окружающей артиста среды способны стать «катализаторами» сценического переживания, выступить в
качестве пускового толчка эмоциональных реакций. «Катализаторы» есть везде: в видениях, в действиях,
в общении, в подробностях обстановки, в мизансценах и т.д. Внешняя сценическая обстановка может
быть хорошим возбудителем чувства. К.С.Станиславский проявлял большую заботу о точном
соответствии внешней обстановки внутренней сущности пьесы. Разрыв между ними не только ослабляет
воздействие спектакля на зрителя, но сильно мешает актеру, препятствует возникновению сценического
переживания.
Хотя «катализация» эмоциональных реакций во многих случаях не требует специальных усилий
актера, метод физически действий вооружает его рядом приемов, облегчающих включение «пусковых
механизмов». Мы имеем в виду так называем приспособления. Приспособления, как правило,
базируются на двух физиологических явлениях, тесно связанных между собой: факторе новизны и
контрасте.
Физиологами давно установлено, что слабый новый раздражитель нередко дает большую реакцию,
чем сильный, но раннее применявшийся. Природа этого явления еще не вполне ясна. Можно привести
только некоторые соображения, касающиеся физиологической сущности новизны. Во-первых, каждый
новый раздражитель вызывает на себя ориентировочно-исследовательскую реакцию (рефлекс «что
такое»? по И.П.Павлову), включающую двигательные – и вегетативные компоненты. Во-вторых
действие любого раздражителя по мере его повторения имеет тенденцию осложняться торможением,
причем феномен «привыкания» представляет универсальную биологическую закономерность. Его можно
наблюдать у инфузорий, иглокожих и моллюсков, при изучении спинномозговых реакций (Дикман,
Шуррагер - R.Dykman, P.Shurrager, 1956), электрической активности рецепторов (В.Г.Бокша, 1957),
сердечно-сосудистых реакций (В.В.Фролькис и А.В.Фролькис, 1956) и электрических ответов в коре
головного мозга. Экстирпация коры больших полушарий не устраняет привыкания, хотя существенно
изменяет его характер (Д.П.Матюшкин, 1956; Загер, Вендт, Моишану, Цирну –
\96\
О.Sager, G.Wendt, M.Moisanu, V.Cirnu, 1958; Жуве, Мишель - М.Jouvet, F.Michel, 1959). Это явление у
высших животных многие авторы связывают с деятельностью ретикулярной формации (Жуве -М.Jouvet,
1956: А.Гасто, 1957; Каваджони, Гианнелли, Сантибанец-A.Cavaggioni, G.Giannelli, H.Santibanez,1959; А.
И.Ройтбак, 1959), определенно указывая на общность феномена привыкания с угашением условных
рефлексов (Жуве -М.Jouvet, 1956; А.И.Ройтбак, 1959). Нам важно подчеркнуть, что «привыкание»
высших животных и человека носит трого избирательный характер. Достаточно изменить какую-либо из
характеристик раздражителя, как угашенная реакция обнаружится вновь (Е.Н.Соколов, 1959;
Е.Н.Соколов и Н.П.Парамонова, 1961).
Таким образом, реакция на новый раздражитель, с одной стороны, наиболее свободна от признаков
угасательного торможения, а с другой – оказывается всегда усиленной механизмами врожденного
ориентировочного рефлекса.
Фактор новизны представляет собой подлинную основу актерских приспособлений. Новизна
творческого вымысла, внезапный перенос действия в непривычный уголок сценического пространства,
изменения в игре партнера могут стать мощными возбудителями чувств. В приспособлениях всегда
ценна неожиданность. Важная реплика, произнесенная шутливым тоном, не только производит большое
впечатление на зрителей, но возбуждает самого актера, включает подсознательные механизмы
сценического переживания. Отмечая это свойство приспособлений, К.С.Станиславский опять-таки
требует косвенного воздействия на зрителя через неожиданность приспособления прежде всего для
самого актера. Он предупреждает, что попытки превратить приспособления в самоцель, в намеренный
эффект для зрителей ведут к трюкачеству, к дивертисменту. Приспособления ни в коем случае не
должны нарушать логику и правдоподобие физических действий, не должны противоречить
предлагаемым обстоятельствам пьесы. В качестве примера удачного приспособления можно привести
эпизод с частушкой из спектакля «Фабричная девчонка» в Ленинградском театре им. Ленинского
комсомола. Когда Женя Шульженко (артистка Доронина) слышит от Феди признание в любви, она
сперва замирает, а потом звенящим от счастья голосом поет... частушку, пританцовывая на месте. На
мгновение зритель теряется, его поражает неожиданность реакции Жени, и через секунду зритель
восхищен и взволнован, ибо ощущает всю глубокую внутреннюю обоснованность именно такой реакции
героини. В доли секунды зритель вспоминает, насколько привыкла Женя отвечать на происходящие
вокруг нее события частушкой, как непроизвольно и искренне вырывались у нее чужие слова о своей
девичьей радости. Женя не может, именно не
\97\