Васильев Л.С. Древний Китай. Том 1

Подождите немного. Документ загружается.

Ли-вана, посетившего Э-хоу. Подчас наносили визиты владель-

цам уделов уполномоченные вана, его инспектора, особенно при

возникновении споров и иных казусов, коща представитель вана

выступал в качестве арбитра, о чем также есть упоминания в

надписях. Случались и визиты правителей уделов в столицу,

естественно, с подношениями. Но ни регулярности, ни обяза-

тельности в подобной практике по источникам не прослежива-

ется. Больше того, мятеж могущественнейшего Э-хоу против

Ли-вана, который был с трудом подавлен силой всех 14 армий

центра, позволяет предположить, что и визит Ли-вана к Э-хоу

был связан с чрезвычайными обстоятельствами, предшествовав-

шими мятежу, а не с некоей регулярностью расписания инспек-

ционных поездок.

Словом, китайская историография, о чем специально шла

речь, доверия во многих случаях не заслуживает, нуждается в

проверке. Она же в данном случае показывает, что истине соот-

ветствует лишь немногое из традиционных схем. В реальности

же в западночжоуском Китае шел энергичный процесс феодали-

зации, проявлявшийся в структурировании внешних уделов по

модели столичного центра и в их постепенной политической ав-

тономизации. Связи между ваном и вассалами сохранялись, но

они с течением времени слабели, как слабели и формы взаим-

ных обязательств — до такой степени, что спустя полтора века

после возникновения Чжоу уже оказался возможным вооружен-

ный мятеж одного из могущественных вассалов против вана.

Но в чем была сила уделов? Оставив в стороне политиче-

скую и военную конкретику, о которой будет сказано в следу-

ющей главе, обратим внимание еще на одну генеральную зако-

номерность, сопутствовавшую институционализации власти —

прежде всего в уделах. Речь идет об эволюции, о возрождении в

новых условиях, даже о невиданном прежде расцвете клановых

связей — тех самых, функционирующих по законам коническо-

го клана, которые сыграли в свое время решающую роль в про-

цессе институционализации власти и права наследования шан-

ских ванов.

Феодально-клановые связи в уделах (цзун-фа, цзун-цзу)

Принцип наследования по законам конического клана был,

насколько можно понять, автоматически заимствован чжоусца-

ми у шанцев вместе со многими другими политическими, соци-

альными и иными институтами и нормами жизни еще на ран-

нем этапе их протогосударственного развития, до столкновения с

Шан. Едва ли это имело место намного раньше времен Вэнь-ва-

на, ибо практически только с того времени, за полвека до побе-

ды над Шан, встречаются редкие упоминания о соперничестве

.268

за власть (брат Вэнь-вана от другой, чжоуской, жены его отца

отказался от престола в пользу Вэнь-вана, ибо этого, судя по

всему, хотел породнившийся с шанской верхушкой их отец

Цзи Ли).

Сыновья Вэнь-вана уже не спорили за власть: она строго

принадлежала старшему из них, У-вану, а после безвременной

его смерти престол без каких-либо споров перешел к его мало-

летнему сыну Чэн-вану, тоща как брат У-вана Чжоу-гун стал

всего лишь регентом. Если принять, что и в последующем пре-

стол обычно переходил в доме чжоуского вана строго от отца к

сыну (как правило, хотя и не обязательно, к старшему), то от-

сюда следует, что буквально за два-три поколения нормы кони-

ческого клана решительно восторжествовали в доме Чжоу. Это

был эталон, которому следовали в уделах.

Чжоуские уделы, созданные в большинстве своем практиче-

ски заново, на новом месте и из случайно скомпонованных кон-

гломератов этнически гетерогенных групп, не имели собствен-

ных традиций. Не слишком много такого рода традиций — если

не считать примитивные нормы первобытных коллекти-

вов — было и у чжоусцев в целом, включая дом вана. Прежде

всего, как о том уже шла речь, не сложилось эффективного

механизма централизованной редистрибуции, пусть хотя бы в

масштабе местного центра типа ближневосточного храма или

древнеиндийской самоуправляющейся общины.

Разумеется, вообще-то редистрибутивные нормы существова-

ли. О них даже поется в древних песнях «Шицзина» вроде «Ци

юэ». Но они были примитивными, и им в плане институциона-

лизации было очень далеко до уровня храмового хозяйства в

древнем Египте или Шумере. Это было ахиллесовой пятой

чжоуской центральной власти в целом. Такого рода недостаток

был характерен и для уделов. Но разница здесь в том, что если

раннечжоуская власть центра в масштабах чжоуского Чжунго в

целом без такого рода механизма обойтись просто не могла и в

значительной мере именно поэтому ослабла, то в масштабах

уделов, во всяком случае вначале, все выглядело иначе.

Отсутствие развитых механизмов редистрибуции в формиро-

вавшихся раннечжоуских уделах означало лишь одно: структура

удельной власти должна была ради ее эффективности и внут-

ренней устойчивости быть максимально приближенной к при-

вычной структуре конического клана. И в уделах это сыграло -

в отличие от центра - позитивную роль, способствуя укрепле-

нию внутренней структуры гетерогенного случайного коллектива

и тем более власти его наследственного руководителя.

Дело в том, что конический клан как структура присущ

именно стратифицированному обществу — но такому, сравни-

тельно небольшому, ще все могут быть так или иначе связаны

между собой четко фиксируемыми связями кровного родства. В

.269

строгой клановой структуре, основанной на нормах конического

клана, нет места аутсайдерам — там все и вся принадлежит

своим, различающимся, однако, друг от друга местом на иерар-

хической лестнице, соответствующей нормам конического клана.

В силу такой его специфики конический клан удобен для упоря-

дочения сравнительно небольших коллективов и практически

недействен там, где коллективы несоизмеримы с его возможно-

стями. В рамках правящего дома вана он уместен, в рамках

чжоуского Чжунго в целом, увы, пробуксовывал.

Иное дело — раннечжоуские уделы. Хотя они и создавались

из гетерогенных групп, в каждой из которых могли быть свои

старшие, и хотя на первых порах население этих уделов было

связано между собой, насколько можно судить по имеющимся

данным, преимущественно клановыми связями в их наиболее

древней аморфно-сегментарной и чуть более поздней кланово-

корпоративной форме (для специалистов-профессионалов и пра-

вящих верхов), само существование населения клана в компакт-

ном виде логически вело к оформлению там, вначале среди со-

циальных верхов, мощных, очень разросшихся конических кла-

нов, получивших наименование цзун-цзу, или структуры цзун-

фа. Как же шел этот процесс?

Из ряда раннечжоуских надписей явствует, что в уделах су-

ществовали кланы-корпорации шанского типа цзу («знамена»,

боевые подразделения). В надписи «Бань гуй» идет речь о том,

чтобы двое удельных правителей, У-бо и Люй-бо, явились для

участия в очередной военной кампании со своими цзу, а в над-

писи «Чжун шань» говорится, как ван на торжественном смотре

гун-цзу некоего Чжуна пожаловал ему свою лошадь [105, т. 6,

с. 206, 186]. В «Ши Си гуй» рассказывается, как в присутствии

гун-цзу совершался обряд инвеституры: Ши Си поручалось

управлять уделом его предков [105, т. 6, с. 886]. Эти надписи

позволяют заключить, что цзу или гун-цзу — термин, обозна-

чавший воинские формирования кланового типа, создававшиеся

по модели шанских Ван-цзу или Доцзы-цзу.

Что касается социальных низов, то, как явствует из много-

численных песен «Шицзина», семейно-клановые связи в рамках

общинной деревни складывались на привычной древней аморф-

но-сегментарной основе. Деревенская аморфно-сегментарная

клановая система для низов была неким прочным базовым фун-

даментом, на который могла надежно опереться кланово-корпо-

ративная структура верхов, в рамках которой структурировались

служивые, воины, возможно, также и специалисты-ремеслен-

ники.

Словом, надписи показывают, что за какие-нибудь три-пять

поколений, не говоря уже о более длительном промежутке вре-

мени, гетерогенные группы в рамках небольшого коллектива

консолидировались и оказались тесно переплетенными брачно-

.270

семейными и клановыми связями. Узость рамок сравнительно

небольшого коллектива активно этому способствовала. Но самое

существенное в том, что обе прежние клановые структуры,

нижнюю (аморфно-сегментарную крестьянскую) и верхнюю

(кланово-корпоративную), пронизывали линии конического кла-

на правителя удела, быстрыми темпами разраставшегося в пра-

вящем доме и в силу небольших размеров удела проникавшего

своими ответвлениями практически всюду. Ведь наибольшее

число жен и сыновей было всеща именно у главы удела. Каж-

дый же его сын занимал видное место на иерархической лестни-

це и в свою очередь имел немало собственных сыновей, которые

тоже находились на высокой, не ниже третьей, ступени той же

лестницы. Кровнородственная близость всей этой родни к прави-

телю удела давала ей в руки немалые преимущества и прежде

всего наиболее солидный кусок при редистрибуции коллективно-

го достояния.

Вследствие этого постепенно все важнейшие места в приви-

легированных кланах-корпорациях, в возникшей системе удель-

ной администрации захватывали именно те, кто принадлежал к

коническому клану правителя, строго в зависимости от степени

близости к правителю и в соответствии с нормами иерархиче-

ской структуры родства. Ситуация в общем-то не редкая в ана-

логичных феодально-клановых структурах (вспомним о бояр-

ском местничестве в феодальной Руси). Очевиден и результат:

нормы конического клана, пронизывая всю структуру, доходя до

низов (далее пятой ступени родство обычно не учитыва-

лось — но реально-то оно существовало), связывали практиче-

ски весь удел в нечто цельное, подчиненное нормам феодально-

кланового родства. Это и есть цзун-цзу, система цзун-фа.

Усыновление и вообще адаптация чужаков позволяли нор-

мам клановой структуры практически инкорпорировать в себя

всех, создавая, во всяком случае на первых порах, едва ли не

стопроцентную включенность всего населения удела в удельную

кровнородственную клановую систему цзун-цзу. Разумеется,

практически это возможно было лишь до определенного предела,

за рамками которого структура уже не могла существовать как

некое единое цельное и начинала раскалываться. Поэтому в

укрупнявшихся уделах рано или поздно рядом с господствующей

клановой структурой правящего дома появлялись и иные, обыч-

но непротиворечиво вписывавшиеся в общие феодально-клано-

вые нормы, но сохранявшие при этом свое имя, свой клан, свою

цзун-цзу (иноща ею могла быть клановая система правителя

аннексированного чужого удела).

Процесс институционализации клановой структуры в ранне-

чжоуских уделах не ограничивался, однако, появлением рядом с

правящим кланом других, порой с ним соперничавших. Возник-

новение ситуации политического соперничества разных клано-

.271

вых групп в рамках разраставшегося удела, будущего царства,

было связано также и с естественным процессом неравномерного

развития боковых (коллатеральных) линий правящего клана.

Одни из них, чьи представители получали более прибыльную

или влиятельную должность, процветали, другие, напротив,

приходили в упадок.

Соперничество и местничество усложнялись произвольной

политикой главы клана, который порой действовал по собствен-

ному разумению, приближая одних и отдаляя других, а то и де-

лая ставку на способного аутсайдера, прибывшего из другого

удела представителя иного феодального клана. И хотя не всеща

это было просто сделать, так как существовал принцип наслед-

ственного права аристократов той или иной ветви правящего

дома на ту или иную должность, все же возможности для подоб-

ного рода перестановок были, хотя бы за счет разрастания и

пересмотра время от времени номенклатуры должностей.

Результатом процесса институционализации власти в уде-

лах, формирования там разветвленных клановых структур стало

рождение устойчивой феодально-клановой иерархии чинов-ти-

тулов, должностей и владений теперь уже в рамках разросше-

гося удела, каких в IX—VIII вв. до н.э. было в чжоуском Китае

едва ли более двух-трех десятков. В надписях «Фань Шэн гуй»

и «Мао-гун дин» наряду с гун-цзу встречаются термины цин-ши

и да-ши [105, т. 6, с. 133а, 135а].

Знак ши в первом случае буквально означает «дело», во вто-

ром — «секретарь», «делопроизводитель», «писец». Из контекста

упомянутых надписей не вполне ясно, что означают оба бинома-

словосочетания. Но если иметь в виду, что биномы упомянуты

рядом с гун-цзу, а вся речь вложена в уста вана, обращающегося

в надписи «Фань Шэн гуй» к Фань Шэну, то можно предпо-

ложить, что первое словосочетание (цин-ши) соответствовало

обозначению категории сановников удела (Г.Крил предлагает

термин «министры» [194, с. 106, примеч. 15]), тогда как сле-

дующее (да-ши) — чиновников-администраторов. В надписи

«Мао-гун дин» контекст чуть иной, но там тоже ван обращается

к Мао-гуну и использует в своей речи словосочетания цин-ши-

ляо и да-ши-ляо, причем оба они явно обозначают некие кате-

гории чиновников (чуть ниже опять-таки упоминается гун-цзу).

Складывается впечатление, что в чжоуских уделах в

IX—VIII вв. до н.э. существовала уже достаточно четкая иерар-

хия социальных слоев. Видимо, ее ступени, как то стало харак-

терным для Китая веком позже, в период Чуньцю, формирова-

лись прежде всего в зависимости от места на генеалогическом

древе конического клана в уделе. Как известно, родовых имен

среди чжоуской знати были считанные единицы. У самих чжоу-

сцев таких имен («син» — ныне данный знак обозначает поня-

тие «фамилия») было лишь два, Цзи и Цзян, причем родствен-

.272

ники вана из дома Цзи практически преобладали среди вла-

дельцев уделов почти абсолютно, тоща как из рода Цзян их

было очень немного. Неудивительно, что в целях удобства вла-

дельцы уделов все чаще предпочитали именовать себя не по фа-

мильному знаку, а по названии) удела (Лу, Цзинь, Вэй и т.п.).

Однако при всем том все они оставались членами рода Цзи.

С усложнением структуры крупного удела кланы цзун-цзу,

как упоминалось, распадались. Раскол их шел опять-таки в

строгом порядке, обусловливавшемся нормами конического кла-

на. Те, кто принадлежал к его главной линии или тяготел к ней,

оказывались, насколько можно судить, в клане правителя-гуна,

т.е. в гун-цзу, и именовались по имени эпонима, родоначальника

клана, давшего клану имя, патроним-ши (ши здесь — клановое

имя). Те, кто оказывался родоначальником влиятельной боковой

линии в рамках удела, создавали собственные клановые группы

с иными патронимами-иш. Это и были «министры» цин-ши с их

группами цин-ши-ляо.

Впоследствии цинами стали именовать владетельных ари-

стократов, которые имели субуделы в рамках разросшегося

удела, а дафу — тех, кто своего удела не имел и получал за

службу кормление от гуна или цина, а то и просто выдачи из

казны, содержание от патрона. Не исключено, что категория да-

ши (да-ши-ляо) из рассматриваемых надписей была прототипом

этой группы лиц на ступенях формирующейся иерархической

лестницы уделов. Иными словами, в лице да-ши-ляо, которые в

период Чуньцю стали именоваться просто дафу — если отож-

дествление тех и других справедливо, — мы имеем достаточно

многочисленных чиновников и особенно воинов, рыцарей-ари-

стократов, служивших главе удела или находившихся в команде

одного из влиятельных сановников-цинов того же удела.

Раскол единой клановой структуры цзун-цзу в рамках не-

большого раннечжоуского удела на несколько в пределах укруп-

нившегося княжества вел к структурному ослаблению разросше-

гося удела. Клан правителя в нем оказывался уже не единствен-

ной силой, но лишь главным среди нескольких влиятельных со-

перничающих клановых групп, возглавлявшихся сановниками-

министрами, наследственными владельцами их субуделов-вот-

чин. Правда, вплоть до середины VIII в. до н.э. существование

такого рода субуделов-вотчин, видимо, официально не призна-

валось. И существовали они до того времени, похоже, лишь де-

факто, но не де-юре. Однако сам принцип сосуществования со-

перничающих клановых групп и соответственно субуделов

(вначале, возможно, лишь временных и условных кормлений,

еще не вотчин) уже возник, так что юридическое его оформле-

ние было лишь делом времени.

Это время наступило тоща, коща мощь раннечжоуских ва-

нов окончательно ослабла, а западночжоуский Китай рухнул,

16-4

226

273

уступив свое место новой политической структуре, в рамках ко-

торой ван был уже только владельцем домена с центром на во-

стоке, в Чэнчжоу-Лои. Но к такому повороту событий влия-

тельные уделы западночжоуского Китая были уже подготовле-

ны. Сам ход вещей, логика процесса эволюции политической

структуры уделов вели именно к этому, т.е. к ослаблению внут-

ренней мощи удела, пусть даже не сразу, а по мере институцио-

нализации власти владетельных аристократов-цинов в их владе-

ниях внутри уделов.

Почему же удельные правители-гуны, сами возвысившиеся и

обретшие независимость от центра, от чжоуского вана именно

потому, что стали во главе автономных образований-уделов, и

поэтому хорошо знавшие, к чему ведет феодально-удельная де-

централизация, шли на создание наследственных вотчин для

цинов в рамках собственных уделов? Почему это происходило

практически во всех значительных уделах-царствах чжоуского

Китая, правители которых, спохватившись, перестали создавать

новые владения для цинов уже достаточно поздно, когда для не-

которых из них ситуация складывалась настолько неблагопри-

ятно, что становилась критической? Можно, конечно, сослаться

на классический афоризм о том, что история никого не учит. Но

только ли в этом дело?

Дело в том, что еще в IX, даже в VIII в. дс н.э., спустя два-

три века после поражения Шан, когда государство Западное

Чжоу уже близилось к своему концу и даже когда оно уже рух-

г.уло, 2 чжоуский ван перенес столицу на восток, превратив-

шись из некоего всесильного правителя в своего рода первого

среди равных в ряду правителей самостоятельных царств, тот

механизм централизованной редистрибуции, о котором уже

столько было сказано, еще не сложился. И именно в этом была

главная причина возникновения субуделов-вотчин в старых

укрупнившихся уделах. Разумеется, этот механизм формиро-

вался — но в силу обстоятельств и в первую очередь в резуль-

тате противодействия дезинтеграционных процессов и ослабле-

ния власти центра достаточно медленно. А коль скоро так, то не

приходится удивляться, что формой вознаграждения для наибо-

лее близких и заслуженных — причем особенно в таких обсто-

ятельствах, когда не пожаловать крупную награду было просто

невозможно, — по-прежнему было выделение наследственного

удела, вотчины. К этой форме, к слову, на рубеже IX—VIII вв.

до н.э., т.е. уже накануне гибели западночжоуского государства,

прибегали и сами чжоуские ваны.

Известно, что именно в то время были созданы два новых

удела, Шэнь, пожалованное тестю Ю-вана, сподвижнику его от-

ца Сюань-вана, и Чжэн. Известно также, что после перемеще-

ния столицы земли, прежде находившиеся в столичной зоне на

западе, были опять-таки даны в форме удела тому, кто оказал

.274

поддержку Пин-вану в трудные дни переезда на восток и кто

после этого стал правителем нового удела — Цинь. То самое

Цинь, что спустя пять с лишком веков покончило с Чжоу, было

создано на исконных чжоуских землях по повелению Пин-вана

ь момент, когда все уже отлично знали, что создание новых уде-

лов — путь к дезинтеграции государства.

Упомянутые уделы были последними из тех, что создавались

по золе вана. Больше он уже не мог следовать по такому пути

по той простой причине, что не имел для этого возможностей.

Зато в крупных уделах, превращавшихся в независимые цар-

ства, такие возможности были, в чем и состоит одна из важных

причин, почему в уделах в VIII и особенно в VII в. до н.э. про-

должалась практика создания новых наследственных владений

(имеются в виду владения цинов). Практически только в VI в.

она себя изжила — и именно этим временем источники датиру-

ют появление в широком масштабе новых форм редистрибуции,

которую можно было тогда уже считать не только централизо-

ванной, но и, что весьма существенно, бюрократизированной и

дефеодализировавшейся.

Однако, хотя ростки этих форм фиксируются и до VI в. до

н.э., практически не только весь период Западного Чжоу, но и

половина следующего исторического периода, Чуньцю (VIII—

V вв. до н.э.), прошли под знаком древнекитайского удельного

феодализма — формирования его, зрелости и увядания, дефео-

дализации. Как же выглядели нецентрализованные, феодальные

формы редистрибуции, характерные для чжоуского Китая в XI—

VII вв. до н.э.?

Производство и редистрибуция

Для Западного Чжоу источники позволяют вычленить три

региона, в которых организация производства, прежде всего

сельскохозяйственного, отличалась от других вследствие разли-

чий в условиях существования. Соответственно неодинаковыми

были и формы редистрибуции. Эти три региона — исконные

земли чжоусцев, населенные чжоусцами, т.е. столичная зона

Цзунчжоу на западе; населенная преимущественно шанцами, а

также и чжоусцами вторая столичная зона Чэнчжоу на востохе;

территории уделов.

Об условиях жизни, формах существования, характере про-

изводства и взаимоотношений производящих низов с управляю-

щими верхами в источниках сохранилось достаточно много све-

дений. Скажем, в песне «Ци юэ» («Седьмой месяц») из «Ши-

цзина» повествуется, как считают специалисты, о жизни чжоу-

ских земледельцев еще до крушения Шан. Если связать упомя-

нутые в песне эпизоды хозяйственного года (вся ее компози-

17-2 226

275

ция — перечисление месяцев и соответствующих работ), то воз-

никает достаточно стройная картина: крестьяне пашут, сеют,

убирают урожай, выращивают овощи, ухаживают за скотом, за-

готовляют тутовник для шелковичного червя, ткут и прядут,

шьют и готовят пищу, собирают травы и топливо, строят и ре-

монтируют, заготовляют лед на летний сезон и даже участвуют

в охоте. Лучшую часть охотничьей добычи, лучшую ткань и

лучшие одежды они предназначают для правителя-гуна. Мужчи-

ны после сбора урожая используются в качестве рабочей силы

для сооружения его дворца. Лучший кусок жертвенного мяса на

ритуальных торжествах в дни праздника урожая тоже предназ-

начается ему. Не приходится говорить и о том, что вся про-

изводственная сторона повседневной жизни крестьян протекает

под присмотром тянь-цзюня (букв, «господин полей», «хозяин

земли»), контролировавшего работу (см. [96, с. 183—187; 154,

т. 7, с. 676—691]).

Функции тянь-цзюня из «Ци юэ» не вполне ясны. Скорей

всего, он — администратор, может быть, старейшина крестьян-

ской общины. От него, видимо, зависели и перераспределение

земельных наделов, и организация коллективных работ, и опре-

деление той доли, которую приходилось выплачивать в счет на-

турального налога. Видимо, он же направлял очередников на ра-

боты во дворец. Из «Ци юэ» нельзя заключить, что какая-то

часть урожая (а не тканей, одежд, охотничьей добычи, т.е. как

бы продуктов побочных промыслов) шла в виде налога гуну. Не

исключено, что подобной практики не было, ибо для пополнения

казенных амбаров гуна использовались — как то было и в сто-

личной зоне Шан, на чей опыт явственно ориентировались

чжоуские гуны в процессе трибализации и формирования собст-

венного протогосударства, — специальные «большие поля». О

них достаточно много сказано в песнях «Шицзина», начиная с

«И си», краткого песнопения типа гимна:

О Чэн-ван! Ты уже созвал всех!

Возглавляв крестьян- нунфу,

Отправляешься сеять просо.

Поскорее возьмите ваши сохи сы

И все из тридцати ли

Дружно принимайтесь за работу,

Образовав 10 тысяч пар-оу

[96, с. 424; 154, т. 10,

с. 1752—1756] .

Из песни видно, что в раннечжоуском Китае существовала

традиция, согласно которой сам правитель возглавлял пахоту на

специальном поле, куда для работы направлялись представители

чжоуских коллективов. По подсчетам Дин Шаня, чжоусцы в мо-

Текст дан в моем переводе, обоснование которого см. [15, с. 152—156].

276

мент завоевания Шан подразделялись на 30 родо-племенных

групп [108, с. 44]. И хотя цифры в «И си» явно условны, ибо

едва ли даже на очень большом поле возможна одновременная

работа 10 тыс. пар пашущих, кое о чем они все же говорят.

Первая из них, вполне возможно, о числе коллективов, приняв-

ших участие в работе, вторая — о числе участников пахоты на

«большом поле» (быть может — на «больших полях»?). В том,

что спустя век-полтора после Чэн-вана «больших полей» было

уже по меньшей мере несколько, убеждает знакомство с некото-

рыми другими песнями «Шицзина» («Синь нань шань», «Фу

тянь» и «Да тянь» [96, с. 289—294; 154, т. 8, с. 1109—1144]),

ще описывается труд крестьян на общих полях под присмотром

тянь-цзюня и при символическом участии вана, который обо-

значен в песнях поэтическим термином Цзэн-сунь («Потомок»).

Поля, о которых идет речь, названы в песнях «полями Цзэн-

суня», а урожай с них — «урожаем Цзэн-суня».

Все три песни хронологически и стилистически более позд-

ние, чем «И си». Разница и в том, что в одном случае в обряде

вспашки принимает участие правитель, а в остальных о нем

только упоминается, да и то иносказательно. Видимо, можно

предположить, что в столичной зоне Цзунчжоу со временем,

как и в столичной зоне Шан, стало несколько «больших полей»,

за счет урожая с которых существовали ван и все его окруже-

ние, хотя первоначально было лишь одно такое поле, которое

считалось ритуальным. Возможно, это было то самое поле цзе-

тянь, урожай которого предназначался для жертвоприношений и

использовался в качестве страхового фонда.

Известно, в частности, что чжоуский Сюань-ван (827—

782 гг. до н.э.), взойдя на трон, отказался от древнего церемо-

ниала личного участия правителя во вспашке ритуального поля.

Об этом упомянуто в гл. 4 труда Сыма Цяня [86, т. 1, с, 200] и

более подробно — в «Го юе», где сказано, что во вспашке риту-

ального поля издревле участвовал сам ван, и дается достаточно

подробное описание церемониала: тщательное наблюдение за ве-

сенней природой, подготовка казенных сельскохозяйственных

орудий, пост, омовение и жертвоприношение, работа всех на

священном поле (ван проводил одну борозду, остальные утраи

вали это число в соответствии с рангом, т.е. проводя 3, 9, 27 бо

розд, а заканчивали пахоту крестьяне), уход за полем, сбор уро-

жая и т.п. (см. [28, с. 28—30]).

Если сопоставить эти данные с шанскими обычаями и вспом-

нить о найденных археологами массах казенных серпов для

сбора урожая, едва ли будут основания для сомнений в том, что

в Цзунчжоу, как и в столице Шан, для обработки «больших

полей» казенными орудиями с последующим угощением за счет

казны приглашались крестьяне из окрестных поселений,

общин.

17-3 226

277