Оболенская С.В. Германия и немцы глазами русских: XIX век

Подождите немного. Документ загружается.

148

нера, осужденного за подлог, но полагающего, что его поступок – не

преступление, и ответ Достоевского, безусловно осуждающего своего

корреспондента, хотя и сочувствующего ему, обратимся к затрону-

тому в этих письмах еврейскому вопросу. Ковнер писал автору «Дне-

вника писателя», что тот, человек искренний и абсолютно честный,

своими обвинениями в адрес евреев бессознательно наносит огромный

вред массе нищенствующего народа. Однако корреспондент Достоев-

ского в своей аргументации был отнюдь не безупречен. Он писал, что

из трехмиллионного еврейского населения России по крайней мере 2

миллиона 900 тысяч нравственно чище не только других народностей,

но и «обоготворяемого вами русского народа»

335

, что «из 80 миллио-

нов облюбованного вами русского народа, в котором думаете нахо-

дить лекарство, положительно 60 миллионов живут буквально живот-

ною жизнью, не имея никакого понятия ни о Боге, ни о Христе, ни о

душе, ни о бессмертии ее»

336

. На эти пассажи Достоевский отвечал

Ковнеру справедливым упреком в высокомерном отношении к рус-

скому народу, а возражения по существу рассуждений своего коррес-

пондента о положении евреев в России развернул в упомянутой выше

статье «Еврейский вопрос».

«Великое племя» евреев, пишет Достоевский в этой статье, жи-

вучий, необыкновенно сильный, энергичный народ вынес все гонения

потому, что всегда сохранял свой «status in statu», основанный на идее

избранности еврейского народа. Вытекающие из этой идеи заповеди

гласят: знай, что ты един у Бога, остальных истреби, или в рабство

обрати, или эксплуатируй. Эта историческая еврейская идея рождает

дух безжалостности и неуважения в отношении ко всякому народу и

ко всякому человеку, кто не есть еврей, утверждает писатель. И в

Европе, где евреи приобрели невиданную власть, они заменяют мно-

гие прежние идеи своими. Ныне здесь царит идея жидовства, продол-

жает Достоевский, во-первых, «утверждающая верховно принцип

матерьялизма», «плотоядную жажду личного матерьяльного обес-

печения, признаваемые за высшую цель, за свободу, за разумное», а,

во-вторых – нравственный принцип «всяк за себя и только для себя».

Тут Достоевский делает примечание, поясняет, что в этом принципе

состоит «основная идея буржуазии, заместившая собою в конце

против евреев и излагал свою точку зрения на положение евреев в России.

Эти его письма, послужившие основой для статьи Достоевского «Ев-рейский

вопрос», были опубликованы в книге Л.П. Гроссмана «Исповедь одного

еврея». М.-Л., 1924.

335

Т. 25. С. 76.

336

Т. 29. Кн. 2. С. 281.

149

прошлого столетия прежний мировой строй, и ставшая главной идеей

всего нынешнего столетия во всем европейском мире»

337

В приведенных выше рассуждениях Достоевского о «жидов-

щине» мысли о национальном характере этого явления действительно

переплетаются с рассуждениями о его социальном смысле. Это, по-ви-

димому, и дало основание Л. Сараскиной утверждать, что Достоев-

ский переводит «взаимную несимпатию» евреев и русских в плоскость

социальную. Писатель был отнюдь не одинок в своих рассуждениях о

«жидовщине». В России 60-х гг. XIX столетия, в обстановке начина-

ющейся модернизации в массовом сознании закрепился на новом

уровне связанный с устойчивой и не рационализируемой мифологией

«еврейства» давний образ еврея-торговца, а теперь и предпринима-

теля, энергичного, расчетливого, ловкого, предприимчивого, неза-

висимого, лишенного традиционных сословных и общинных связей и

ограничений. Традиции православной соборности и коллективной

взаимозависимости побуждали представлять враждебным все, что

выламывалось из этих традиций. Заметим в скобках, что обострение

«немецкого вопроса» в России, начавшееся тогда же, несомненно тоже

было связано с этим процессом.

Общие положения относительно исторической еврейской идеи и

«жидовщины как характеристики века» принимают несколько иной

характер, когда Достоевский конкретизирует их применительно к

России. Отвечая на соображения Ковнера относительно стеснения

евреев в правах, он дает волю внутреннему раздражению и подчер-

кивает, что евреям свойственна привычка поминутно жаловаться на

свою судьбу, тогда как русскому народу приходится нисколько не

легче, и не в последнюю очередь именно от евреев. Евреи, пишет До-

стоевский, наносят страшный вред народу. Они «пьют народную

кровь и упиваются развратом и унижением народным»; покупают зем-

лю и, став помещиками, «чтобы воротить капитал и проценты, иссу-

шают всю силу и средства купленной земли», и иссушается не только

земля, но и мужик. Освободили крестьян, и первый, кто бросился на

крестьянина, «воспользовался его пороками преимущественно, оплел

его вековечным своим золотым промыслом», был еврей, которому «до

истощения русской силы дела нет, взял свое и ушел». Стоит заду-

маться над тем, следует ли уравнивать их в правах с коренным насе-

лением. Ведь если они сохранят свою «особность», не получат ли они

нечто большее, чем коренное население? «Еврей, где ни поселялся,

там еще пуще унижал и развращал народ»

338

. И еще более откровенно

выражены мысли Достоевского в черновой записи, связанной со ста-

тьей «Еврейский вопрос»: «ограничить права жидов во многих слу-

337

Т. 25. С. 84.

338

Т. 21. С. 42; т. 25. С. 78, 83.

150

чаях можно и должно. Почему, почему поддерживать это Status in

statu. Восемьдесят миллионов существуют лишь на поддержание трех

миллионов жидишек. Наплевать на них»

339

. Вообще в своих записных

тетрадях, равно как и в письмах, Достоевский куда более откровенен,

чем в статьях, предназначенных для печати. В письмах он с особой

злостью говорит об «отсталых либералах», которым нет дела до того,

что «теперь жид торжествует и гнетет русского», возмущается даже

властями, которые никак не могут осознать, «сколько в этой ниги-

лятине орудует (по моему наблюдению) жидков…». Ведь «жиды стра-

шно участвуют в социализме, а уж о Лассалях, Карлах Марксах и не

говорю. И понятно: жиду весь выигрыш от всякого радикального по-

трясения и переворота в государстве, потому что сам-то он status in

statu, составляет свою общину, которая никогда не потрясется, а лишь

выиграет от ослабления всего того, что не жиды»

340

Даже самые серьезные исследователи стремятся замолчать или

хотя бы смягчить высказывания великого писателя о евреях. И. Вол-

гин, изучавший специально «Дневник писателя», опубликовал датиро-

ванное августом 1876 г. письмо к Достоевскому неизвестного, сетую-

щего на то, что с фанатизмом, недостойным собственных идеалов,

автор «Дневника» проповедует «чуть ли не крестовый поход против

ислама и гражданское гонение против евреев». Волгин вступается за

автора «Дневника писателя»: нигде он не призывает ни к какому «кре-

стовому походу», не проповедует он и «гражданское гонение против

евреев», а, напротив, высказывается за совершенное расширение прав

евреев в формальном законодательстве

341

. Действительно, в статье

«Еврейский вопрос» Достоевский говорит: «Я окончательно стою…за

совершенное расширение прав евреев в формальном законодательстве

и, если возможно только, и за полнейшее равенство прав с коренным

населением». Но И. Волгин как бы не заметил следующей фразы До-

стоевского: «Приходит тут же на ум, например, такая фантазия: ну что

если пошатнется каким-нибудь образом и от чего-нибудь наша сель-

ская община…нахлынет всем кагалом еврей…и наступит такая пора, с

которой не только не могла бы сравняться пора крепостничества, но

даже татарщина». Нет, пусть «сам еврейский народ докажет способ-

ность свою принять и воспользоваться правами этими без ущерба

коренному населению»

342

. Это дополнение – не сводит ли оно на нет

формальные слова Достоевского об уравнении евреев с коренным на-

селением в формальном законодательстве?

339

Т. 24. С. 212.

340

Т. 27. С. 43; т. 30. Кн. 1. С. 43.

341

Письма читателей к Ф.М. Достоевскому. Публикация И. Волгина //

Вопросы литературы. 1971. № 9. С. 186.

342

Т. 25. С. 86, 88.

151

Тезис Достоевского о «жидовщине» как «характеристике века»

отнюдь не исчерпывает его отношения к еврейскому вопросу и к евре-

ям. Как ни уверяет он читателя, что не испытывает той ненависти к

еврейскому племени, в которой его порой обвиняют, очень часто у

Достоевского проглядывает простое желание унизить евреев. Это ясно

видно, например, в «Бесах», в образе «жидка» Лямшина. Лямшин «на

побегушках» у жены губернатора фон Лембке. Он «ставит себе за

честь роль шута», потешает ее гостей своей «музыкальной штучкой»,

изображает на вечеринках у Степана Трофимовича «разных жидков,

исповедь глухой бабы или родины ребенка», а затем в гостиной фон

Лембке «карикатурит» и самого Степана Трофимовича; участвует во

всяких скандальных гадостях; мелко торгуется с Шатовым, пришед-

шим к нему продать револьвер; омерзительно ведет себя в момент

убийства Шатова. Не хочется приводить примеры грубых бытовых

антисемитских высказываний, которыми пестрят письма Достоев-

ского.

Г. Померанц полагает, что юдофобия Достоевского развивается

лишь в 70-х гг., «компенсируя» затухающую европофобию, что рус-

ская национальная идея предполагала противопоставление русскому

«народу-богоносцу» «народодьявола», и этим «народодьяволом» стал

для него еврейский народ. По-моему характер большинства выска-

зываний Достоевского о евреях, в частности, и бездумное употреб-

ление слова «жид», свидетельствует о том, что его антисемитизм не

внезапно вспыхнул и не возник в результате теоретических размыш-

лений, а лишь прорвался в эти годы и расцвел пышным цветом в

дальнейшем. Вероятнее всего, выросший в православной семье, ско-

ванной строгостью отца, Достоевский мог еще в детстве воспринять ту

враждебность к евреям, которая имеет глубокие религиозные корни в

архаических пластах сознания, лежащих ниже горизонта рефлексии, и

преодолевается на уровне выше этого горизонта. Так было, например,

у Чехова: ментальный антисемитизм, хотя и смягченный его натурой

(в юмористических рассказах, в письмах обнаружить еврейские анек-

доты, но мы не найдем там и следов той злости, которой горит Досто-

евский), на уровне рефлексии уступает место сочувствию евреям и

размышлениям о них (вспомним хотя бы «Степь», «Скрипку Рот-

шильда», «Иванова»). У Достоевского же на уровне рефлексии мен-

тальный антисемитизм находит теоретическое обоснование в рассуж-

дениях о религиозно-исторической роли еврейского народа и облека-

ется в идеологическую форму. Истинным избранным народом он

объявляет русских с их способностью «всепримиримости» и «всечело-

вечности», евреев же – их главными врагами. Это особенно ясно

видно в письме к Ю.Ф. Абаза, где, толкуя о том, что идея «исключи-

тельности», владеющая «породой людей» на протяжении нескольких

поколений, неизбежно обособляет ее и даже превращает в нечто

152

враждебное человечеству, Достоевский писал: «Христос…был попра-

вкою этой идеи, расширив ее во всечеловечность. Но евреи не захоте-

ли поправки, остались во всей своей прежней узости и прямо-

линейности, а потому вместо всечеловечности обратились во врагов

человечества, отрицая всех, кроме себя, и действительно теперь оста-

ются носителями антихриста…»

343

. А то, что до конца 60-х гг. мы не

найдем у Достоевского открытых проявлений антисемитизма и

ксенофобии вообще, объясняется, вероятно, тем, что тогда в нем жили

еще отзвуки идей, которые владели им в молодости, в годы ученья и

посещения кружка Петрашевского, увлечения Шиллером и Фурье.

Итак, отношение Достоевского к Западу, к Европе, к «чужим»

изменяется в процессе поиска национальной идентичности. Русскость

обретается через отрицание «чужого», а мессианизм русской нацио-

нальной идеи Достоевского делает это отрицание непримиримым и

агрессивным, что не слишком сочетается с тезисом о «всепри-

миримости» и «всечеловечности» русских. Как во всех национальных

идеях крупных народов, в русской идее Достоевского несомненно

содержались ростки национализма и шовинизма.

«Немецкий вопрос» в годы первой мировой войны.

Обращение к периоду первой мировой войны 1914-1918 гг.,

выводящее нас за рамки хронологического периода, обозначенного в

заглавии книги, не является случайным. Первая мировая война пред-

ставляет собой кульминацию в развитии многих процессов XIX века,

она как бы завершает, подводит его итоги, это его эпилог. Точно так

же в ходе войны своей кульминации и завершения достигает в Рос-

сии и «немецкий вопрос» – в том виде, как он выявился и развился в

XIX в. Изменились ли в экстремальной ситуации войны представле-

ния о немцах и отношение к ним в среде образованных людей и в

неграмотной России? Ответы на эти вопросы подтвердят или опро-

вергнут высказанные в начале данной книги суждения относительно

различий в стереотипах народной и ученой культур.

Не ставя свой задачей сколько-нибудь подробный анализ оте-

чественной историографии первой мировой войны, отметим лишь

следующее. Огромное влияние на все работы о первой мировой

войне, вышедшие в СССР до второй половины 50-х гг., оказала

известная концепция М.Н. Покровского, который, исходя из ленин-

ского определения первой мировой войны как империалистической,

захватнической, грабительской, усматривал ее главных виновников в

Англии, стремившейся развязать войну для устранения сильного эко-

343

Т. 30. Кн. 1.С. 191.