Тухачевский М. Поход за Вислу. Пилсудский Ю. Война 1920 года

Подождите немного. Документ загружается.

особенно не торопится. Вот слова самого командующего

п.Сергеева: „Приказ был получен конным корпусом по

беспроволочному телеграфу, но выполнен не был" (стр.

53 цит. соч.). „164-я бригада весь день 8 июля простояла

на месте в окрестностях Замоша". Потом двинулась, по

словам п.Сергеева, совершенно не в том направлении.

Движение кавалерии п.Сергеев характеризует так:

„Она продвигалась очень медленно широким фронтом"

(стр.54), объясняя это следующим образом: „Незначи—

тельные стычки с кавалерией противника (наш 13-й

виленский полк уланов) и с его отходящими малыми

пешими группами (наш так называемый, слуцкий,

полк) сильно задерживали продвижение конной массы"

(стр.54). А вот описание п.Сергеевым действий его

пехоты и кавказской кавалерии: „Несмотря на панику,

распространившуюся в тылах противника в связи с по—

явлением нашей конницы в окрестностях Видзе и Дукш-

ты, полякам удалось кое-как организовать сопротивление

на германских позициях, причем в районе южнее Постав

до озера Мядзёл это сопротивление оказалось достаточ —

ным (это была наша „рассеянная" 8-я дивизия), чтобы

задержать кубанскую кавалерию до вечера 9 июля, т.е.

до подхода 18-й дивизии". Движение 4-й армии очень

напоминают топтание на месте во время седанского

маневра 4 и 5 июля. Вновь потеря времени, целых дней,

медленные движения черепахи, когда надо быть борзой.

В это время против армии п.Сергеева еще действуют три

наши дивизии. На правом фланге 10-я дивизия ген.Же-

лиговского, в центре 8-я дивизия полковника Бургардт-

Букацкого и на северном фланге медленно подтягиваю —

щаяся 2-я литовско-белорусская дивизия ген.Борущака с

неполным полком виленских улан. Но при отступлении к

Вильно 10-я дивизия уже отходит — для более важных

задач — на юг, чтобы занять позиции южнее озера

Свирь в проволочном раю — германских окопах. Против

4-й советской армии остаются вне окопов две наши

дивизии, находящиеся таким образом в худшей тактиче—

ской ситуации, но зато в стратегическом отношении

наделенные, а может, обремененные необычайной растя—

нутостью фронта в целых 100 километров от озера

Свирь до местечка Дубинки. И тем не менее! Если бы

они еще и двигались! Ведь есть же опасные плацдармы!

И войска п.Сергеева снова начинают топтаться на месте.

11 июля на севере нашего фронта под Вильно начинает—

ся, как пишет п.Сергеев, "трехдневный бой на Вильне".

Итак, по его словам, 11 июля близ Подбродья конница

встретила „сильное сопротивление противника и вела

сдерживающий бой", ожидая подхода остальной конницы

и пехоты.

В тот же день 11 июля 53-я и 12-я дивизии, растяну—

тые на широком фронте, убедились в том, что „противник

прочно удерживал позиции по всей линии реки Вилия и

отражал все попытки наших (советских) войск овладеть

переправами". Далее, на юг, было не лучше. Кубанская

кавалерия настигла пехоту противника уже в районе

городка Свир и, отыскивая его фланги, установила, что

по всей линии реки Страги, от Свира до Михалишек,

укрепились войска неприятеля, который занимал позиции

также и за р.Вилией западнее Михалишек. Пока не

удалось! „Но, — пишет п.Сергеев, — после подхода 18-й

дивизии положение не улучшилось. Несколько атак на

городок Свир было отражено, и командир дивизии при—

нял решение подтянуть тяжелую артиллерию". Преследо—

вание остановилось. Общее впечатление у п.Сергеева

было такое, что мы решили оборонять Вильно; это свое

предположение он основывал — о, ирония судеб и

полководцев! — „на достаточно плотной группировке сил

противника" на линии реки Вилии и на Свирском „плац—

дарме". По мнению п.Сергеева, битва за Вильно продол—

жалась три дня и во многих местах приобрела характер

„затяжных и упорных боев"; она началась 11 июля и

закончилась взятием Вильно 14 июля.

Однако факт, что все эти три дня бои вели две самые

слабые в нашей армии дивизии. Факт, что одна из них —

2-я литовско-белорусская — в эти дни даже перешла в

наступление, и белостокский полк занял станцию Под-

бродье в 10 километрах от линии Вилии. Факт, что две

наши дивизии стояли не в плотной группировке, а, нао—

борот в чрезвычайно разреженной, находясь по сравне—

нию со всеми другими войсками ген.Шептицкого в самом

неблагоприятном стратегическом положении. Если враг

не смог „рассеять" эти дивизии в предыдущих боях, хотя

свято в это верил, то их „рассеяло" стратегическое

построение фронта, обрекшее их в течение трех дней

вести бои вне окопов и проволочного рая на фронте

почти 100 километров!

А что же в это время, 11 июля, делают другие,

более счастливые дивизии, имеющие, волей приказа, бо—

лее плотный боевой порядок, прикрытые раем окопов,

опутанные колючей проволокой, где и днем-то заблу—

диться можно? Посмотрим по очереди с севера на юг.

Соседняя 10-я дивизия, сдвинутая с естественного пути

отхода на Свир и Михалишки, часто по бездорожью, еще

10-го пополудни или к вечеру достигает линию окопов

без какого-либо контакта с противником. Весь день

11 июля проходит там спокойно. Южнее стоит 17-я

дивизия. И она 11 июля контакта с противником не

имеет. Еще дальше 11-я дивизия совершает 11 июля

форсированный марш-отход и опять-таки без контакта с

противником довольно благополучно достигает истого

проволочного рая под Богдановом. Дозоры, высланные

12-го перед фронтом дивизии, вернулись утром 13-го,

нигде не встретив противника. И, наконец, самая южная

дивизия 1-й армии, 1-я литовско-белорусская, 11 июля

занимает окопы южнее Богданова, также не встретив—

шись с противником. Итак, 11 июля, когда п.Сергеев со

всей своей армией констатирует „повышенную плотность"

войск неприятеля, но не в окопах, а практически в чистом

поле, наполненном, однако, „плацдармами", а его войска

по старой привычке начали топтаться на месте, главные

силы нашей 1-й армии в блаженном спокойствии вкушают

прелести окопного и проволочного рая на старых герман—

ских позициях, построенных когда-то ценой уничтожения

литовских лесов, а также огромным трудом промышлен-

но наиболее развитого государства Европы — Германии.

В еще более благоприятной стратегической обстанов—

ке находится наша 4-я армия, которая, отдав 11 июля

Минск, в соответствии с цитированным приказом, отдан—

ным в тот же день, свертывается в походные колонны и

полным ходом, без контакта с противником отступает на

запад к своему участку германских окопов. А участок

этот немалый! Для нашей самой многочисленной и наи—

менее потрепанной в боях армии он как раз такой же,

какова протяженность фронта двух северных дивизий,

вступивших 11 июля в затяжные и упорные трехдневные

бои за Вильно.

Чем дальше на юг, тем лучше живется войскам

фронта ген.Шептицкого. Груз тактики уменьшается, а

подарки стратегии возрастают. Самая южная полесская

группа не является исключением. Насчитывающая в сво—

ем составе три дивизии, она имеет перед собой неболь—

шой отряд противника, потому что так называемая в

советских армиях Мозырская группа наступает в двух

расходящихся направлениях. Ее добрая половина атакует

нашу 14-ю дивизию, преследуя ее от Бобруйска к Слуц-

ску севернее самого Полесья. А перед нашей полесской

группой остается самый слабый противник. Мы имеем

здесь огромное превосходство, какого за всю долгую

войну не имели нигде и никогда. Поэтому поступавшие

отсюда донесения всегда были триумфальными, напол—

ненными ураганным огнем артиллерии, который — в этих

донесениях — сплошной стеной вставал на полесских

болотах с той и другой стороны.

Примерно то же самое происходит в армиях п.Туха—

чевского. 11 июля, когда войска северной 4-й армии

начали топтаться на месте свенцянского „плацдарма",

ожидая в одном месте подхода тяжелой артиллерии, а в

другом пехоты и конницы, в это время две сжатые в

кулак армии — 15-я и 3-я продвигаются почти без

контакта с противником далеко от связанного боем

п.Сергеева. Только в этот день вечером 15-я армия

занимает Молодечно, находясь на расстоянии по крайней

мере двух дневных переходов от германских окопов. И

только ее северная 54-я дивизия на следующий день,

12 июля своими авангардами встретится с нашими 10-й

и 17-й дивизиями. Рядом с ней идет тоже „таранная" 3-я

армия. Как мы знаем, 6 июля она двинулась в почти

южном направлении из района Докшиц в направлении

Минска. Построенная массированным тараном, она шла

так же медленно, как и 15-я армия. Когда же противник,

то есть поляки, не дожидаясь удара и не стремясь ему

противодействовать, отошли назад и отдали Минск, та—

ран 3-й армии, не испробованный в деле, поворачивает

(конечно, вновь с большой потерей времени) на северо-

запад, на этот раз сближаясь с 15-й армией. 11 июля,

как, впрочем, и в последующие дни, контакта с против—

ником не имели. 16-я армия в этот день занимает Минск,

везде натыкаясь лишь на дозоры арьергардов, оставлен—

ных не для боевых действий, а для ведения разведки.

Вероятно, ясно, что трехдневное сражение под Виль—

но было делом случая, а не результатом целенаправлен—

ного управления войной с обеих сторон. Тем не менее

оно оказало на историю войны значительно большее

влияние, чем тяжелые бои 4 и 5 июля. Во-первых, мы,

поляки, с этого момента оказались перед лицом двух

войн вместо одной. Как утверждают и п.Тухачевский, и

п.Сергеев, Литва нарушила свой прежний нейтралитет и

вступила в войну на стороне Советов. На весах истории,

на весах более поздних военных событий, вплоть до

окончания боевых действий, этот факт был дополнитель—

ным, часто очень тяжелым грузом, придавливающим

вниз нашу, польскую чашу. Этот груз часто давит на нее

и сейчас. Само сражение особого интереса не представ—

ляло, но п.Сергеев характеризует его как упорное, пото—

му что в момент, когда он сосредоточил в нескольких

местах крупные силы для атаки, иллюзия „плацдармов"

лопнула как мыльный пузырь, и редкие ряды защитников

Вильно уже были не в состоянии удерживать линию. В

свою очередь, контратаки с польской стороны, которые

все-таки предпринимались и даже способствовали, как

мы знаем, занятию Подбродья, тем не менее при таком

построении войск, находящихся к тому же в меньшин—

стве, не могли принести какого-либо результата. Поэто—

му когда 14-го Вильно пало, мы немедленно ощутили

влияние этого события на стратегическое построение и

одной, и другой стороны с этого момента и до самой

Варшавы в первом пункте польских приказов раз за

разом будет повторяться сакраментальная фраза: „В

связи с обходом противником нашего левого, северного

фланга... " — остатки войск отступают на запад. Сразу

же после взятия Вильно 14 июля отходят назад к Лиде

ближайшие соседи — 10-я и 17-я дивизии, прикрытые

раем проволочных заграждений и окопов. За ними, почти

без боя в окопах начинают отход остальные силы 1-й

армии, а еще дальше то же самое происходит с 4-й

армией, которая покидает окопы только для того, чтобы

перейти на новую линию, уже без проволочного рая, за

рекой Шара...

Итак, все стратегические планы и замыслы в один

момент лопнули из-за случайной битвы под Вильно.

Стратегические подарки югу и тактические тяготы севе—

ру — вот обстановка, начало которой положил роковой

приказ генерала Шептицкого от 5 июля и которая же—

стоко отомстила польской стороне.

Наряду с новой войной и изменением стратегической

обстановки у нас к тому же произошло резкое падение

морального духа войск, полководцев и всего народа. То,

чего не сделал „извилистый ручеек" Аута, завершила

Вилия — „наших рек родительница". Характерным сви—

детельством этого стали события последующих дней под

Лидой: впервые за все время с 4 июля здесь формиру—

ется что-то более или менее похожее на сильную группи—

ровку польских войск. Сюда с разных сторон стекаются,

как будто для крупной операции, несколько дивизий.

Происходит то, что еще несколько дней назад могло

решить исход битвы под Вильно в нашу пользу. Однако

все это делается под давлением неприятеля, с целью,

отнюдь не ведущей к победе — для почти панического

бегства. С победой в этом сражении кончается такое

частое до сих пор топтание на месте советских войск,

которые, робея перед прошлыми победами своего про—

тивника, не были уверены в своих победах. В принципе

незначительное с точки зрения количества участвующих

войск столкновение стало событием огромной важности,

перевернувшим тактику театра войны.

Во всем предыдущем анализе военной обстановки,

который я завершил нашим поражением под Вильно, я

ни разу не упомянул о роли нашего верховного главно—

командующего. Я оставил его с почти готовым решени —

ем, принятым еще перед боем 4 июля, когда он пришел

к выводу, что должен изменить свой прежний взгляд на

стратегическую обстановку, сложившуюся под влиянием

успехов конницы Буденного на юге. Размышляя над

проблемой, как увеличить в нашей армии количество

конницы, в отношении северного фронта у меня тогда же

сформировалось мнение, что лучше всего будет отвести

весь фронт самостоятельно, без давления противника на

запад и, опершись центром на линию германских окопов,

сформировать где-нибудь в районе настоящего плацдар—

ма — Вильно, сильную маневренную группировку, при—

годную для проведения операции, но не в растянутой и

слабой линии. Крупные силы на Полесье могли бы стать

резервом, потому что расположенный там фронт после

отступления за реку Птичь сузился так непомерно, что

для развертывания еще более крупных сил там просто не

было места. Но до этого, однако, не дошло.

Когда в конце июня я вызвал в Варшаву генерала

Шептицкого, чтобы обсудить все эти вопросы, то нашел

его сильно упавшим духом. На совещании с несколькими

генералами у меня в Бельведере он мне заявил, что

война, по сути дела, проиграна и что, по его мнению,

следует пойти на заключение мира любой ценой. Моти—

вы, которые он приводил, заключались в следующем:

успехи конной армии на юге настолько сильно деморали—

зуют войска на всем театре войны, что эта деморализа—

ция распространяется на всю страну, и противодей—

ствовать этому не представляется возможным. Поэто—

му вскоре можно ожидать появления конницы Буденного

и в его, генерала Шептицкого, глубоком тылу, в Бресте,

что не позволит ему далее стоять фронтом, а отступление

неизбежно превратится в беспорядочное, паническое бег—

ство. На севере, имея под своим командованием лучшие

части нашей армии, он может удержать свой фронт, хоть

против него и сосредоточивается все более крупная

группировка войск противника, имеющая целью взятие

Минска. Но наиболее опасным ему представляется силь—

ный рост национального патриотизма в армии противни—

ка, вызванный занятием нами Киева. Это способствова —

ло добровольному вступлению в Красную Армию

большого количества офицеров из только что разбитой

Советами армии Деникина, которые как специалисты

смогли внести в советский хаос некоторый порядок и

строгую дисциплину. То есть тогда, когда у нас нараста—

ет неразбериха, у противника происходит все наоборот, и

не исключено, что ввиду неудач на юге у нас могут

вспыхнуть революционные беспорядки, для подавления

которых потребуется вмешательство армии; а для этого

годятся лишь наиболее надежные войска, находящиеся

под его, генерала Шептицкого, командованием.

Эти мотивы меня совсем не убедили, а предложение

любой ценой заключить мир я сразу же отверг. В свою

очередь, я высказал свое мнение относительно сложив—

шейся обстановки, выразил надежду на то, что удастся

задержать продвижение Буденного на юге, а также

обосновал свое предложение отвести для выигрыша вре—

мени весь Северный фронт назад в вышеупомянутой

группировке. Генерал Шептицкий, однако, считал, что

лучше принять бой на якобы подготовленных позициях,

где стояли войска. На них он чувствовал себя более

уверенно, чем при выполнении предложенного мной ма—

невра.

Предо мной встала проблема выбора: или заменить

генерала Шептицкого на посту командующего фронтом,

или принять его предложение о бое на уже подготовлен—

ных позициях. Я лично всегда предпочитаю иметь худ—

шее решение, но зато уверенного в себе командующего.

Поэтому после недолгих колебаний я остановился на

втором варианте, настояв, однако, на том, чтобы в случае

отступления армия имела стратегическое построение, со—

ответствующее моим указаниям. День 4 июля оказался

для нас неудачным, и уже 6-го я отправил из Варшавы

приказ, напоминающий генералу Шептицкому о необхо—

димости создать стратегическую группировку в соответ—

ствии с моими взглядами. Эти взгляды вытекали не

только из большого стратегического и политического

значения Вильно, как крупного административного цен—

тра и важного угла коммуникаций, но и из простых

расчетов, которые показывали, что мы не имеем возмож—

ности растянуть фронт вдоль всей линии германских

окопов, тянущихся вплоть до Динебурга. Значит, на

северном фланге наших армий, где-то в районе Вильно,

останется группа наших войск, для которой мы не найдем

окопов и проволочного прикрытия. В случае наступления

противника эта группа должна была прикрыть и сам

город Вильно. В то время в разговорах и дискуссиях, а

также в приказах, отдаваемых из Варшавы, самым ча—

стым словом, употреблявшимся в отношении этой груп—

пы, было прилагательное „сильная". Поэтому большой

неожиданностью, притом весьма неприятной, был приказ

генерала Шептицкого от 5 июля, прямо противополож —

ный этой основной мысли. До 11 июля все попытки

заставить генерала Шептицкого выполнить мои приказы

и изменить стратегическое построение войск были безре—

зультатны. Здесь я хочу еще раз подчеркнуть, что, как

верховный главнокомандующий, я несу свою долю ответ—

ственности. Как я выразился в одном документе, напи—

санном под мою диктовку и хранящемся в нашем воен—

но-историческом отделе, в данном случае моя доля от—

ветственности состоит в том, что я оставил на посту

командующего фронтом генерала Шептицкого, по своему

морально-психологическому состоянию совсем непригод—

ного для такой работы. При этом не могу не заметить,

что хотя я и отношусь очень строго к той ответственно—

сти, которая по праву или не по праву возлагается на

верховных главнокомандующих, тем не менее я не могу

отвечать за все стратегические фокусы, которые вытво—

рял генерал Шептицкий во время отступления после

сражения 4 и 5 июля. Быть всегда сильным там, где нет

боя, и слабым, где в сражении решается судьба войны,

не стремиться к изменению явно неудачного стратегиче—

ского построения войск — это значит, выражаясь слова —

ми Наполеона, идти вопреки здравому смыслу войны и

покорно исполнять волю противостоящего полководца.

Возникает естественный вопрос, можно ли было что-

либо предпринять, чтобы выполнить требование верхов—

ного главнокомандующего, который ясно указывал на

окрестности Вильно, где надлежало сосредоточить силь—

ную группировку? Я много раз задавал себе этот вопрос

тогда, задаю его и сейчас, при нынешнем анализе. В

качестве ответа приведу выдержку из приказа 4-й армии

от 7 июля, которая, как известно, отступала по сходя—

щимся направлениям, уплотняясь с каждым днем марша

и оказываясь во все более благоприятном стратегическом

положении. Один из пунктов этого приказа гласит: „В

связи с отходом 4-й армии 4-й дивизии сосредоточить

свои части в районе Минска и занять фортификационные

линии Минска. 31-й полк (кстати, относящийся к 10-й

дивизии), находящийся двумя батальонами на фортифи —

кационной линии и одним батальоном в Минске, а также

37-й полк (относящийся к 6-й дивизии), выдвигающийся

из Бобруйска в направлении Минска, переходят под

командование полковника Калишко, который назначает—

ся командиром оперативной группы. Задачи группы —

удержать Минск до подхода тыловых частей 2-й диви —

зии легионеров, после чего прикрывать дальнейший от—

ход". Таким образом, мы выделили целых две с полови—

ной дивизии для прикрытия Минска — Минска, который

собираемся сдать без боя. Мы даже можем позволить

себе такую роскошь, когда одна дивизия прикрывает

отход другой. У нас есть также полк, стоящий в бездей —

ствии в Минске, но относящийся к дивизии, расположен—

ной под Вильно. У нас есть, наконец, один самостоятель—

ный полк, выдвигающийся также не в направлении Виль—

но, где главнокомандующий приказал сосредоточить

сильную группировку, а в направлении все того же

Минска, который через несколько дней должен быть

сдан. Ко всему прочему, в Минске стоят готовые эше—

лоны, а железнодорожная линия на Вильно совершенно

свободна, противник ей не угрожает, потому что в бли—

жайшем до него пункте, Молодечно, 7 июля еще нахо—

дится командование 7-й армии.

Половина всей этой роскоши, то есть по крайней мере

одна дивизия, могла бы спокойно заменить бездейству—

ющую 10-ю дивизию генерала Желиговского, которая,

как бы специально для ослабления северного фланга под

Вильно, форсированным маршем была переброшена из

района озера Мядзёл, где стояла рядом с 8-й дивизией;

как нам известно, она была переброшена на юг, ослабляя

тем самым виленскую группировку. Если же принять

во внимание характерное топтание на месте 4-й армии