Полосин В.С. Миф, религия, государство

Подождите немного. Документ загружается.

219

империи. «На курултае 1206 г. знаменитый волхв... сказал: "Всевышний Бог дарует тебе царство лица

земного. ...пусть будет прозвище твое "Чингис" (Всенародный Великий Император). Всевышний

Господь повелел, чтобы призвание твое было: Чингисхан, Царь царей и Государь государей". - Все

одобрили и утвердили это имя, и ему достались сила и могущество наисовершеннейшие, и он

принадлежит к миродержцам...

Чингисхан, выслушав просьбу собрания, милостиво изъявил свое согласие на принятие предложенного

титула, который впоследствии был дополнен следующей официальной формулой, вырезанной на

государственной яшмовой печати:

"Бог - на Небе. Ха-Хан (Каган) - Могущество Божие на Земле. Печать Владыки Человечества"...

Ответные слова Чингисхана: "Вечно Синее Небо повелело мне править народами... Моими устами

говорит Вечно Синее Небо"».

«Империя, созданная Чингисханом, имела в основе своей религиозную идеологию, без которой ни ее

создание, ни существование было бы невозможно. В ней не было рациональной парламентской де-

мократии, которая реально возможна лишь в обществе с высоким уровнем образования среднего

класса, однако высшая власть была представительной, то есть формировалась, исходя из потребностей

общества, религиозных и практических устремлений народа...

В основу государства была положена также религия: сам Чингисхан и его сотрудники по управлению

были людьми религиозными и должны были быть таковыми, но официального вероисповедания

объявлено не было. Служащие принадлежали ко всем вероисповеданиям: среди них были шаманисты,

буддисты, мусульмане и христиане... Для Чингисхана государственно важно было, чтобы его верно-

подданные так или иначе живо ощущали бы свою подчиненность Высшему Существу, т. е. чтобы они

бъии религиозны, независимо от исповедуемой ими религии»

. Данная схема во многом совпадает и с

концепцией пантеона в Древнем Риме и представляет собой смешение интеграционной и колониальной

империй и, соответственно, рационально-политического идеала (в отношении митрополии) и религиоз-

но-политического идеала (в отношении непокорных колоний).

То же можно сказать и о государственных идеологиях Древнего Египта, Александра Македонского,

Дария Великого, Римской, Византийской и коммунистической империй, Ш Германском рейхе, а также

о современном западном «мондиализме».

Следует особо сказать о настойчивой иллюзорной попытке использовать в XX веке на юге и востоке

Европы в целях создания новой византийской империи - «третьего Рима» - фактор поствизан-тизма.

Эта попытка имела две редакции: Николая Романова и Иоси-

Хара-Дован Э. С. 125.

220

фа Сталина. Первая стала трагедией и привела к полному развалу Российской империи, вторая осталась

фарсом и провалилась, не успев начаться. В основе этой утопии лежит тезис, что Россия, как пре-

емница Византии, просто обязана сплотить под своим крылом те народы, которые так или иначе

подчинялись в истории константинопольскому императору и могут быть названы «православными» в

византийской редакции.

Данный тезис утопичен уже только потому, что реальный визан-тизм был возможен только благодаря

гигантской пропасти в уровне образования между элитой мегаполиса и окружающими его просто-

душными варварами, которых царьградские интриганы могли легко обманывать. Кроме того, реальной

религией Византии было отнюдь не христианство, которое сформулировано в Новом Завете и от ко-

торого во втором Риме остались только кости мучеников, не хотевших поклоняться идолам и

участвовать в мистериях, а культ тотального подчинения константинопольскому «вселенскому

патриарху», который, в свою очередь, был подданным императора. Если византийская элита была

воспитана в такой интерпретации христианства, то рабы и холопы внутри империи и окружающие

народы имели о христианстве все же несколько иное мнение и потому устраивали бунты и мятежи. -

Для оправдания раболепия и низкопоклонства перед властью были и более впечатляющие культы. Так,

послы из Западной Европы описывают, как на приеме у константинопольского василевса при

совершении ими поклона им представлялось, как трон вместе с василевсом поднимался в воздух и

висел под сводами дворца

. Для средневекового восприятия это было, очевидно, более впечатляющим

явлением, чем для современного - аналогичные приемы Дэвида Копперфилда.

Мегаполис должен был постоянно интриговать, чтобы ослабить политически растущие нации,

периодически ставившие василевса на колени. Самое надежное - это уверить варваров в том, что полет

трона с восседающим на нем «вице-христом» свидетельствует о силе византийского Божества.

Например, в отношении русских извечный колониальный принцип «разделяй и властвуй» был

применен следующим образом: русских «славян» нужно было христианизировать, а половцев,

печенегов и др. - нет, чтобы стравливать между собой и не допускать их объединения для борьбы с

ненавистными греками.

Коммунизм, как он сложился в 30-е годы XX столетия, намного превосходил поствизантизм по своей

тотальности, и именно он сплотил хотя бы тот блок, который известен под именем «социали-

стического»: византийская модель не дала бы (и не дала!) и этого сделать. Сегодня народы

поствизантийского пространства, успевшие пробудиться от дремучего средневекового сна, получившее

светское

Канетти Э. С. 429.

221

образование, без которого сегодня немыслимо приобщение к научно-техническому прогрессу, народы,

осознавшие себя сегодня нациями, не имеют никаких объективных причин к тому, чтобы искать для

себя по средневековым канонам нового константинопольского деспота. Они способны сами определять

свою государственность и приоритеты согласно собственным национальным идеалам и здравому рас-

чету. Коммунизм еще мог увлечь новой утопией, однако уже умерший средневековый миф оживить

невозможно.

Научно-технический прогресс, сокративший гражданское пространство до нескольких часов полета на

самолете, военное - до нескольких минут полета ракеты, информационное - до нескольких мгновений,

фактически упразднил прежние железные границы между государствами. Ни казаки с копьями, ни

стрельцы с пищалями, ни крестьяне с вилами не могут и не смогут ни обозначить границу, ни охранять

ее. Сегодня государственные границы устанавливаются сферой действия валют и охватом мировой

информационной сети, т. е. определяются финансово-экономическими и политическими элитами.

Прошло время колониальных империй, которым была нужна синкретическая наднациональная

«цивилизационная» религия и соответствующая унитарная конфессиональная идеология, искусственно

и тотально скрепляющая разнородные образования. Народы, как и в древности, снова могут свободно

решать свою судьбу, и их объединение возможно только на комплиментарной основе, как в свое время

союз русских и татар.

15.4. Религия и новый мировой порядок

Будущая картина Европы представляется нам конфедеративным сообществом национальных

государств, делящихся на два вида субъектов — моноэтнические державы и интеграционные

национальные региональные империи, состоящие из малых культурно-автономных этносов,

находящихся в комплиментарном и взаимовыгодном союзе с одной большой нацией-лидером.

«Сегодня все страны все еще считаются национальными государствами, даже те, которые состоят из

многих народов... В этом вновь выражается то, что идея нации, продолжая действовать как на Востоке,

так и на Западе, не зависит от политической системы, в которой она проявилась. Прежде все планы,

ведущие к преодолевающим национальные границы государственным образованиям, например, идея

объединенной Европы, оставались чистой утопией. Поэтому когда Де Голль сказал, что может быть

лишь Европа национальных государств, то он тем самым указал, вне сомнения, на существующую

реальность. Исходя из этого, миф нации по-прежнему должен считаться подлинным (т. е. реально

действующим. — В. П.) мифом» (К. Хюбнер)'.

' Хюбнер К. С. 338.

222

Однако любое сложное сообщество должно иметь нечто объединяющее его как целое. И здесь

центральным является вопрос о мировоззрении, о мифологии, о понятии единой добродетели, которые

должны стать фундаментом единой идеологии.

Европейской идее национального государства и национальной империи-содружеству внешне

противостоит американский идеал интернационального унифицированного социального порядка.

Збигнев Бжезинский считает, что данный вопрос может быть решен самим по себе фактом наличия

одного геополитического лидера, который станет центростремительной основой стабильного мирового

сообщества: «Цель политики США должна состоять из необходимости создать геополитическую

структуру, которая будет способна смягчать неизбежные потрясения и напряженность, формируя

геополитическую сердцевину взаимной ответственности за управление миром без войн.

Эта деятельность обеспечит и дополнительное историческое преимущество использования в своих

интересах вновь созданной сети международных связей, которая заметно развивается вне рамок более

традиционной системы национальных государств. Эта сеть, сотканная многонациональными

корпорациями, неправительственными организациями (многие из которых являются

транснациональными по характеру) и научными сообществами и получившая еще большее развитие

благодаря системе Интернет, уже создает неофициальную мировую систему, благоприятную в своей

основе для более упорядоченного сотрудничества в глобальных масштабах.

В течение нескольких ближайших десятилетий может быть создана реально функционирующая

система глобального сотрудничества, построенная с учетом геополитической реальности, которая по-

степенно возьмет на себя роль "регента", способного нести груз ответственности за стабильность и мир

во всем мире. Геостратегический успех, достигнутый в этом деле, узаконит надлежащим образом роль

Америки как первой, единственной и последней истинно мировой сверхдержавы»

Однако означенная им сеть неких неправительственных корпораций не может сама по себе заменить

мифологию единого общемирового субъекта и, соответственно, его идеологию, на которой будет

основываться конкретная политика. Интернет при всей своей информационной силе есть средство, а не

содержание, и не может рассматриваться как суррогат общенациональной добродетели. Тот же

недостаток присущ и европейской модели. Устойчивость может возникнуть только тогда, когда

мировосприятие нации или сообщества наций вберет в себя определенные мировоззренческие

установки и критерии, при которых невозможно легитимизировать большинством голосов на

плебисците разрушительную политику. Описанная

Бжезинский 3. С. 254.

223

3. Бжезинским схема имела дополнительную энергию устойчивости лишь благодаря внешнему и

преходящему фактору - противостоянию Запада с коммунистическим лагерем, включавшим в себя

вместе с Китаем треть человечества. Однако после окончания этого противостояния и исчезновения

активного и сплачивающего образа врага становится все более заметным отсутствие и единой шкалы

моральных ценностей, и единой мифологии, и единого идеологического идеала, что не замедляет

проявлять себя в центробежных тенденциях, в разрастающихся региональных конфликтах и в

попытках сверхдержав решать мелкие конфликты чисто силовым путем вопреки международному

праву. А это — путь к утрате той же Америкой роли лидера: европейцы, арабы, азиаты в любой момент

могут объединиться и создать альтернативный полюс силы.

Пантеистическая религия и политическая мифология в принципе не способны сформировать

общемировую шкалу ценностей. Народы, не смогшие реализовать свои природные дарования по

недостатку воли и усердия, ссылками на пантеистические догматы о нисхождении на них харизмы из

Зазеркалья могут произвести лишь политическую инфляцию и присвоить себе то, что принадлежит

иному миру: провозгласить себя чем-то большим, нежели природная нация - а именно, назвать

себя «святыми», наиболее полноценными, «богоносными» народами. Но это — путь к вражде с

«несвятыми», «неполноценными» народами, а не к гармонии. Пантеистическая религия не имеет

никакого собственного внутреннего нравственного начала: речь идет только о практической пользе для

данного просителя от данного бога, причем результат может быть и антигуманен: «порча» на недруга,

«сглаз» соперника и т. п. Именно пантеистическая религия производит такие социально-

политические химеры: правителей-человекобогов, «святые» и «неполноценные» нации, досягаемый

«золотой век» - социальный «рай на земле», в который какой-нибудь «богоносный вождь» погонит

человечество «железной рукой». (Один из советских трудовых концлагерей украшал лозунг: «Загоним

человечество к счастью железной рукой!») Именно такие химеры и становятся стенами между людьми,

семьями, народами, нациями, подменяя их естественную индивидуальную и национальную само-

бытность стенами вражды, ненависти и агрессии.

Тем самым, политический пантеизм либо превращает образ Единого Бога в образ посюстороннего

прародителя только данной конкретной нации, а иные нации - в неполноценные объекты его экс-

плуатации, либо постулирует множество богов-покровителей у каждого конкретного народа,

стремящихся занять на Олимпе место повыше, что легитимизирует для массового сознания

непримиримую вражду к другим нациям. Первый вид пантеизма обнаруживает себя в политическом

мессианизме, второй - в моделировании подобия римского пантеона, но ни тот, ни другой не имеют в

себе противо-

224

ядия против возведения своего национального бога-прародителя в ранг верховного бога всего

человечества, что неизбежно ведет к идее «неполноценности» иных народов и соответствующей

тотальной идеологии. В отличие от прошлых веков, в нынешних условиях эта идеология может

одномоментно уничтожить всю землю.

Пантеистический плюрализм неизбежно подрывает саму основу мирного и стабильного

сосуществования человечества, единого в своем мирном национальном многообразии. Никакие

унификации при таком мировосприятии невозможны по определению. Например, ритуалы в честь

исконно фригийской богородицы Кибелы содержательно уступали египетскому культу Исиды, так что

тот постепенно завоевывал сердца римлян. Поэтому шел процесс слияния двух культов, и в III - IV

веках стало трудно отделить по функциям двух богородиц; сохранение же двух идентичных культов,

двух имен и двух мифов могло лишь подорвать - и подрывало - веру в их реальность вообще.

Появление же новой версии о Богородице с как бы реальной иудейской родословной представлялось

идеологам той эпохи неким выходом для сплочения распадающейся империи, хотя пантеизм,

присущий новой версии, привел уже в V веке к внутрихри-стианскому расколу и вражде.

Единственным реальным объединительным началом для идеологии в сфере религии может стать

религиозная система, не абсолютизирующая местный фольклор и ритуал в качестве обязательных

религиозных догматов, но и не препятствующая их существованию в качестве естественных

национальных и о6~щекультурных мифологий. Такой системой является трансцендентный монотеизм,

не имеющий своего и не требующий никакого иного культа, допускающий на местном уровне любые

фольклорные особенности (без веры в реальность местных богов), не противоречащие единственному

религиозному догмату - собственно Единобожию. Только трансцендентный монотеизм содержит в

себе нравственный принцип, основанный на добровольном договоре между трансцендентным Богом и

всем человечеством, договоре, обретающем тем самым силу всеобщего нравственного закона. Таким

поначалу было и древнее христианство, которое на порядок выше унифицировало мировоззрение

граждан Римской империи, нежели многочисленные народные культы, которое впервые во II — III

веках призвало к гуманизму среди творившихся повсеместно жестокостей и которое именно поэтому

стало пользоваться в IV веке - до принудительной христианизации - уважением значительного

количества граждан Римской империи. Лишь вера в недосягаемого Единого Бога не допускает в

принципе «боговоплоще-ния» в том или ином политике, семье, народе, государстве. (В народе есть на

этот счет мудрая поговорка: «Стены между различными религиозными культами до неба не

доходят».) С такой религией может находиться в социальном согласии и рациональное светское

мировос-

225

приятие, что открывает возможность для гармонии между верой и разумом.

Последовательный трансцендентный монотеизм характерен сегодня для группы государств арабского

Востока, однако стать всеобщим он может лишь при условии восприятия этой религии и идеологии

народами христианской и пост-христианской традиции, для чего в сознании этих народов

монотеистическое начало должно победить пережитки средневекового пантеизма и магии. Каждый

народ может считать себя единственным и неповторимым духовным сыном Бога, Бога - единого для

всех и сотворившего всех разными, но равными друг другу по природе народами-братьями.

ГЛАВА 16. ГОСУДАРСТВЕННЫЙ РИТУАЛ

Когда правитель любит ритуал, ему легко повелевать народом.

(Конфуции)

16.1. Виды государственного ритуала

Политический ритуал, официально совершаемый должностными лицами, которых сам народ публично

признал полномочными носителями и защитниками своего национального идеала, становится

государственным ритуалом.

Государственный ритуал есть ритуал, направленный на осуществление, защиту и/или сохранение

национального идеала средствами легитимных институтов власти и совершаемый представителями

указанных институтов.

Или, говоря иначе, государственный ритуал представляет собой публичное воспроизведение в

символических действиях национально-политической мифологии с целями:

• закрепления в общественном сознании национального идеала;

• публичного признания за конкретными участниками ритуала статуса хранителей и выразителей

национального идеала;

• публичного признания институтов принуждения и их полномочий;

. эмоционального воодушевления нации на защиту своего суверенитета.

В государственном ритуале происходит процесс нравственного отождествления участников ритуала с

харизматическими героями прошлого, настоящего или будущего и публичного признания за уча-

стниками ритуала аналогичной харизмы, что приводит к эмоциональному эффекту воскрешения

минувшей реальности или репродукции будущего в актуальном бытии. Если ритуал совершается по

строго установленным государственными институтами правилам, то

226

мы именуем его государственной церемонией. Народ (или сообщество народов), совершая

государственный ритуал, осознает себя в этом ритуале политическим субъектом, т. е. нацией.

«Великие церемонии посвящения в должность лишали человека личных особенностей и облачали в

мантию избранного поприща. Таким был идеал, независимо от того, являлся человек ремесленником

или царем...»'.

В конфуцианстве теоретическое понимание государственного ритуала достигло, пожалуй, своего

апогея:

«Церемонии составляют связь Неба с землей; они утверждают порядок между людьми; они

прирождены человеку, а не суть только искусственная внешность... Они основаны на различии в

высшем и низшем достоинстве вещей, на разнообразии природы, вследствие этого введены форма для

одежды, правила для совершения обрядов: совершеннолетия, браков, похорон, жертв, представления

ко двору, угощений, почтения к старости; определены отношения между государем и чиновниками,

отцом и сыном, старшими и младшими братьями, мужем и женою, другом и товарищем. Даже средства

к образованию себя, устроению дома, управлению государством, устройству вселенной не могут

обойтись без церемоний»

В конфуцианском Китае «принимают ритуальную позу и положение, служащие первоисточником силы

для определенного поступка, и мы ощущаем воздействие ее излучения на нас, когда становимся

преданными участниками или зрителями церемонии. Император сидел, обратясь лицом на юг согласно

ритуалу, и всё совершалось должным образом»

В государственном ритуале - основа всего стабильного развития государственности и благополучия

народа, в нем реализуется потребность общества и нации в регулировании социальных взаимоот-

ношений через систематизацию важнейших социальных процессов. Конфуций на личном примере

демонстрировал, как власть имущие должны заботиться о государственном ритуале: «Когда Конфуций

пришел в храм предков, то расспрашивал о всяких мелочах. Другие заметили: "Как же это говорили

про него, что, мол, он знает все церемонии? - Ведь он обо всем расспрашивает". Конфуций, услыхавши

это, сказал: "Вот в этом-то и состоят церемонии!"»'.

Отсюда следует, что «когда правитель любит ритуал, никто в народе не осмелится быть

непочтительным; когда правитель любит справедливость, никто в народе не осмелится быть

непослушным; когда правитель любит правду, никто в народе не посмеет быть нече-

Кзмпбелл Д. Герой с тысячью лицами. С. 19.

Конфуций. С. 238, 135. •' Там же. С. 355.

Там же. С. 240.

Л 227

стным. И если будет так, то отовсюду станет прибывать народ, неся с собою на спине своих детей»

Никакой рациональный закон не будет действовать без опоры на ритуал. «Если править с помощью

закона, улаживать, наказывая, то народ остережется, но не будет знать стыда. Если править на основе

добродетели, улаживать по ритуалу, народ не только устыдится, но и выразит покорность»

Кстати говоря, именно в этом состоит различие между современной рациональной системой Запада и

традиционной государственностью Востока. «Добродетель» - это общественная мораль, традиция

«должного» поведения, выводимая из национальной мифологии, «ритуал» - это ее воспроизведение в

традиционных формах. Нация, видящая, что правящая элита полностью воспроизводит «должное» на

пути стремления к «желаемому», будет отождествлять эту элиту с самой собой, переживать за ее

успехи и неудачи и охотно помогать ей, забыв о возможности неподчинения и страха. Опыт всех

революций и реформации демонстрирует это: к власти приходит новая элита, соответствующая

нравственному идеалу, и народ с огромным энтузиазмом поддерживает ее, пока она не выйдет из

своего мифического имиджа. Сохранение же имиджа по должности достигается посредством ритуала.

Достаточно условно, на функциональной основе и по своей целевой направленности, мы разделяем

государственный ритуал на три вида:

• национально-политический,

• религиозно-политический,

«имперский (интернационально-политический).

Особо мы выделяем такую форму ритуала, как политическая реклама. До изобретения современных

технологий рекламы, имеющей к тому же принципиально новый способ подачи - всемирный, через

телевидение и Интернет, ритуал вообще и имперский в частности мог совершаться только по принципу

охвата общественного сознания в зоне зрительной и слуховой досягаемости, т. е. максимум мог

охватить одновременно несколько тысяч человек. Массовое просвещение народа, развитие благодаря

этому полиграфии, а затем и телереклама создали новые формы ритуала. Однако следует иметь в виду,

что в любой политической рекламе в отличие от естественного ритуала чувство сопереживания

мифической истории не заложено изначально в общественном сознании, коллективный опыт

(«мораль») этой истории еще не признан, не легитимизирован. А потому чувство сопереживания

должно быть еще только вызвано в общественном сознании символическим зрительным рядом,

представляя собой не условие существования мифа, а его цель (см. об этом подробнее в гл. 3).

Там же. С. 121.

Там же. С. 58.

228

16.2. Национально-политический ритуал

Национально-политический ритуал есть вид государственного ритуала, воспроизводящий национальный

идеал через образ (архетип) великой Семьи.

В проекции на внутреннюю самоорганизацию нации данный вид ритуала включает в себя: а) определение

участниками ритуала своего статуса в организационной структуре Семьи; б) установление порядка

отношений с иными членами Семьи; в) публичное признание (легитимизацию) соответствующего

публичного имиджа (мифического образа); г) поощрение или наказание за соответствующее отношение к

Семье, ее организации, правилам и традициям.

Национально-политический ритуал, обращенный на внутреннюю самоорганизацию, мы наблюдаем

постоянно вокруг себя. На местном уровне это «дни города, района или области», церемониалы посвящения

в почетные граждане города, установление «досок почета»; прославление на уровне местных и

региональных властей земляков, отличившихся в своей профессии, политике, спорте, культуре, -

«уважаемых» людей; это спортивные переживания за своих земляков во внутригосударственных

состязаниях; это религиозное прославление местных богов или святых-покровителей в качестве «вечно жи-

вых», культ местных святых реликвий и священных мест; это выборы в органы местной власти и

самоуправления; это, наконец, все публичные и зрелищные мероприятия местного значения, в которых

участвуют люди по признаку кровного родства, землячества, профессионального единства или соседства и

которые имеют устойчивый характер и проходят под знаком единства убеждений, интересов или рода

деятельности.

В целом данный вид ритуала емко отображен Конфуцием: «Как ты почтителен к родителям! Ты почитаешь

их, относишься с любовью к братьям и проявляешь все это в делах правления. Это и есть управление

государством»'.

Отсюда мудрый правитель - тот, кто действует в имидже чуткого и заботливого отца, олицетворяя собой для

массового сознания совесть нации, являя собой ее символ. Они «ведут себя на людях так, словно вышли

встретить важную персону, руководят народом так, словно совершают жертвенный обряд; не делают другим

того, что не хотят себе; не вызывают ропота в стране, не вызывают ропота в семействе»

. В этом,

собственно, и заключается мифический имидж сверхчеловека, занимающего должность главы государства.

Государственные праздники, как и дни официального траура, заявления правительства по поводу

обстановки в стране, о мерах помощи гражданам в тех или иных сложных ситуациях, являют собой

' Конфуций. С. 62. же. С. ИЗ.

229

ритуал на общенациональном уровне. Успех ритуала зависит от того, насколько глава государства -

персонально или в составе единой правительственной команды - является олицетворением «отца нации».

Созданию имиджа отечески заботливого правительства служит политическая реклама - современная

разновидность массового ритуала. Ролан Барт приводит следующий остроумный пример.

Прочитав «крупный заголовок в газете "Франс суар": "НАМЕЧАЕТСЯ ПЕРВОЕ СНИЖЕНИЕ ЦЕН:

НАЧАЛИ ДЕШЕВЕТЬ ОВОЩИ"», - Барт определяет, что в этой знаковой формуле «означаемым... является

пра-вительственность, ибо в большой прессе наше Правительство понимается как сущностное воплощение

эффективности. Отсюда четко вытекает значение мифа: фрукты и овощи дешевеют потому, что так решило

правительство. ...сама же газета двумя строками ниже демонтирует только что построенный миф, добавляя,

хоть и не столь крупным шрифтом: "снижению цен способствует сезонное изобилие овощей и фруктов"

...однако его (т. е. мифа) действие сильнее тех рациональных объяснений, которые далее могут его

опровергнуть. Это значит, что прочтение мифа происходит мгновенно, целиком. Мне на ходу бросился в

глаза "Франс-суар" в руках какого-то человека; я успел уловить лишь один частный смысл, но в нем... я вос-

принимаю во всем ее наглядном присутствии правительственную политику. И все - этого довольно»'.

В проекции на укрепление внешнего суверенитета целями национально-политического ритуала являются: а)

возбуждение чувства величия собственной Семьи и ее превосходства над другими; б) возбуждение

героического духа по образцу предков и отождествление себя с ними; в) создание «образа врага» Семьи -

реального или условного, земного или потустороннего - и моделирование борьбы с ним.

«Широка страна моя родная, много в ней лесов, полей и рек. Я другой такой страны не знаю, где так вольно

дышит человек!» - пелось в советской, по сути своей ритуальной песне 30-х годов. Нравственное

отождествление с национальными героями прошлого имело и имеет место во всех устойчивых государствах

- как в религиозной интерпретации, так и в виде светских национальных мероприятий в юбилеи павших за

Родину героев.

В мирной и обыденной жизни, когда нет непосредственных угроз извне, центростремительная энергия

национального сознания должна возбуждаться в людях через искусственное и мирное моделирование

национального сплочения, через символическое проигрывание ситуаций борьбы с «образом врага».

Ритуальным способом такой борьбы является в мирное время спорт, особенно на международном уровне.

Первоначально спорт имел даже подчеркнуто религиозное значение, однако со времен введения

государственного христианства и

' Барт Р. С. 256.

230

запрета на «бесовские игры» спорт сохранился лишь в отдельных общекультурных и национально-

политических формах. В Средние века таковыми были, например, рыцарские бои и охота.

Современным примером национально-политического ритуала «может считаться игра национальной

сборной команды в футбол... Победа или поражение является... победой или поражением каждого из

зрителей. Национальная команда временно персонифицирует собой всю нацию, при этом индивид как

бы полностью растворяется в ней. А развевающиеся флаги символизируют некую идеальность, которая

придает им как бы ореол святости. Звучит национальный гимн. Стоя, люди слушают его, и в одно

мгновение у них мелькает мысль, что именно они и представляют величие нации... Ими овладевает

чувство гордости за собственную принадлежность к истории, хотя их вклад в ее достижения

ничтожен... Но это не имеет никакого значения, поскольку каждый по-своему отождествляет себя с

ней»

Яркой иллюстрацией последнего времени стал чемпионат мира по футболу во Франции в 1998 году:

победа национальной команды Франции в родных стенах, да еще за два дня до национального

праздника по случаю взятия восставшим народом символа монархии Бастилии, вызвала ликование, по-

видимому большее, чем могло бы быть в Бразилии. Трехдневный карнавал с прославлением футболи-

стов сплотил нацию, поднял до небесной высоты рейтинг президента республики, наградившего

спортсменов за искусство владения футбольным мячом высшей государственной наградой.

Народ, пренебрегший своим ритуалом или утерявший его вследствие агрессии извне, терял и

собственное национальное подсознание - национальную память, забывал свою мифологию, а с ней и

критерии национальной идентичности. Терялись письменные источники, прекращалось воспитание

детей, даже забывался язык, но пока существовал ритуал - существовал народ. Так было с гонимым

еврейским народом на протяжении веков. И там, где гонимые официальной Православной Церковью и

государством русские древнеправо-славные христиане сохраняли свой национально-религиозный и бы-

товой ритуал, они сохранялись как русский народ допетровской эпохи. Если же ритуал - этот

инструмент актуализации национального сознания - прекращался, то и народ прекращал свое

историческое существование.

Советский народ существовал, пока с энтузиазмом воспринимал первомайские праздники и годовщину

революции, охотно ходил на субботники и совершал прочие социалистические ритуалы. Однако

примитивизм и формализация этих ритуалов постепенно подорвали веру в них, что привело к их

внутреннему разрушению.

' Хюбнер К. С. 418.

п 231

16.3. Религиозно-политический ритуал

Религиозно-политический ритуал есть вид государственного ритуала, воспроизводящий национальный

идеал в его соотнесенности с трансцендентным Божеством, параллельным миром или абсолютным

бытием.

Религиозно-политический ритуал сам по себе отрицает национально-политический ритуал (выступает

по отношению к нему «антитезисом»), поскольку отбирает высшие ценности у природной семьи и

переносит их в сверхприродный параллельный мир. Если при этом сама религия не обожествляет

земные действия своих служителей, она может быть просто иной по отношению к национальной

мифологии и даже дополнять ее. Но если пантеистическая религия тотально абсолютизирует свои

квазисемейные представления, она входит в отношения взаимоисключающего противоречия с

природно-семейными ценностями.

Отрицание связи с семьей, родителями, нацией ради Отечества Небесного — главная особенность

религиозно-политического ритуала. Так, в самой древней египетской мифологии (до Осириса)

«верховный бог Ра вверял страну своему сыну, царю. Со времен Древнего Царства фактическим

титулом египетского фараона было "Сын Ра". В мифологии единственным сыном Ра был бог воздуха

Шу (духовная ипостась Божества, бог-дух. - В. П.), но фараон был провозглашен сыном Ра с

единственной целью — управления Египтом, страной, бывшей главной заботой бога Ра.

"Что же касается страны Египет, то со времен богов ее называют Единственной Дочерью Солнца, тогда

как сын Его - тот, кто на престоле, Шу". Это утверждение подразумевает, что имеется божественная

пара - Египет, единственная дочь Ра, и фараон - сын Ра. Как брат и сестра, они составляли обычную

супружескую пару египетских божеств. Подобно тому как супруг должен был нежно заботиться о

своей жене, ибо она - "поле, полезное для владыки его", так и царь владел, властвовал и нес

ответственность за свою страну. Египтянин постоянно утверждал, что царь был физическим сыном,

происходящим от тела бога солнца Ра. Конечно, его признавали сыном земной женщины. Но отец,

зачавший его, определенно был богом» (Г. Франкфорт)'. Божественная плоть царя после его смерти

возносилась к престолу солнца и сливалась с тем, кто ее породил.

Позднее образ Pa-отца был вытеснен образом Бога-отца Осириса и Сына Божия Гора. Архетипической

является ритуальная молитва древних египтян, производящая не только нравственное, но и прак-

тически буквальное отождествление царя при вступлении его на цар-

ранкфорт Г. С. 79.

232

ство с прототипическими персонажами из параллельного мира. Так, например, о конкретном царе -

Птолемее говорится:

Приходит к тебе царь, о Осирис,

Это - Гор, защитник своего отца...

Приходит к тебе Птолемей...

Да дашь ты ему процветать

В качестве царя Египта на троне Гора вечно'.

То есть заступавший на трон царь, в данном случае — Птолемей, отождествлялся с Гором, сыном

Осириса, получая имя «Гор Птолемей», а после смерти он соединялся с самим Осирисом и именовался

«Осирис Птолемей».

Для отождествления с персонажами из параллельного мира необходимо было ритуально отречься от

принадлежности этому - грешному и смертному - миру: «Формула отречения царя от земных ро-

дителей в пользу божественных... стала почти стереотипом для Вавилонии и позднее для Ассирии. «Я -

Шарру-Кину, царь могучий, царь Аккада. Моя мать была высокой жрицей, своего отца я не знал. Брат

моего отца в горах обитает... Моя мать зачала и носила меня втайне», - так начинается повесть о

первом на земле шумеро-аккадском императоре Саргоне.

«Месопотамские монархи любили подчеркивать свою безрод-ность, свою обделенность земными

родителями». Например, «умалчивая имя отца и говоря, что его мать - жрица, Саргон прозрачно

намекает на свое божественное происхождение от "неведомого бога"... Если... принимать безотцовство

Саргона за чистую монету, то что значит тогда странное упоминание "брата отца, обитающего в

горах"

? Брат отца - бог Думузи (вавилон. - Таммуз), в образе которого царь ритуально сочетался с

жрицей, изображавшей Царицу Небесную, что подтверждается символикой самого государственного

ритуала, сочетавшего землю с Небом.

«Я - Ашшурбанипал... владыка венца царского, нарекли на владычество в древние дни, создали меня в

утробе матери моей для пастырства над Ассирией»

. В той или иной форме это стало общим для всех

цивилизаций, и религиозно-политический ритуал делал эту акцию всенародной государственной

мистерией. Не только харизматический сверхчеловек, но и самый посредственный царь обязан был по

должности получить харизму свыше, которая выражалась в отречении от земного рождения и связи с

земными родителями в пользу приобретения небесных родителей - по духу.

Маты М. С. 203.

* Религии Древнего Востока. С. 59.

Там же.

233

«Брак между шумерской политикой и религией праздновался в Ниппуре... имевшем особый

религиозный статус в качестве места встречи богов, и ни один правитель не мог получить трон царя

Шумера и Аккада, не установив контроль над Ниппуром и не поддерживая его храмы в надлежащем

состоянии. Здесь, в соответствии с одним шумерским мифом, Энлиль (бог воздуха, духовная ипостась

Божества. - В. П.) разделил небо и землю во время сотворения мира. Именно в Ниппуре, "где сходились

небо и земля", Энлиль... проделал дырку в земле, из которой вышло и распространилось по земле че-

ловечество. И именно здесь, по традиции, сходились боги, чтобы решить судьбу Шумера»

«Чтобы стать одной плоти с богами... жрец или жрица вступали с божеством в отношения супружеской

близости... при этом в отношении к человеческому участнику мистерии земные и божественные имена

намеренно смешиваются» .

Таким образом, царь получал освящение свыше на свою должность через официальный

государственный ритуал бракосочетания с Царицей Небесной (в древнем Шумере - Иннаной, женской

ипостасью Божества и покровительницей любви, брака и рождения), а в реальности - с замещающей ее

жрицей (которую потом приносили в жертву). Этот брак на языке мифических символов означал

вхождение личности царя в священную должность и отождествление с соответствующим мифическим

персонажем. Харизма ему сообщается не по его личным заслугам, а из совокупности заслуг всего

пантеона, посредницей с которым выступала милостивая Царица Небесная.

По мере развития человечества символизм данного отречения становился все более иносказательным,

духовным и возвышенным, однако его цель не изменялась: «Герой умирает как современный человек,

но возрождается как человек вечный - совершенный, обобщенный и всеобщий. ...его задача и деяние

(как подтверждают все мифологии человечества) заключаются в том, чтобы вернуться к нам

преображенным, преподать усвоенный им урок обновленной жизни» (Д. Кэмпбелл)

Символика небесного брака при посвящении в должность царя сохранилась в условном варианте через

христианскую практику и доныне (что, правда, не мешает многим верующим магически воспринимать

должность царя в качестве «помазанника Божия», не подвластного никакому контролю и суду нации).

Отсюда необычайная схожесть «венчания на царство» и «венчания на брак»: и сегодня в Православной

Церкви при посвящении в сан священника человек снимает с руки венчальное кольцо и кладет его на

престол, как при заклю-

Шумер: города Эдема. С. 102-103.

Религии Древнего Востока. С. 61.

Кэмпбелл Д. Герой с тысячью лицами. С. 19.

234

чении брака, т. е. как бы вступая в брак с Церковью и отсекая от себя всё несоответствующее своему

новому публичному имиджу.

В российской политической практике формула «Сталин - это Ленин сегодня» фактически идентична

вышеприведенной египетской формуле о Птолемее. Удивительным образом аналогичен, хотя и сильно

упрощен, действовавший в КПСС ритуал: после выборов нового Генсека члены Политбюро шли к

мумии Ленина для ритуального закрепления статуса нового «Ленина сегодня».

Таким образом, религиозно-политический ритуал основывается на религиозной интерпретации

политической мифологии и по определению отрицает национально-политическую мифологию:

небесная мифологическая история народа заменяет собой и отрицает как реальную земную историю

народа, так и ее условно-мифологическое, поэтизированное, иносказательно-возвышенное, т. е.

одухотворенное, прочтение. При иносказательном восприятии мифологии народ знает свою реальную

историю и не отрицает ее, но склонен поэтически возвышать ее до эпоса, что естественно - ведь это его

собственная и единственная история. При религиозно-напоминательном восприятии народ возвышает

свою семейную историю до Небес, но еще и не отрицает ее посюсторонней и «грешной» реальности.

Однако при придании мифологии религиозно-абсолютистского характера условность превращается в

буквальность и догму, а всё, что противоречит догме, подлежит проклятию и уничтожению как ересь.

Например, в Древней Элладе никто не требовал верить буквально в действия и взаимоотношения

олимпийских богов, как и в Древней Руси никто не требовал верить буквально в происхождение

русского народа от отца — Сварога через Дажьбога и земных праотцев Ария и Кия. Это представление

о небесных и небесно-земных прародителях было лишь одним из условных знаков национальной

идентичности и нуждалось только в признании его внутреннего смысла, а не внешней канвы

описанной истории. Однако внедренная византийскими миссионерами трактовка русской истории как

продолжения иудейско-христианской истории требовала признания и новопридуманного звена,

связующего Русь с Византией, - мифического путешествия апостола Андрея из Херсонеса в Рим через

Днепр, леса и северные болота.

Видимо, иной версии апостольского благословения для Киева, возникшего через 600 лет после деяний

учеников Иисуса, не пришло в голову теологам-пантеистам из Константинополя. Главное для них было

в том, чтобы в итоге их религиозного толкования истории русские гордились не реальными

историческими победами своей нации над ненавистной всему миру Византией, а своим духовным

рабством у нее и псевдонациональным идеалом «Рима третьей свежести». Поскольку Москва тогда

была еще малозначимым городком, то и летопись сконцентрировала «благодать» очередного Рима на

тогдашней столице Малой Руси - Киеве.

235

Подмена национального ритуала религиозным обнаруживала себя и в таких важных вопросах как образ

небесного покровительства над нацией. В начале октября русичи праздновали «покров» бога Крышеня,

когда заканчивалась уборка урожая, земля покрывалась снегом и начиналась пора свадеб. Девушки на

селе еще и в XIX веке пели: «Крышень, Крышень, покрой землю снежком, а меня женишком!» Отмена

греческими миссионерами «языческого» Небесного покровительства над Русью грозила разделением

единой русской нации и повторением для всей Руси насилия, с которым проводилось крещение

новгородцев. И тогда национальный миф был ассимилирован с греко-христианской терминологией

путем компромиссного этимологического истолкования слова «покров»: древнерусское

покровительствующее божество было переименовано на византийский лад, но взамен к уже

имевшимся сверхъестественным функциям получило еще и функции универсалистского и

политического характера: не только убранный урожай и готовящиеся свадьбы были взяты под

покровительство Небес, но и в целом вся великая Русь!

Православный праздник Покрова Божьей Матери, который по сути своей должен был быть одним из

основных государственных ритуалов для России, интерпретируется и сегодня в церковном житии

следующим образом: двое византийских граждан увидели во Влахернской церкви в Константинополе

Богородицу, простирающую омофор (покров) над греками. Согласно переписанному на славянский и

русский языки греческому объяснению этого праздника, увиденная двумя греками Богородица спасала

Константинополь... от наших прадедов - русичей, осаждавших ненавистный им вражеский город! Ее

омофор - символ защиты не русских людей, а их врагов -греков, причем от русских воинов!

После того как, согласно греческому преданию, данный покров был опущен в Босфор

константинопольским патриархом, русские войска потерпели поражение, много наших прадедов было

убито, и флот отступил. Тем самым, подлинный смысл греческой интерпретации Покрова - это радость

по поводу убийства русских воинов, овдовения их жен, сиротства их детей .и поражения русского

оружия. Греки имели, конечно, повод для радости, однако что здесь праздновать русскому народу? -

Собственное духовное холопство у врага и смерть своих близких?

Любопытно, что у греков такого праздника сегодня уже не сохранилось, зато в России его

истрактовали как Покров Богородицы над Россией и стали весьма широко отмечать.

Удивительно лишь то, что, в отличие от многих других подобных случаев религиозного синкретизма,

священнослужители-агиографы не установили более подходящего истолкования этого праздника: они

могли бы, например, объявить об аналогичном видении Богородицы с

236

омофором русскому национальному святому. Это упущение можно объяснить либо небрежением и

безграмотностью отечественного духовенства, либо колонизаторскими замашками надменных

греческих миссионеров в отношении всего исконно русского. «Сколько зла наделала грекам Русь!» -

восклицают, посылая скорбящую царевну Анну замуж за Владимира Киевского, ее братья («Повесть

временных лет»

), и вот теперь, по-видимому, можно было сполна отомстить русским и унизить Русь

до прославления ею гибели ее же собственных сыновей и дочерей!

Пока простой народ, то есть подавляющее большинство населения средневековой России, был

совершенно неграмотным и слышал в церкви лишь название праздника, не зная его греческой

интерпретации, он почитал этот праздник как свой, как почитал его своим и в дохристианские времена.

Но по мере повышения образования среднего россиянина, особенно к концу XIX века, его отношение и

к такой интерпретации праздника, а отсюда и к Церкви, изменилось не в лучшую для нее сторону.

Возможно, именно поэтому вплоть до революции 1917 года Покров так и не стал главным религиозно-

политическим, государственным праздником, хотя по внутренней логике должен был стать таковым.

Место Покрова Богородицы заняла Революция, давшая новый Покров земле Российской и открывшая

ей путь не в загробный, а в посюсторонний «золотой век» (см. также п. 33.1).

Тем не менее, несмотря на угрозу подмены национального религиозно-космополитским, религиозная

трактовка политической истории в принципе необходима в условиях массовой религиозности

населения, поскольку большинство граждан не обладает достаточным рациональным знанием и может

компенсировать данный недостаток лишь иррациональной верой. Только религия (но не всегда

жреческая элита!) обладает для такого сознания авторитетом и способностью соотносить преходящую

реальность с абсолютной стабильностью, вечностью, а без опоры на абсолютность индивиду, как и

народу в целом, трудно убедиться в истинности или ложности того или иного политического действия

и политического курса. Только религия способна сжать три реальных времени в единое дискретное

мифическое время, придав ему абсолютизированное значение.

Если бы Гомер не соотносил действия национальных героев Эл-. лады в Трое, как и подвиги Одиссея в

странствиях, с абсолютными ценностями, персонифицируемыми в качестве богов, народ просто не

понял бы и не воспринял бы его эпические поэмы. А соотнесенность с волей богов возымела столь

сильное воздействие на массовое сознание, что поэма Гомера стала на несколько веков сюжетной

основой

Повесть временных лет. С. 82.

237

самых впечатляющих эллинских мистерий - Элевсинских. Любой мудрый правитель должен был

считаться с этим обстоятельством, почему и появлялись так называемые государственные религии, а

правители исполняли функции первосвященников.

Например, «в Египте, где ежегодные записи о высоте разлива Нила велись с самых ранних

исторических времен, фараон тем не менее ежегодно преподносил Нилу дары в то время, когда он

должен был разлиться. К этим жертвоприношениям добавлялся документ, и всё вместе бросали в реку.

В документе в форме приказания или договора были изложены обязательства Нила»

Недостаток рациональных знаний усиливается в массовом сознании также и общей потребностью в

преодолении смертности, т. е. в достижении вечной блаженной жизни как конечного смысла и на-

значения бытия. Так, в Египте это выражалось в постоянном и повсеместном ритуале, обещающем -

вслед за богоносным главой государства - воскресение всем его верноподданным. Потребность в те-

лесном воскресении после физической смерти была столь сильной, что на несколько тысяч лет

определила лицо этой великой цивилизации, повлияв и на месопотамские мифологии, и даже на иудеев

в лице секты фарисеев. В тексте молитвы, сохранившейся в гробнице фараона Тети, говорится:

Восстань, о Тети!

Приими главу твою, составь кости твои,

Собери уды твои, отряси прах с плоти твоей...

И встань у врат, закрытых для подданных («рехит»).

Привратник выходит к тебе...

И ведет тебя на Небо к отцу твоему Гебу.

Рад он встретить тебя,

Возлагает он на тебя руки свои...

Ставит тебя впереди аху, звезд негибнущих..

Восстань, о Тети, ты не подвержен смерти!

Подданные, «рехит», воскреснут только через богочеловечество сына Божия фараона, «внутренний

человек» («ка») которого при жизни стал Гором, а после смерти станет самим Осирисом. Поэтому в

древности особенно важно было подчеркнуть внемирносгь, божественность верховного правителя

нации - единственного Посредника с Царством Небесным. С IV века в Европе таким посредником стал

мыслиться император как земной наместник вечного царя и первосвященника Иисуса Христа (в

светской интерпретации - король, в католической - Папа Римский). В Германии 30-х годов XX века

символом будущей вечности героев вновь стала Валгалла, а посредником - фюрер. В СССР богатст-

' Франкфорт Г. С. 35.

'* Религии Древнего Востока. С. 51.

238 Раздел IV. Государственная мифология

во религиозно-политической мифологии было сужено до простейшей политической рекламы -

скандирования сакраментальной формулы: «Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить!» — без