Речь пошла о том, что именно они могут высмеивать и чего касаться нельзя, что
должно   быть   объектом   журнальной   сатиры   и   в   каких   размерах   эта   сатира   вообще
допустима в печатных изданиях.
«Всякая   всячина»   сообщила,   что   она   стоит   за   сатиру   в   «улыбательном   духе»,
которая   не   затрагивает   отдельных   лиц   и   конкретных   недостатков   государственно-
политического   строя   России,   а   выступает   лишь   против   пороков,   не   целя   ни   в   кого
персонально. Императрица не хотела терпеть никакой критики. Все, что было ею заведено
в стране, она считала  замечательным, совершенным по мысли и по исполнению и не
желала слушать   советов. Если  и были  недостатки   в  управлении  Россией,  то  все они
относились за счет предыдущих царствований, а нынешнее, по мнению Екатерины, от
этих недостатков стало свободным.
Решительно отводит «Всякая всячина» жалобы на чиновников – подьячих, часто
исходившие из уст русских писателей и журналистов: «если бы менее было около них
искушателей, не умалилися ли бы тогда и на них жалобы». Не «искушать» же подьячих
весьма легко, для этого не нужно... вовсе к ним обращаться: «не обижайте никого; кто же
вас обижает, с тем полюбовно миритеся без подьячих, сдерживайте слово и избегайте
всякого   рода   хлопот»   («Всякая   всячина»,   с.   160).   Журналистам   рекомендовалось   не
затрагивать недостатков русской жизни.
Сама   «Всякая   всячина»   вовсе   не   желала   касаться   общественных   пороков,
предпочитая   говорить   иногда   о   человеческих   «слабостях».   Зато   каким   благородным
негодованием загорался журнальный автор, выступая с критикой некоторых, казавшихся
ему   возмутительными   фактов!   «Многие   молодые   девушки,   –   с   осуждением   писала
«Всякая всячина», – чулков не вытягивают, а когда сядут, тогда ногу на ногу кладут; через
что подымают юбку так высоко, что я сие приметить мог, а иногда и более сего» (с. 156).
При этом «Всякая всячина» не упускала случая преподать свою точку зрения на
существенные вопросы современности, иногда прибегая к прозрачным иносказаниям. В
22-м номере редакция напечатала сказку о том, как некие портные шили мужику новый
кафтан, ибо  из   старого  владелец   вырос. Добрый   приказчик   созвал  портных,   выбрали
покрой, решили кроить в запас; между тем мужик дрожит от холода на дворе. Но когда
приступили к работе, «вошли четыре мальчика, коих хозяева недавно взяли с улицы, где
они с голода и с холода помирали». Им приказали помогать портным, однако дело только
замедлилось,   так   как,   хотя   «сии   мальчики   умели   грамоте,   но   были   весьма   дерзки   и
нахальны: зачали прыгать и шуметь» (с. 166). Мальчики выкрикивали свои требования,
критиковали портных и не поддавались благоразумным уговорам.
Статья эта не окончена, «продолжение впредь сообщу», – обещала редакция, тем не
менее его не последовало. Нетрудно видеть,  что в этой весьма  прозрачной  аллегории
«Всякая   всячина»   выражала   свое   (и,   разумеется,   царицыно)   недовольство   работой
Комиссии по составлению Нового уложения. «Мужику» – населению России – затеяли
шить новый кафтан, т. е. приводить в порядок законы, а дерзкие мальчики (читай: группа
сочувствовавших  крестьянству  депутатов)   сорвали   полезную   деятельность   «портных»,
которую они начали по указанию самой императрицы. «Мужик» остался без кафтана, он
продолжает   мерзнуть,   но   в   этом   вина   не   правительства,   а   добровольных   народных
заступников, утверждала «Всякая всячина», и надо негодовать против них, а не против
государственной власти.
Можно   с   уверенностью   полагать,   что   основные   материалы   «Всякой   всячины»
принадлежат   Екатерине  II,   при   которой   Козицкий   выполнял   функции   литературного
редактора, потому   что она  писала  по-русски   совсем  неграмотно,   хотя  очень  много  и
чрезвычайно охотно.
В журнале участвовали А. О. Аблесимов, Н. Ф. Берг, И. П. Елагин, Г.В. Козицкий,
А.П. Сумароков, граф А. П. Шувалов, А. В. Храповицкий, вероятно, его сестра М. В.
Храповицкая-Сушкова и др. П. Н. Берков предполагает, что под псевдонимом «Фалалей»
скрывался Д. И. Фонвизин
11[5]
.