Васильев Л.С. Древний Китай. Том 1

Подождите немного. Документ загружается.

ограниченным генофондом сама по себе прогрессивной эволю-

ции, связанной с серией положительных мутаций, породить не

могла. Для этого нужен был, как о том свидетельствует биоло-

гия, кросс-бридинг (гибридизация, метисация), который и сыг-

рал, видимо, решающую роль, вызвав к жизни динцуньских, а

затем ордосских палеоантропов и соответствующую более разви-

тую палеолитическую культуру.

На какое-то время это выдвинуло восточноазиатскую зону

на новые рубежи процесса антропогенеза. Однако те же причи-

ны, что в свое время обусловили стагнацию синантропа, сыграли

аналогичную роль и несколькими сотнями тысяч лет позже, в

эпоху господства в северном Китае палеоантропа (неандерталои-

да) динцуньско-ордосского типа. Как осторожно сказано в одной

из работ, авторы которой в целом склоняются к презумпции

автохтонности всего китайского, начиная с синантропа, «следует

отметить, что среди костных останков палеоантропов, найден-

ных до настоящего времени на этой территории (в Китае. —

Л.В.), нет ни одной находки, которую можно было бы сближать

с прогрессивными неандертальцами из пещер Кафзех и Схул в

Палестине — наиболее вероятными предками людей современ-

ного типа» [55, с. 37]. «Прогрессивные неандертальцы» — это

пресапиенсы, о которых уже говорилось. Были ли они вообще в

Китае? И если нет, то как и откуда появились первые сапиент-

ные люди, монголоидные неоантропы на его территории?

Процесс сапиентации, как упоминалось, протекал в районе

Ближнего Востока около 40 тыс. лет назад, после чего сапиент-

ные неоантропы стали энергично распространяться по ойкумене,

в том числе и на восток. Продвижение неоантропов в погоне за

добычей и с учетом климатических изменений (ледниковый пе-

риод и т.п.) заняло немало времени — не одно тысячелетие. Но

как бы то ни было, через ряд тысячелетий сапиентные неоантро-

пы могли преодолеть большие расстояния и многие преграды и

очутиться где-то поблизости от мест обитания монголоидных па-

леоантропов. Контакт — или, точнее, многочисленные контак-

ты — между теми и другими мог иметь своим результатом появ-

ление нового качества — монголоидных неоантропов, которые

должны были быть сапиентными людьми и в то же время нести

на себе сильный расовый отпечаток монголоидности. Как выгля-

дело это на деле? Что говорят данные физической антропологии,

исследования палеоантропологов?

На территории Китая обнаружены две группы монголоидных

неоантропов палеолита. Первая представлена костными останка-

ми южных неоантропов, обнаруженных в 50-х годах. Череп из

Люцзяна (Гуанси-Чжуанский автономный район) по своим мор-

фологическим характеристикам стоит как бы посредине между

монголоидом и негро-австралоидом. Нижняя часть черепа из

Лайбиня, найденная в том же районе, с менее выраженным ра-

108

совым типом и морфологически чуть более поздняя, тоже являс*

собой южный тип сапиенса. Для этого типа, который представ

лен также и пигмеоидным цзыянским человеком, в обшем ха

рактерно сочетание архаичных черт с сапиентными и мои шло-

идных с негро-австралоидными, что не должно удивлять. Среди

ранних ближневосточных сапиентов были достаточно заметны

австралоидные черты, которые сочетались с европеоидными \ а в

процессе движения на юг сапиентные неоантропы с подобными

признаками могли обрести еще более ярко выраженные черты

австралоидности, которые после метисации с монголоидными

палеоантропами могли дать именно наблюдаемый результат.

Второй, северный вариант представлен группой неоантропов

из Верхнего грота (Шандиндун) Чжоукоудяня, обнаруженных

неподалеку от той пещеры, где был найден первый синантроп

В 1933 г. Пэй Вэнь-чжун нашел там три сапиентных черепа

мужской и два женских. В 1939 г. в специальной монографии

посвященной этой находке [310], Ф.Вейденрейх констатировал,

что во всех трех черепах причудливо смешаны различные расо

вые признаки: в мужском — монголоидном — заметна сильная

примесь европеоид ности, а в женских, тоже монголоидных, —

австралоидности и даже американоидности. В дальнейшем

антропологи, включая и китайских, пришли к выводу, что мон-

голоидные признаки у шандиндунцев преобладают, хотя и в

различной форме.

Констатация этого тем не менее не решила главного вопроса;

откуда у монголоидных неоантропов взялись иные расовые при

знаки. Вопрос очень острый, в первую очередь для тех, кто от

стаивает идею автоэволюции синантропа. Ее энтузиаст К.Кун

был вынужден заметить по этому поводу, что, хотя для него

прямая преемственность между синантропом и шандиндунцем

вне сомнений, остается все же неясным, сам ли синантроп, без

чужой помощи, сумел добиться тех мутаций, которые способст-

вовали трансформации его в сапиентный тип шандиндунца, или

же это сделал «кто-то еще», «вмешивавшийся» в процесс [184,

с. 481]. Такого рода признание К.Куном возможности метиса

ции за счет внешних по отношению к синантропу особей стоит

многого.

Итак, проблема синантропа — как и монголоидного палео-

антропа и тем более монголоидного неоантропа — отнюдь еще

не решена. Остается много неясностей, разобраться в которых

явно невозможно без обращения к положениям общей теории

антропо- и расогенеза. В то же время нельзя не учитывать, что

и теоретическое осмысление сложных процессов создается не на

пустом месте, но является следствием тщательного изучения

К слову, именно эта особенность положена н основу теории дицентризма

(европеоидно-австр&лоидный и монголоидный центры), что специально огово

рено ее автором, В.П.Алексеевым [2].

109

конкретных материалов, среди которых все то, что связано с си-

нантропом, динцуньцем или шандиндунцем, занимает важное

место.

Не вдаваясь более в детали и подробности, в заключение

подчеркну самое главное: за тем, что порой многим кажется

очевидным и само собой разумеющимся, нередко стоит серьез-

ная проблема. В данном случае она сводится примерно к следу-

ющему. Нет никаких сомнений в том, что архантропы типа си-

нантропов, даже если они являли собой тупиковую ветвь эволю-

ции, сыграли решающую роль в процессе генезиса монголоидов

как расового типа, и в частности китайцев. Упоминание о стаг-

нации отнюдь не означает вычеркивания их из процесса станов-

ления современного человека. Оно означает лишь, что без чу-

жой «помощи», без толчка извне, без метисации потомки синан-

тропа не получили бы импульса для развития в сторону сапиен-

тации. Толчок, о котором идет речь, — стоит повторить — сво-

дится к серии необходимых мутаций, сумма которых и представ-

ляет собой результат прогрессивной эволюции всего филогенети-

ческого древа гоминид, причем серия мутаций такого рода име-

ла место лишь в одной, головной ветви этого древа, в той, что

была связана с трансформацией пресапиенсов.

Можно по-разному относиться к этим построениям. Можно,

как то сделал К.Кун, видеть в них неясную по своей сути аль-

тернативу. Можно, как поступают сторонники моноцентризма,

занять жесткую позицию, настаивая на том, что для распростра-

нения позитивных мутаций, для прогрессивной эволюции и са-

пиентации метисации были необходимы. Можно пытаться вовсе

не замечать проблемы, как то нередко встречается в работах ки-

тайских специалистов, да и не только их. Но в любом случае

проблема остается. А вместе с ней свое место занимает и более

общая проблема исторического единства человечества и его

культуры, тех генеральных закономерностей (миграции, мута-

ции, культурная диффузия, метисация, спорадическое или по-

стоянное взаимодействие культур и т.п.), которые всеща способ-

ствовали, а подчас и определяли ускорение процесса эволюции

человечества — при сохранении самобытности, культурной ав-

тономии, расового типа каждого из его более или менее крупных

отрядов.

Проблемы генезиса

земледельческого неолита

Историко-культурные процессы эволюции человечества под-

чинялись неким единым глобальным закономерностям и проте-

кали в рамках генерального потока инноваций и после заверше-

ния процесса сапиентации и распространения сапиентных людей

но

по ойкумене, включая и Новый Свет. Правда, расширение ойку-

мены почти до ее естественных пределов, от экватора до полю-

сов, в том числе и на Американском континенте, сильно услож-

нило реализацию механизма влияния передовых отрядов челове-

чества и развитых его культурных анклавов на остальной мир.

И если в эпоху антропогенеза и палеолита механизм, о котором

идет речь, действовал в конечном счете безотказно, хотя порой

и весьма медленно, то позже ситуация стала изменяться. Гло-

бальные процессы, пусть не все, начали трансформироваться в

регионально-континентальные.

Это не значит, что в разных регионах дальнейшее развитие

культуры сапиентных людей стало протекать целиком на авто-

хтонной автономной основе. Но нельзя не отметить, что роль

миграций и культурных взаимодействий несколько уменьшилась

в пользу самостоятельного развития культурного потенциала

всех сколько-нибудь развитых групп сапиентных людей. Правда,

здесь нужны оговорки: общности, оказавшиеся в неблагоприят-

ных условиях обитания или в относительной изоляции —

обитатели приполярных районов, горных долин или даже таких

материков, как Австралия, не говоря уже об островитянах Океа-

нии, — застывали в своем развитии/а порой и стагнировали. Но

зато остальные эволюционировали — за счет как внутренних

потенций, так и взаимообмена, причем эта эволюция напрямую

зависела от количества и качества взаимных культурных кон-

тактов. Там, ще для них создавались наиболее подходящие

условия, историко-эволюционный процесс шел активнее. И на-

оборот, там, ще условия были неблагоприятными, он замедлялся

и едва ли не целиком зависел от случайного воздействия извне.

Это хорошо заметно уже в конце палеолита, коща сапиентные

неоантропы повсюду стали абсолютно преобладать.

Переходным периодом между палеолитом и неолитом счита-

ется эпоха мезолита (ориентировочно XII—X тысячелетия до

н.э.). Современной науке известны три регионально-континен-

тальные зоны сравнительно быстрой эволюции сапиентных нео-

антропов и их культуры в то время. Одна из них — Новый

Свет. Хотя изоляция его от Старого не была абсолютной, все же

по мере расселения сапиентных людей по Американскому кон-

тиненту там создалась собственная обширная зона взаимовлия-

ний, практически почти полностью оторванная от активных воз-

действий извне. Другие две зоны размещались на Евразийском

континенте. Первая и в некотором смысле основная, наиболее

продвинутая и развивавшаяся энергичнее остальных, — это

центральный степной пояс континента, по меньшей мере ча-

стично охвативший и Африку, ее северные районы: от Марокко

через степи Северной Африки, Западной и Центральной Азии

вплоть до Маньчжурии тянулась зона культур микролитического

мезолита.

ill

Это был новый тип культуры, характеризовавшийся неболь-

шими, а то и вовсе миниатюрными каменными, изготовленными

в основном из кремня орудиями сравнительно правильной гео-

метрической формы. Значительная часть таких орудий служила

вкладышами, вставлявшимися в деревянные или костяные осно-

вы ножей и серпов, а также наконечниками копий и стрел. Как

серпы, так и лук со стрелами — нововведения микролитического

мезолита, столь необходимые для групп охотников и собирате-

лей, которые в погоне за добычей быстро осваивали все новые и

новые территории. Пригодных для охоты и рыболовства (вари-

ант охоты) территорий было немало — потому и пределы соот-

ветствующей зоны были весьма обширными. Расширение же зо-

ны собирательства во многом зависело от условий среды. И

именно благоприятными природными условиями объясняются

многие достижения насельников мезолитических культур Запад-

ной Азии в отличие, скажем, от их современников из второй ме-

золитической зоны Старого Света, юго-восточноазиатской.

Юго-восточноазиатский мезолит, представленный преимуще-

ственно хоабиньской культурой в Индокитае, на юге Китая и в

Индонезии, заметно отличен от микролита северных районов.

Каменный инвентарь здесь близок к юго-восточноазиатскому па-

леолитическому с его чопперами и чоппингами. Но дело даже не

в характере орудий — связи между обеими зонами, пусть даль-

ние, окружные, все же существовали: охотники юго-восточно-

азиатского региона были знакомы с луком и стрелами, использо-

вавшимися в эпоху мезолита для охоты, или с крючками и ины-

ми снастями, применявшимися для ловли рыбы. Дело в характе-

ре собирательства. Точнее, в тех природных ресурсах, которые

могли стать его объектом.

Именно собирательство — причем не время от времени, а в

качестве постоянного промысла, связанного со сбором плодов

дикорастущих растений, — стало в переходную эпоху мезолита

фундаментом быстрой прогрессивной эволюции. В тех зонах, где

произрастали дикорастущие предшественники злаков и иных

пригодных в пищу растений, включая коренья, — а таких зон,

«центров Вавилова» (см. [7]), наука знаёт сравнительно немно-

го — регулярный сезонный сбор урожая создавал благоприятные

объективные предпосылки для перехода к земледелию, т.е. к

сознательному воспроизводству тех идущих в пищу растений,

которые веками собирались. Так было положено начало земле-

делию, а с земледелия как регулярной деятельности начинает

отсчет принципиально новая эпоха в истории людей — неолит.

Неолит — не просто археологический термин, обозначающий

эпоху нового каменного века. Начало неолита следует восприни-

мать как великий исторический рубеж для человечества, так

как в эту эпоху был совершен решающий для человека переход

от свойственной палеолиту присваивающей экономики к произ-

112

водящему хозяйству земледельцев и скотоводов. В указанном

смысле земледельческий неолит — плод своего рода экономиче-

ской и социальной революции, получившей в науке не очень

точное, но всем понятное наименование «неолитической». Более

того, неолит как комплекс взаимосвязанных изобретений и от-

крытий следует считать фундаментальным сдвигом в эволюции

общества — сдвигом, которые случаются редко и обязаны своим

возникновением уникальному стечению благоприятных обстоя-

тельств.

Если оставить в стороне проблему неолитической революции

в Новом Свете, то в пределах Старого Света науке пока что из-

вестна лишь одна зона, ще неолитическая революция представ-

лена в своем полном виде и ще за несколько тысячелетий в ре-

зультате ее победоносного шествия сложился развитый зерновой

земледельческий неолит, — ближневосточная. Вторая, юго-вос-

точноазиатская, с характерным для нее корне- и клубнеплодным

земледелием (таро, ямс, батат), может быть сопоставлена с

ближневосточной, но при этом она явно проигрывает: иная агро-

техника и иные идущие в пищу растения не создавали условий

для расцвета нового типа производящего хозяйства и потому не

были стимулом для быстрой эволюции общества.

Остановимся на этой проблеме чуть подробнее, ибо она су-

щественна для изучения процесса генезиса земледельческого

неолита в Китае. Сначала — о ближневосточной неолитической

революции. Только в предгорьях Западной Азии (Загрос, Анато-

лия, Палестина и др.) издревле произрастали дикорастущие зла-

ки — пшеница и ячмень в первую очередь. Там же водились

мелкие рогатые животные, козы и овцы, а также кабаны и

крупный рогатый скот — все те виды, что были Затем одомаш-

нены вчерашними охотниками.

Охотники и собиратели Западной Азии, оказавшиеся в отли-

чие от других в столь благоприятных природных условиях, рань-

ше всех стали использовать срезавшиеся ими колоски в пи-

щу — в одной из ранних микролитических стоянок, натуфий-

ской в Палестине, около 8% микролитического инвентаря со-

ставляли вкладыши для серпов (см. [66, с. 96—100]). Они же,

используя ранее прирученных человеком собак, сумели посте-

пенно приручить диких животных. Расселяясь поблизости от

мест произрастания дикорастущих злаков и используя в пищу

мясо, молоко и затем научившись употреблять в дело также и

шерсть одомашненных животных, насельники мезолитических

стоянок начали трансформироваться в земледельцев и скотово-

дов. Этот процесс шел достаточно долго, заняв в общей сложно-

сти несколько тысяч лет. Примерно в VIII—VII тысячелетиях до

н.э. он в общем и целом был завершен — сложился развитый

комплекс земледельческого зернового неолита.

Спустившись с предгорий в более приспособленные для зем-

7-3 226

113

леделия долины рек и обогатив свой генофонд за счет контактов

с иными группами насельников мезолитических и ранненеоли-

тических (не овладевших еще всем комплексом достижений нео-

лита) групп — а ближневосточная зона с глубочайшей древно-

сти, со времен архантропов, была центром пересечения мигра-

ционных потоков, — неолитические земледельцы начали бы-

стрыми темпами осваивать ойкумену, во всяком случае, в преде-

лах Старого Света.

Быстрота темпов освоения новых земель земледельцами бы-

ла поразительной, что было связано с демографической револю-

цией, сопровождавшей неолитическую и бывшей дочерней ло

отношению к ней. Иными словами, неолитические земледельцы,

перешедшие к регулярному производству пищи в весьма значи-

тельных объемах и жившие в защищенных от невзгод условиях

оседлых и благоустроенных по тем временам поселений, стали

выгодно отличаться от всех остальных групп людей тем, что бы-

стро увеличивались в числе за счет сокращения смертности де-

тей и благоприятных условий для фертильности женщин. Имен-

но это вело к тому, что неолитическими земледельцами были

быстро освоены долины Тигра, Евфрата и Нила, после чего они

стали активно перемещаться в сторону Европы, Средней Азии,

Ирана и Индии, вплоть до Юго-Восточной Азии и Китая. Пе-

ремещаясь во все стороны из первоначально освоенной ими

ближневосточной зоны, мигранты несли с собой весь комплекс

неолитических достижений. К чему конкретно он сводился?

Прежде всего — производство зерновой и мясо-молочной

пищи с соответствующей технологией и агротехникой. Далее —

оседлый образ жизни, необходимый для оптимальной реализа-

ции этого производства и включающий строительство поселений

из домов и различного рода хозяйственных построек, включая

амбары, склады, загоны для скота, мастерские и т.п. Для нужд

приготовления и хранения пищи были необходимы дешевые,

легко изготовляемые и удобные в употреблении сосуды —

лучшими из них стали керамические, обжигавшиеся в специаль-

ных гончарных печах. Для обеспечения себя одеждой стали ис-

пользовать шерсть животных и специально культивировавшиеся

для этого растительные волокна, появились прядение и ткаче-

ство, изготовление одежды, а затем и обуви. Для многочислен-

ных и весьма разнообразных производственных и хозяйственных

нужд потребовалось большое количество хорошо выделанных

орудий труда из камня, дерева, кости, керамики. Изделия из

камня по-прежнему играли основную роль, но это были уже но-

вые и по формам, и по технологии изготовления орудия —

именно они, хорошо обработанные, обретавшие точно необходи-

мые формы и затем шлифовавшиеся и даже полировавшиеся,

дали название всей эпохе (неолит — новый каменный век, но-

вые каменные орудия).

114

Однако комплекс развитого зернового неолита не ограничи-

вался одними лишь достижениями материально-производствен-

ного, хозяйственно-бытового плана. Не меньшую, а в некотором

смысле даже важнейшую роль в нем играли нововведения в сфе-

ре духовной жизни, мировоззрения и менталитета людей неоли-

та, обогащенных новым опытом и новыми представлениями о

мире и о своем в нем месте. Начать с того, что на смену прими-

тивному шаманству охотников и собирателей пришли более раз-

витые религиозные представления, усовершенствованная культо-

вая практика, а вместе с тем и другим — богатая, во многом за-

ново созданная мифология, тесно связанная с космогонией,

столь важными для зависящих от капризов погоды земледельцев

астрально-календарными знаниями и наблюдениями, а также с

анимистическим поклонением божествам сил природы, культом

плодородия и размножения в сочетании с культом Великой Ма-

тери, в том числе и Матери-Земли.

Эта духовная культура неолитических земледельцев нашла

свое отражение в двух сферах их культуры — в практике захо-

ронений и в росписи на керамике. Хоронили покойников обычно

с соблюдением принятой в данном коллективе ориентацией мер-

твеца, в могилу которого клали принадлежавшие или полагав-

шиеся ему предметы, включая и расписные сосуды. Малых де-

тей часто погребали в керамических сосудах прямо под полом, а

то и под порогом жилища — обычай, возможно связанный с

представлением о необходимости приносить в жертву божеству

первенцев (вспомним библейских Авраама и Исаака) и со вре-

менем ставший не очень понятной, но тщательно соблюдавшей-

ся нормой. Что касается росписи с ее многоцветным зоо- и

антропоморфным, а также геометрическим орнаментом, то са-

мое главное в ней — мотивы росписи, ее семантика и символи-

ка, проявлявшиеся в четко фиксированных деталях и компози-

циях изображений. Практически за каждым мазком, штрихом,

элементом орнамента таился глубокий, не всем доступный, но

всеми по традиции воспроизводившийся ритуально-мифологи-

ческий смысл.

Современные специалисты немало потрудились над тем, что-

бы проанализировать элементы и мотивы росписи и вскрыть

этот смысл (см., в частности, [36; 164; 173а]). Как правило, все

они сходятся на том, что здесь нет места случайности или при-

хоти мастера: все четко соответствует издревле выработанному

стандарту (хотя таких стандартов могло быть достаточно много),

сохраняется в веках и долгое время воспроизводится новыми по-

колениями. Стоит добавить к этому, что расселявшиеся много-

численные потомки первопоселенцев подчас перемещались от

мест обитания их отдаленных предков на многие тысячи кило-

метров. За долгие века такого рода миграций многие из них за-

бывали первоначальный смысл элементов росписи. А между тем

7-3

226

115

именно роспись воспринимается специалистами как первосте-

пенной важности этногенетический признак, позволяющий ста-

вить вопрос о родстве неолитических культур всей гигантской

серии, получившей наименование именно от росписи (культуры

расписной или крашеной керамики). Ведь именно роспись с ее

приемами, многообразными элементами и символами наиболее

надежно говорит о характере той или иной культуры развитого

земледельческого зернового неолита, о родстве между близкими

по этому признаку культурами.

Для первых культур развитого зернового неолита — тех са-

мых, представители которых, спустившись с предгорий, стали

распространяться по ойкумене после завершения неолитической

революции в Западной Азии, — роспись была обязательной. И

только вторичные по характеру, более поздние неолитические

культуры переставали принадлежать к серии культур расписной

керамики, утрачивая этот важнейший признак. Не имели рос-

писи, как правило, и так называемые субнеолитические куль-

туры, обычно незерновые и неземледельческие либо — если

речь о более позднем времени — знакомые с земледелием, но не

практиковавшие его в сколько-нибудь значительном объеме.

Субнеолит обычно представлен культурами, использовав-

шими лишь некоторые из элементов развитого земледельческого

зернового неолитического комплекса. Ранние культуры субнео-

лита — прежде всего микролитические мезолитические культу-

ры, которые в результате контактов с земледельческими культу-

рами собирателей на ранних этапах неолитической революции

заимствовали некоторые из элементов неолитического комплек-

са — соответственно обработанный камень, керамику, одомаш-

ненный скот. К их числу относятся и те, что вырабатывали не-

которые элементы иного, незернового неолита в результате кон-

такта и взаимодействий в юго-восточноазиатской зоне, где про-

текал параллельный и независимый от ближневосточного про-

цесс собственной, хотя и весьма иной по облику незерновой нео-

литической своего рода мини-революции.

Для юго-восточноазиатской зоны, со времен раннего палео-

лита бывшей в масштабах Старого Света вторым, пусть чуть от-

стающим от первого, но все же самостоятельным центром эво-

люции человека и его культуры, был характерен, как упомина-

лось, собственный мезолит, причем охотники и собиратели мезо-

литической эпохи довольно рано стали делать шаги в сторону

неолита. Так, там чуть ли не около 10 тысячелетий тому назад

появилась керамика — сосуды с примитивным веревочно-сетча-

тым, так называемым шнуровым орнаментом, подчас с много-

численными вариациями, вплоть до нарезок, ямок и налепов на

сосудах.

Примерно в то же время, может быть чуть позже, собирате-

ли этой )ны научились использовать в пищу, а затем и пере-

116

шли к производству разного рода корне- и клубнеплодов, потом

также и бобовых. Ими был одомашнен дикий кабан и, видимо,

некоторые виды птиц. Усовершенствовались орудия труда, стро-

ились оседлые поселения. Словом, было достигнуто в чуть иной

форме многое из того, что представляло собой суть неолитиче-

ской революции в Западной Азии. Не было, однако, двух важ-

нейших элементов развитого неолитического комплекса — зер-

нового хозяйства (зерно — основное богатство земледельцев

неолита) и расписной керамики.

Отсутствие зерна и соответственно незнакомство с зерновой

агротехникой сыграло решающую роль в отставании юго-восточ-

ноазиатского неолита: клубни, не говоря уже об их пониженной

калорийности по сравнению с зерном, длительному хранению не

подлежат и основой богатства стать не могут — во всяком слу-

чае такого богатства, которое способствовало бы энергичному

развитию общества. Соответственно клубнеплодное земледелие

оказалось неспособным породить очаг урбанистической цивили-

зации. Что же касается росписи, то она важна не сама по себе,

но как отражение уровня развития коллектива — на сей раз, в

отличие от зерна, не материального, а духовного, интеллекту-

ального его развития.

Юг Китая, как упоминалось, находился в зоне юго-восточно-

азиатского мезолита и под влиянием тех субнеолитических

культур охотников и собирателей, которые испытывали воздей-

ствие со стороны незернового неолита этой зоны. С севера и се-

веро-востока Китай был окружен на рубеже мезо- и неолита (X-

VII тысячелетия до н.э.) субнеолитическими культурами шнуро-

вой керамики или микролитического мезолита. Южный субнео-

лит представлен, в частности, стоянкой Тапэнькэн на Тайване,

а северный микролитический — отдельными вкраплениями до-

стигал северокитайской равнины (Шаюань в Шэньси и Линцзин

в Хэнани). Этот мезолитическо-субнеолитический культурный

субстрат, представленный монголоидными охотниками и со-

бирателями, по меньшей мере частично был генетически связан

с верхнепалеолитическими насельниками пещеры Шандиндун

или их соседями. Через центральноазиатский степной пояс он

мог иметь контакты и с ближневосточным мезолитом или суб-

неолитом. Но одно совершенно очевидно: с развитым зерновым

неолитическим земледельческим комплексом он не был знаком.

Отсюда и проблема генезиса развитого земледельческого зерно-

вого неолита в Китае.

Еще сравнительно недавно, во времена первых археологиче-

ских открытий в Китае (20—30-е годы XX в.), да и в первое

послевоенное время в науке господствовала идея о появлении

земледельческого неолита расписной керамики (Яншао) в Китае

с запада. Такое представление базировалось на достаточно серь-

езном фундаменте.

7-3

226

117