сообщил 100 000
телезрителей, что у главы правоохранительных органов «нет времени на
журналистов».
Для этого босса последствия были еще серьезнее. На следующий день
к нему приехал другой репортер с нашего телеканала, чтобы продолжить