
иероглифа «сюн» (медведь) вместо близкого ему по графике иероглифа «най», означающего «трехлапая
черепаха» (?), якобы более подходящего для героя, близкого к водной стихии, почитавшегося на юго-востоке
Китая в виде рыбы [Eberhard, 1942, с. 370]. Культ рыбы, универсальный в мифологиях и верованиях народов
(например, вишапы в Грузии [Вирсаладзе, 1976, с. 36, 77 и др.]), засвидетельствован для неолитического и более
позднего Китая изображениями на неолитических сосудах, погребальных рельефах (рис. 1, 12). Но это не
исключает, ло нашему мнению, почитания Гуня на севере Китая в виде медведя. У Ван Чуна встречается оба
написания (с. 13, 211), причем сообщение о превращении в медведя обыгрывается так, что об ошибке при
написании иероглифа не может быть и речи. Поэтому мы считаем возможным читать текст так, как он дошел до
нас.
ж
«Это родовой храм Ся. Три династии (Ся, Инь и Чжоу.— Э. Я.) приносили ему жертву. Ныне вы (цзиньекий
царь) глава союза. Как же вы не приносите ему жертвы?» [Цзочжуань, 1936, с. 429]; см. также {Речи царств, 1958,
с. 171].
37
Образ Юя, которому приписывались такие великие и непосильные дела, безусловно мифологичен.
Сохранились и отголоски таких мифологических мотивов, как превращение Юя в медведя, в образе которого он
рыл русла рек когтями, помощь ему бога дождя — Откликающегося дракона, дракона Хуанхэ, животных,
передвижение им гор [Вопросы Небу, 1958; с. 5а; Вёсны и Осени Люя, 1954, с. '260 и др.], борьба Юя с драконами,
змеями, очищение им земли от чудовищ [Мэнцзы, 1936, с. 47 и др.) и т.д. Также мифологичен образ Гуня,
борющегося с потопом или вызывающего его, похитившего саморастущего змея, растерзанного на краю света,
превратившегося в медведя (вар. черепаху, дракона) и т. д.
38
Заметим, что Юй рождается разрубанием Гуня, т. е. так же как рождался Юй от камня и матери. Здесь могло
быть перенесение мотива рождения Юя в новый сюжет.
39
«Юй и Гунь первыми устроили землю и учредили Девять областей» Каталог, 1977, с. 129].
40
Подобное соединение сходных героев разных традиций можно видеть хотя бы в генеалогиях того же
«Каталога», где, например, соединены имена Сичжуна, которому большинство источников приписывает
изобретение повозки, и Цзигуана: Сичжун при систематизации превращается в отца Цзигуана [Каталог, 1977, с.
128].
41
Это предположение может быть только гипотетическим. На основании данных памятников можно
предположить и другой вариант: Юй был героем той же родовой традиции, что и Гунь, я когда его культ стал
иметь большое значение, его сделали сыном наиболее почитаемого предка-родоначальника.
42
М. Гранэ рассматривает Гуня в связи с космогоническими мифами. Но не борьбу с потопом, а мотив его
изгнания на один из концов света и растерзание там. В мотиве растерзания он видит следы обрядов,
направленных на обновление времени-пространства fGranet, i!9E6, с. 245 и слД,
Указание на создание Юем земли и всего сущего можно усмотреть и в мотивах обхода им земли из края в край,
посещения им «полюсов» мира [Вёсны и Осени Люя, 1954, с. 2921; Ван Чун, 1954, с. 133 и др.], называние им всех
гор, рек, растений, животных, духов и пр. ( = созданию этих «вещей») ГЧжу-анцзы, 1954, с. 118, 217; Ван Чун,
1954, с. 133; Вёсны и Осени У и Юэ^ б. г., цз. 6, с. 2].
** Разница в приурочениях Бога Разливов (Гунгуна) даже в рамках одного памятника (например, «Хуайнаньцзы»)
заставила комментаторов, в частности Гао Ю, каждый раз объяснять, что речь идет о разных людях: о самом
Гунгуне (приурочение к Гаосиню), о его потомке (приурочение к Чжу-аньсюю), о чиновнике со званием гунгун
(приурочение к Шуню).
44
Перевод этого очень темного текста дан с учетом его интерпретации
226
Вэнь Идо (Вэнь Идо, 1957, с. 370 и Больца [Bolz, 1981, с. 142]. Больц считает, что в данном тексте выражение
«растеклись до небес» (общее место в описании потопа) является именем самого Бога Разливов, в котором
персонифицировался потоп. В доказательство этому он указывает, что везде, где говорится об изгнании Гунгуна,
употребляется глагол «лю», означающий «течь», «лить(ся)» и пр. Тогда дословно соответствующие тексты
следует читать: «слил Бога Разливов в Страну Мрака».
48
Таковы реконструкции Юань Кэ (1967, с. 173—206), Чжу Юйлиня (см. русский перевод Б. Рифтина, 1957). В
известной мере к ним можно отнести и реконструкцию Ху Няньи, хотя в ней и сделана попытка анализа. Сюжет
мифа об Охотнике положен в основу одной из сатирических сказок Лу Синя «Побег на луну» [Лу Синь, 1955, т.
в].
46
В советских работах этот герой называется обычно Охотником или Хоуи (транскрипция одного из его
имен). В западных работах его имя или транскрибируется, или переводится в значении «Лучник», «Стрелок».
Обоснование нашей этимологии см. .ниже.
47
Различные формы имен героя, как и разница в записи имени, служили основанием для версии о существовании
под этими именами двух я более персонажей. Мы полагаем, что. все имена принадлежат одному герою. Фоне-
тическое чтение имен Охотника дается современное.
48
1Ошанин, 1955, № 2805]—«И—имя знаменитого стрелка»; [Палладий, 1888, т. 1, с. 245] — «Имя князя, очень
искусного в-стрельбе из лука».
49
Уже «Шовэнь», приводя первое значение иероглифа, не дает ссылок на тексты, так же как и другие китайские
толковые словари.
60
Обращает на себя внимание тот факт, что имя героя «И» и слово «шэ», входящее в этот постоянный эпитет,—
графические разновидности, обозначающие одно и то же понятие «стрелять из лука». Древние начертания знака
«шэ» являются изображениями рук, пускающих стрелу, или руки, натягивающей тетиву [Karlgren, 1940, с. 336, №
807].
ы
Словосочетание «иньтянь» можно понимать как постоянный эпитет,, присвоенный герою в значении «страстный