Путилова Е.О. Детская литература

Подождите немного. Документ загружается.

441

Виктории, известную строгостью нравов (книги авторов-женщин и авто-

ров-мужчин считалось неприличным держать на одной полке, если они не

супруги, а ножки мебели прикрывали воланами из чувства стыдливости; в

детской литературе господствовали нравоучительные книжки). Но, может

быть, именно эта чопорность затянутой в корсет эпохи и породила — из

чувства протеста — литературу веселую и озорную, в которой мир вывер-

нут наизнанку  литературу нонсенса. Слово «нонсенс» в переводе озна-

чает «бессмыслица», «отсутствие смысла», однако в самой бессмысленно-

сти этой бессмыслицы заложен определенный смысл. Ведь нонсенс рас-

крывает все несоответствия вещей вокруг и внутри нас, тем самым откры-

вая пути к истинной гармонии.

У истоков литературы английского нонсенса стоит поэт Эдвард Лир.

Эдвард Лир (1812-1888) — один из самых известных английских дет-

ских поэтов. По профессии он был художником и долгое время рисовал

зверей и птиц для зоологического музея. Первые свои стихи он написал в

имении лорда Дерби, где работал над серией рисунков редких птиц и жи-

вотных. В одном из писем оттуда Лир жаловался адресату: «Всеобщая апа-

тия, царящая в высшем обществе, ужасно меня раздражает. Мне ничего так

не хочется, как от души посмеяться или попрыгать на одной ножке по

здешней величественной галерее. Однако я не смею этого сделать». Но то,

на что Лир не осмеливался в присутствии взрослых, он с наслаждением

делал в обществе детей лорда Дерби, сочиняя для них веселые стишки, со-

провождаемые смешными рисунками. Так возникли его книги, ставшие

впоследствии знаменитыми во всем мире: «A Book of Nonsense» («Книга

чепухи») и «More Nonsense» («Еще немного чепухи»). В эпоху, когда

жизнь англичан была ограничена строжайшими правилами «хорошего то-

на», Эдвард Лир создал свою «безумную» страну, в которой не было места

строгости и чопорности.

Основой для первых «бессмыслиц» Лира послужили лимерики — из-

вестные с давних пор песенки, происхождение которых связывают с ир-

442

ландским городом Лимерик, где они исполнялись многие десятилетия во

время традиционных застолий. Поэт использовал особенности построения

народного лимерика, имевшего строго закрепленную форму: заданное ко-

личество строк (в народном лимерике их 5) и жесткая система рифмовки

— аabba (первая и пятая строки часто кончаются одним и тем же словом)

Но задана не только внешняя форма, но и смысловая структура лимерика.

В первой строке происходит представление героя: чем он занимался, где

жил. Часто употребляется словосочетание типа «один старик»; по-

английски в начале стоят слова «There was a/an...». Во второй строке герой

характеризуется, в третьей и четвертой рассказывается о его странных дей-

ствиях. Последняя строка почти дублирует первую, но в ней к указанию на

героя прибавляется какой-то новый эпитет, иногда странный, шокирую-

щий.

Сумасбродный старик из Гренады

Поступал только так, как не надо

И себе как-то сдуру

Вырвал всю шевелюру

Самобытный старик из Гренады

Может быть и другой вариант: в первой строчке представлен герой, во

второй даны его странные действия, в третьей-четвертой — реакция окру-

жающих, а в пятой он подвергается осуждению или на него обрушивается

наказание.

Грациозный старик из Вероны

Станцевал две кадрили с вороной,

Хоть вокруг говорили,

Что такие кадрили —

Это просто позор для Вероны.

Тон лимериков всегда забавно-серьезен, а герои Лира  чудаки,

«возмутители спокойствия», нарушающие общепринятые нормы поведе-

ния. Они живут в странных местах (в чайнике, в банке, в совином дупле) и

завтракают в телеге; забираются на дерево, чтобы пропеть вокализ; ведут

В оригинальных текстах Лира третья и четвертая строка слиты в одну (хотя внутренняя рифма остает-

ся), в русском же переводе остается традиционное для народного лимерика деление на пять строк.

Переводы лимериков М. Фрейдкина.

443

дела, стоя вверх ногами; любят отплясывать и играть на музыкальных ин-

струментах; занимаются странными делами (объезжают свиней, учат уток

балету, поют саги с лягушками, клюют крошки с птицами, сидят с ведром

на голове или просто бегают туда-сюда). Иногда их отличают необычная

внешность (большой нос, малый рост, длинные ноги, пышная борода), они

любят носить экстравагантную одежду, едят или слишком много, или

слишком мало, употребляют в пищу странные вещи. Окружающие могут

возмущаться и осуждать их поведение, а порой с ними происходят ужас-

ные несчастья, о которых повествуется так же весело, как и об их чудаче-

ствах. Однако мы чувствуем, что симпатии автора на их стороне, а не на

стороне здравомыслящего обывателя.

Эдвард Лир писал не только лимерики, но и более длинные стихотво-

рения, из которых, пожалуй, самое известное — «Прогулка верхом», пре-

красно переведенная С. Я. Маршаком. В нем забавно обыгрывается внеш-

ний облик щипцов для орехов и щипцов для конфет, «ноги» которых пре-

красно устроены для поездки верхом. «Блестящие и тонкие» и «веселые и

звонкие» щипцы противопоставлены пыльному буфету, привычному обы-

вательскому миру солонок, ножей, мышек и кошек, которые поднимают

смешной переполох, переданный Лиром с помощью звукоподражания, ко-

гда щипцы уводят из конюшни прекрасных лошадок, чтобы отправиться

на веселую прогулку, с которой не собираются возвращаться назад.

Игровую традицию поэзии Лира продолжил Хилэр Бэллок (1870-

1953). Он был автором почти 150 книг, но в историю литературы вошел

именно благодаря нонсенсам, собранным в книгах «Книжка про животных

для плохих детей», «Снова о животных для еще худших детей», «Назида-

тельные истории для детей» и другие. В своих «назидательных историях»

Бэллок доводит до абсурда те правила и морализаторские поучения, кото-

рыми была полна детская литература. Истории «Про Джима, который убе-

гал от няни и был заживо съеден львом», «Про Ребекку, которая трагиче-

ски погибла из-за того, что любила хлопать дверьми», «Про Чарльза Ога-

444

стеса Фортескью, который всегда хорошо себя вел и в результате стал вла-

дельцем огромного состояния» — это яркие и смешные пародии на такого

рода литературу (одни их названия уже говорят сами за себя).

Мотивы нонсенсов Лира можно найти и в замечательных сказках

Льюиса Кэрролла (1832-1898).

На любом из своих портретов писатель кажется необычайно серьез-

ным и вдумчивым, но в то же время мечтательным. Настоящее имя его —

Чарльз Лютвидж Доджсон, а родина  деревушка Дэрсбери в графстве

Чешир. Отец будущего писателя был скромным приходским священником.

Как и его отец, Чарльз учился в Оксфорде, старейшем университете Анг-

лии, однако специальностью своей избрал не богословие, а математику.

Доджсон был большой оригинал, сторонился взрослых и очень любил де-

тей. Профессор математики, которого студенты считали скучнейшим че-

ловеком, всегда находил с детьми общий язык, с удовольствием совершал

с ними долгие прогулки, приглашал в гости, фотографировал, рассказывал

истории, писал им письма. Вот такие:

«Дорогая Ада! (Ведь уменьшительное от твоего имени Ада? Аделаида —

очень красивое имя, но, когда человек ужасно занят, ему некогда писать та-

кие длинные слова, в особенности если сначала еще нужно с полчаса вспо-

минать, как они пишутся, а затем пойти и справиться по словарю, правильно

ли ты его написал, а словарь, конечно, оказывается в соседней комнате а са-

мом верху книжного шкафа, где он пролежал долгие месяцы и почти скрыл-

ся под толстым слоем пыли, так что сначала еще нужно взять тряпку и выте-

реть его, но при этом поднимается такая туча пыли, что ты чуть не задох-

нешься, и уже после того, когда, наконец, удается разобраться, где, собст-

венно, словарь и где пыль, нужно еще вспомнить, где стоит буква А — в на-

чале или в конце алфавита, ибо ты твердо помнишь, что она, во всяком слу-

чае, находится не в середине его, затем выясняется, что страницы словаря

пропылились настолько, что на них трудно что-либо разобрать, и, прежде

чем перевернуть очередную страницу, нужно еще пойти и сначала вымыть

руки, причем мыло скорее всего куда-то затерялось, кувшин пуст, а поло-

тенца нет вообще и, чтобы найти эти вещи, необходимо потратить не один

час, а затем пойти и купить новый кусок мыла — и думаю, что, узнав обо

всех этих трудностях, ты не станешь возражать, если я буду называть тебя

уменьшительным именем и, обращаяеь к тебе, говорить: "Дорогая Ада!"). В

прошлом письме ты сообщила, что хотела бы иметь мой портрет. Посылаю

тебе его. Надеюсь, что он тебе понравится.

Очень любящий тебя друг

Льюис

Кэрролл»

445

Интересно, что такое содержание, такой стиль писем, характерный

для всей переписки Кэрролла, сочетался с величайшим педантизмом ее ве-

дения: он завел специальный журнал, в который заносил сведения обо всех

полученных и посланных письмах. За 37 лет он сделал в этом журнале за-

писи о 98 721 письмах!

У Кэрролла было много любимых занятий. Среди них — сочинение

юмористических стихов, посещение театра, рисование (в юности он мечтал

стать художником) и фотографирование. А детским писателем он стал

почти случайно. Первая книжка об Алисе — «Алиса в Стране Чудес» —

родилась из устного рассказа Кэрролла во время лодочной прогулки с

детьми ректора одного из оксфордских колледжей 4 июля 1862 года. И в ее

персонажах слушатели узнавали себя и своих близких: это сама Алиса

Лидделл, любимица Кэрролла; ее старшая сестра Лорина (попугайчик Ло-

ри), которая очень гордилась тем, что ей уже тринадцать лет; восьмилетняя

Эдит (орленок Эд); кошка Лидделлов (Дина) и сам Доджсон — птица До-

до

(представляясь новым знакомым, он сильно заикался от волнения, и

получалось: «До-до-доджсон»).

По просьбе Алисы, Кэрролл записал для нее эту историю, снабдив ру-

кописную книжку своими фотографиями Алисы и смешными рисунками.

Конечно, прежде чем опубликовать ее, Кэрролл тщательно перерабо-

тал рукопись. И в конце концов получилась повесть, которую полюбили не

только те, кому он впервые рассказал эту историю, но и многие, многие

другие дети и взрослые...

Так Кэрролл создает литературную сказку, которая разительно отли-

чается от привычной детям народной и первых литературных сказок, про-

должающих фольклорную традицию. Народная сказка строится по весьма

жесткой схеме, причем каждое событие имеет своей причиной предыду-

щее, а герои находятся между собой в предельно ясных отношениях, и у

каждого своя роль, своя функция. А у Кэрролла все совсем не так.

Додо — от англ. Dodo — дронт (вымершая австралийская птица).

446

Алиса попадает в кроличью нору, влекомая простым любопытством.

Попытки попасть в сад не вызваны насущной необходимостью. Маршрут

героини не имеет определенной цели и направления. Она просто путеше-

ствует, сталкиваясь с самыми разными персонажами, которым нельзя най-

ти место в традиционной классификации фольклорных сказочных героев

(даритель, противник и т.п.). Да и сама Страна Чудес, в которую попала

Алиса, отличается от традиционного сказочного мира. Слова «Страна Чу-

дес» могут вызвать у нас приятные ассоциации: «чудо» — слово, положи-

тельно эмоционально окрашенное. Однако, если обратиться к английскому

названию, к слову ‘Wonderland’, то оно этой положительной светлой окра-

ски не имеет. Это, скорее, страна удивительная, ставящая в тупик. Место,

куда попала Алиса, это место, которое озадачивает, где все не так...

Обитатели Страны Чудес едва ли могут быть во всех случаях опреде-

лены как добрые или злые — ни чудесных героев, ни страшных драконов

среди них нет, просто они явно живут по законам какого-то другого мира,

и их отношение к Алисе окрашено непониманием — отсюда и зачастую

проявляемая ими враждебность. Они просто не могут представить, что кто-

то способен жить, руководствуясь нормальной (по нашим понятиям) логи-

кой. Однако во всех этих странностях есть нечто очень знакомое. Страна

Чудес подобна миру лировских лимериков, миру, где все поставлено

«вверх ногами». Конечно, написать «Алису» мог только англичанин, и в

книге встречаются многие мотивы, знакомые маленьким англичанам по

лимерикам и «Рифмам Матушки Гусыни», традиционному сборнику дет-

ского фольклора.

Главная черта Страны Чудес — это абсолютная свобода превращений.

Пространство может произвольно видоизменяться, предметы и существа

— менять форму и размеры (увеличение и уменьшение Алисы, превраще-

ния Чеширского Кота). Не менее удивительные превращения происходят

со словами, а ведь благодаря словам люди только и понимают друг друга...

«Логические» рассуждения в «Алисе» приводят, как правило, к не-

447

ожиданному эффекту. (Вспомним, как Чеширский Кот доказывает Алисе,

что он не в своем уме, а Горлица утверждает, что маленькие девочки — те

же змеи). Прекрасно иллюстрирует проблему слова и смысла в книге эпи-

зод с часами из главы «Безумное чаепитие»

«Алиса с любопытством выглядывала из-за его плеча.

— Какие смешные часы! — заметила она. — Она показывают число, а не

час!

— А что тут такого? — пробормотал Болванщик. — Разве твои часы пока-

зывают год?

— Конечно нет, — отвечала с готовностью Алиса. — Ведь год тянется очень

долго!

— Ну и у меня то же самое! — Сказал Болванщик.

Алиса растерялась. В словах Болванщика как будто не было смысла,

хотя каждое слово в отдельности и было понятно.»

Необычность Кэрролловской сказки в том, что ее главный герой на

самом деле — не Алиса и не жители странной страны, а слово. Слова дви-

жут сюжет сказки, слова порождают и многих ее героев.

Все мы привыкли употреблять фразеологизмы, не задумываясь о их

прямом значении. Мы говорим: «убить время», «считать ворон», «сесть в

лужу». Используя поговорку (например, «врет, как сивый мерин»), мы не

задумываемся над ее происхождением (почему, собственно, сивый мерин в

нашем представлении такой врун?). А вот в главе «Безумное чаепитие»

оказывается, что время способно отомстить за намерение его убить. А са-

ми герои главы — Мартовский Заяц и Безумный Шляпник — это ожившие

герои поговорок, так же как и Чеширский Кот.

Часто причиной непонимания между Алисой и обитателями Страны

Чудес является то, что «нормальный» человек (Алиса) понимает выраже-

ния в переносном смысле, а жители Страны Чудес все воспринимают бук-

вально. Так, в сцене судебного разбирательства (глава XI) реализуются ме-

тафорические значения слов «перекрестный допрос», «подавить».

Герои Кэрролла все время играют со словами, комический эффект в

повести зачастую основан на каламбуре. Каламбур — это игра слов, забав-

Текст цитируется в переводе Н.Демуровой.

448

ная двусмысленность, возникающая из-за сходного звучания слов или

групп слов. Часто он соединяется с буквальным пониманием метафоры.

« — И надо вам сказать, что эти три сестрички жили припеваючи...

— Припеваючи? — переспросила Алиса. — А что они пели?

— Не пели, а пили, — ответила Соня. — Кисель, конечно.

.........

— Но почему? — спросила Алиса Соню...

— Потому что они были кисельные барышни.»

С этой особенностью сказки связана проблема ее перевода. В разных

языках слова звучат по-разному, поэтому в переводе каламбур теряется. В

приведенном выше эпизоде в основе словесной игры в оригинале была

многозначность слова «draw» — «черпать воду из колодца» и «рисовать» и

совпадение по звучанию и написанию слов «well» в значении «колодец» и

«хорошо». В переводе обыгрываются, естественно, другие слова. Кроме

того, не все словесные игры Кэрролла русский читатель поймет без ком-

ментариев. Наверное, поэтому на русском языке примерно каждые десять

лет появляется новый перевод «Алисы». Задача переводчика трудная, но

увлекательная. Наиболее известные из них — переводы Н.Демуровой,

Б.Заходера, В.Набокова.

Странным превращениям подвергаются у Кэрролла не только отдель-

ные слова, но и тексты. Мы находим в «Алисе» много текстов, которые яв-

ляются пародией, «перелицовкой» известных английским детям стихов и

песен. Стихи начинают жить своей жизнью, и Алисе никак не удается ни

одного их них рассказать «как следует».

Комический эффект в сказке Кэрролла создается «перевернутостью»

логики, словесной игрой, пародийными элементами. Все это — черты, ха-

рактерные для английского юмора.

Еще один типично английский прием — прием недооценки и пере-

оценки, о котором особо пишет в своей книге о Кэрролле известный спе-

циалист по английской литературе и переводчик «Алисы» Н. Демурова.

Перечитаем фрагмент первой главы, когда Алиса находит пузырек с над-

писью «Выпей меня!»:

449

«К горлышку пузырька была привязана бумажка, а на бумажке крупными

красивыми буквами было написано: "ВЫПЕЙ МЕНЯ!"

Это, конечно, было очень мило, но умненькая Алиса совсем не торопилась

следовать совету.

– Прежде всего надо убедиться, что на этом пузырьке нигде нет пометки

«ЯД!»,– сказала она.

Видишь ли, она начиталась всяких прелестных историй о том, как дети сго-

рали живьем или попадали на съедение диким зверям,– и все эти неприятно-

сти происходили с ними потому, что они не желали соблюдать простейших

правил, которым обучали их друзья: если слишком долго держать в руках

раскаленную докрасна кочергу, в конце концов обожжешься; если поглубже

полоснуть по пальцу ножом, из пальца обычно идет кровь; если разом осу-

шить пузырек с пометкой «ЯД», рано или поздно почти наверняка почувст-

вуешь недомогание. Последнее правило Алиса помнила твердо.

Однако на этом пузырьке никаких пометок не было, и Алиса рискнула от-

пить из него немного.»

Комический эффект в этом фрагменте основан на том, что жизненная

мудрость Алисы весьма относительна: вовсе не обязательно на пузырьке с

ядом должно быть написано «ЯД». Во-вторых — и это очень важно — мы

сталкиваемся здесь с употреблением слов, которые стилистически неуме-

стны в данной ситуации, поскольку недооценивают или переоценивают

обозначаемое ими явление. Например, обязательно ли, чтобы кочерга была

раскаленной «докрасна»? Можно ли назвать следствие действия яда «не-

домоганием»? Этот прием очень ярко характеризует особенности англий-

ского юмора, основанного на понимании нюансов значений слов и логиче-

ских категорий. Как отмечает Н.Демурова, это явление настолько специ-

фическое, что первыми переводчиками «Алисы» на русский язык оно было

не понято, и они стремились «сгладить» текст.

Приведенный выше фрагмент является одновременно и тонкой паро-

дией на нравоучительные тексты викторианской эпохи (вспомните паро-

дии Бэллока, о которых мы уже говорили). Саму же книгу Кэрролла нра-

воучительной назвать никак нельзя. Однако это не значит, что она ничему

не учит. Читая ее, дети, может быть, впервые обращают внимание загадоч-

ную жизнь языка, задумываются об относительности логики и норм пове-

дения, и о том, как, оставаясь единственным персонажем, живущим по за-

конам «не опрокинутой» человеческой логики, Алиса в сказке реализует

свой характер, свои душевные качества: любознательность, рассудитель-

450

ность, смелость, чувство справедливости.

Продолжателем жанра нонсенса и последователем традиций Кэрролла

в современной английской литературе может считаться Дональд Биссет

(род. 1911), перу которого принадлежат коротенькие сказки, полные весе-

лой чепухи и языковой игры. Биссет, подобно Лиру, сам иллюстрировал

свои произведения и, будучи профессиональным актером, часто читал их

по телевизору, от чтения к чтению совершенствуя текст. Некоторые исто-

рии содержат в себе поучительный смысл: например, сказки «Про мальчи-

ка, который рычал на тигров» или «Про малютку-автобус, который боялся

темноты» показывают, откуда берутся страхи и как можно их преодолеть,

а «Орел и овечка» или «Кузнечик и улитка» вообще напоминают басни.

Однако мораль у Биссета никогда не выражена открыто, и потому легко и

без сопротивления усваивается детьми. Но больше всего у писателя сказок,

в которых мы вообще не найдем никакой морали. Они просто веселые, до-

брые и рассказывают, как и лимерики Лира, о чудаках.

Для Биссета характерно отсутствие логичного сюжета, произволь-

ность поступков (с какой стати в сказке «Про вокзал, который не стоял на

месте» корове Сэлли и вокзалу Ватерлоо вздумалось поехать в гости к ба-

бушке вместе с королем?); отсутствие деления героев на отрицательных и

положительных; то, что все герои вызывают симпатию, однако они никак

не подтверждают свой статус «положительных» своими поступками; ав-

торскую манеру говорить об абсурдных явлениях мимоходом, как о вещах

само собой разумеющихся:

«Доехал до вокзала Ватерлоо, поднялся на эскалаторе на платформу и вдруг

услышал, как вокзал говорит сам себе:

— Пойду-ка я выпью чаю!

И только король Сэмюэл хотел шагнуть на платформу... как вокзала и след

простыл.

— Вот неудача, — сказал король. — Чего доброго, я опоздаю на поезд и ба-

бушка на меня рассердится.» («Про вокзал, который не стоял на месте»)

Биссет развивает традиционно английские черты литературы нонсен-

са, делая ее при этом более доброй и светлой.

Перевод Н.Шерешевской.