однородности человеческой жизнедеятельности. Другие, отличные от труда формы
деятельности если и признаются, то все же рассматриваются в качестве несущественных.
Между тем в своей жизни человек занят далеко не только трудом: он участвует в ритуалах
и обрядах, рисует, молится, играет. Эти отличные от труда формы жизнедеятельности
вместе с тем находятся и за пределами труда, они не являются его элементом.
Поэтому — и это второе возражение — трудовая теория антропогенеза, рассуждая о
трудовой деятельности человека, даже не задается вопросом об условиях этой
деятельности. Между тем непредвзятое рассмотрение со всей очевидностью подводит к
выводу, что сама возможность трудиться обусловлена целым рядом факторов и, прежде
всего, установлением мира внутри первобытного стада. А сам этот мир в качестве
некоторого длящегося состояния трудом не создается. Условия труда не даны, а
создаются, они являются не естественными, а искусственными.
Следовательно, должна быть качественно иная деятельность, отличная от
собственно-трудовой и служащая приготовлением, "надстройкой" для этой последней, но
сама трудом не являющаяся. В самом деле, для того чтобы продуктивно использовать
палки, камни и т.д., необходима не только известная сноровка, но и особое
психологическое состояние, характеризующееся внимательностью и собранностью. В
противном случае человек неминуемо размозжит себе руку, порежется и т.д. Между тем в
условиях повседневного существования психика человека находится на "нулевом" уровне:
человек не внимателен, но и не рассеян. Одного только желания стать внимательным и
собранным явно недостаточно. Если такое желание и мобилизует психику, то лишь на
весьма непродолжительное время, поскольку для более продолжительных состояний
необходима своего рода "репетиция" предстоящей деятельности.
Такая репетиция, замещая собой реальные действия и будучи символическим
воспроизведением того или иного реального дела, свободна и от сопряженных с этим
делом опасностей; Вырабатывая у человека определенный навык, доводя его действия до
автоматизма и тем самым программируя последовательность смены психологических
состояний, символическая деятельность обеспечивает успех дела в реальных условиях.
Нетрудно видеть, что эта символическая деятельность есть не что иное, как ритуал. Ведь
по самому своему определению, ритуал и есть социально значимая и социально
санкционированная форма упорядоченного, символически значимого
поведения,??не??имеющего непосредственного утилитарного смысла и практической цели.
Так, нетрудно, например, увидеть происхождение способа принятия пищи среди людей из
ритуальных действий. Ведь совместная трапеза с соблюдением определенных правил
поведения за столом — это один из важнейших цивилизирующих ритуалов. С чисто
утилитарной точки зрения, для того чтобы удовлетворить голод, т.е. одну из основных
биологических потребностей, не нужно садиться всем вместе за один стол, передавать
лучшие куски соседу, не чавкать, не сморкаться во время еды и т.д. Но только такой
способ приема пищи, с утилитарной точки зрения совершенно бессмысленный, способен
стать "матрицей" последующего поведения людей, имеющего место за пределами
совместной трапезы.
Это — символическое действие, сообщающее совершающим его людям мощный
энергетический импульс, и инерция вызванного им состояния достаточно длительное
время сохраняется за пределами ритуала. После того как угасание созданного ритуалом
социального порядка достигнет некоторого критического уровня, ритуал повторяется.
Нетрудно видеть, что консолидирующая способность совместной трапезы, ставшей
простой условностью, все же сохраняется, хотя участники трапезы могут относиться к ней